Нулевой пациент. Книга Первая (СИ) - Эльто Эра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Как они…
- Полиция вышла на твоего турка, потому что он идиот и продал пацану оружие, из которого тот убил почти тридцать человек, - прервал его Рамон. - И турок оказался так труслив, что выдал твое имя на первом же допросе. Вывод тут только один. Впредь внимательно подбирай людей и не пускай к себе тех, кто может дать слабину. Короля определяет свита, а твоя - с гнильцой.
- Как ты смеешь…
- Я твой адвокат. - Рамон поднял руку, заставляя его замолчать. - И я знаю тебя лучше остальных. И этот фарс с судом, с турком и со всеми остальными - тщательно спланированная акция. У тебя есть одна надежда. И она перед тобой. Так что заткнись и слушай. И через неделю мы встретимся накануне суда и еще раз прорепетируем то, чему я научу тебя сейчас. И не дай бог тебе отклониться от плана. Возражения?
Самсон покачал головой. Сел на диван и замер в ожидании. Парадоксально, но злость улетучилась. После того, как Эверетт съехался со своей докторшей, в нем что-то изменилось. Он то ли успокоился, то ли наоборот стал более подорванным. Более проявленным, так будет правильно сказать. Резким.
- Приступайте, месье адвокат. Я весь ваш.
Глава третья. Офелия Лоусон
Вечер 10го мая, среда
Офелия вздохнула, провела тыльной стороной руки по лбу и опустилась на диван. Обычно Рамон не опаздывал к ужину. Но сейчас его не было дома, а это значит, что либо он поест где-то еще, либо задержится, а это значит, настроение у него будет не самым миролюбивым. Мистер Эверетт вообще не отличался добрым нравом. Конечно, с ней он вел себя иначе, но со всем остальным миром оставался жестоким, прагматичным и несгибаемым. Однажды она уже попала под горячую руку адвоката, когда умер его свидетель, и поэтому осторожно прощупывала границы, чтобы определить для себя безопасную зону. Пока все было хорошо. Даже очень. Он дарил ей подарки, то и дело возил в рестораны и при этом не знакомил ни с кем, если того не требовали обстоятельства. Их замечали в ресторанах и театре, но в таких ситуациях Эверетт вел себя осмотрительно и вежливо сворачивал разговор, не позволяя ему толком начаться. Офелия играла по его правилам, не задумываясь о причинах их происхождения, пока не поняла, что и она сама не горит желанием представлять его кому-то из коллег. То, что происходило между ними, только их. Доступа туда не было даже тем, кто знал обоих. Не только негласные правила о невмешательстве появились в ее жизни. Но и вполне определенные законы, по которым жил Эверетт, и которые им пришлось обсудить и утвердить. Они договорились о границах.
Правило номер один. Ужин - это святое за исключением дней дежурств Офелии в больнице или судебных заседаний, назначенных на вечер. Если дела занимают вечер внезапно, один должен найти способ предупредить второго. Любым образом. Они отправляли нарочного с записками, звонили на рабочие номера. За два месяца подобные ситуации возникали два или три раза. То Офелию задерживали на операции, то кто-то из клиентов Рамона внезапно назначал встречу. Сегодня Эверетт опаздывал, не предупредив, впервые.
Правило номер два. Как бы не была великолепна близость и как бы ни хотелось ее продлить, адвокат всегда уходил спать в отдельную комнату. Сама комната была открыта, и он несколько раз звал Офелию туда, но Лоусон не стремилась проникать в это по-спартански оборудованное помещение. Он немало удивился, когда она попросила убрать матрас с постели в спальне, даже сначала воспринял это как манипуляцию, но через пару недель понял, что она тоже привыкла спать на жестком. Что не мешало ему каждый раз уходить к себе. Лоусон об этом не задумывалась. Сколько себя помнила, она жила одна. Она могла задремать рядом с Рамоном, как это произошло в резиденции с конюшней, но именно спать предпочитала одна. На жестком и обязательно с двумя одеялами. Одно пропускала между ног и дотягивала так, чтобы можно было положить его под голову, а другим укрывалась.
Правило номер три. Она не должна была расспрашивать его о работе. С одной стороны, она не стремилась, с другой - четко сформулированный регламент помогал не испытывать лишних мук любопытства. Впрочем, Офелия о работе тоже не говорила. Эверетт мало что понимал в хирургии, и поделиться с ним мыслями и наблюдениями она не могла, для этого существовали коллеги. А все остальное относилось к секретным данным пациентов, и разглашению не подлежало.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})И они никогда не обсуждали мужчин и женщин, с которыми имели дело. Лоусон всеми силами убегала от настойчивого внимания Астера, стараясь сделать так, чтобы Рамон о нем не узнал (ну хотя бы не вспомнил). Инстинктивно она понимала, что Дональд проживет недолго, если переступит черту. Разговоры о бывших и тех, кто пытался влезть в их отношения, были табуированы. В остальном все урегулировалось само собой.
Офелия хорошо помнила тот день, когда такси перевезло ее с небольшим чемоданом в этот новый дом. Рамон ждал в квартире. Вещи на последний этаж поднимал портье. Офелия прошла в квартиру, еще до конца не понимая, что происходит, а адвокат стоял прямо напротив двери у огромного панорамного окна, заложив руки за спину, и смотрел на нее светящимися от радости глазами. Этот взгляд был настолько чист и светел, что отпечатался в ее сердце. Она видела его и позже. Почти каждый день. Но в тот вечер он дал нечто особенное. Особенный старт их отношениям, которые развивались слишком стремительно и, наверное, шаблонно.
Когда за портье закрылась дверь, в квартире наступила такая тишина, что ушам стало больно. Оба не шевелились, глядя друг на друга. Офелия чувствовала себя смущенной. Рамон не показывал ничего, кроме этой обезоруживающей, почти мальчишеской улыбки. И он был так прекрасен в этот момент, что единственное, о чем она мечтала: запомнить. И запомнила. Его лицо в мельчайших деталях, позу, в которой он стоял, неровно отогнутый ворот рубашки и складки пиджака на локтях. Солнечный свет в шоколадных волосах, чертинки в синеве глаз. И белозубую улыбку, которая стала совсем другой. Теплой. Родной. Она не понимала, как они за две или три недели смогли пробежать такой путь. Наверное, у бессмертных существ все в разы быстрее, чем у людей. Им отмеряна вечность, но они берегут каждую минуту. И каждую минуту стараются жить так, чтобы потом не жалеть о потерянном времени.
Офелия, погрузившаяся в воспоминания, с тревогой взглянула на часы. Может, он передал записку, и ее просто не успели доставить? Она глянула на стол. Она редко готовила. Эверетт считал, что его женщина не должна его обслуживать и предпочитал водить ее в хорошие рестораны. Но после долгих разговоров понял, что для нее приготовление пищи не обязательство. И она делает это не потому, что должна. А потому, что нравится. Это медитативно в процессе и дьявольски приятно в конце, когда любимый мужчина блаженно жмурится, наслаждаясь. Наверное, именно этого ей хотелось сегодня. Увидеть, как медленно, но неотвратимо разглаживается его лицо, как взгляд проясняется и светлеет, как уходят морщинки. Как исчезают мысли о работе и на смену скандально известному адвокату приходит ее мужчина.
Она вздрогнула, вынырнув из размышлений. Скрежет ключа в замочной скважине. Дверь медленно открылась. Рамон молча показался на пороге. Увидев ее, стол, он бросил взгляд на часы и побледнел. Она невольно выдохнула. От облегчения.
- Лия, прости, - не раздеваясь, он пересек прихожую и заключил ее в объятия.
Лоусон покачала головой, не зная, что сказать. Она не могла говорить. Туча эмоций пронеслась в ее душе и улеглась, уступая место знакомой нежности. И этому сладкому чувству - находиться в его объятиях. Она в свою очередь обняла мужчину, погладила его по спине и отстранилась, заглянув в глаза.
- Голоден?
- Как стая диких оборотней, - проговорил он. - Задержался на сорок минут.
- Вино или воду?
- Вино и тебя, - улыбнулся он. Но улыбка получилась безрадостной. Офелия хотела спросить, как он, но вовремя прикусила язык. Очевидно же, что он только с работы. Встречался с кем-то из клиентов. В календаре на холодильнике некоторое время назад Рамон обвел красным семнадцатое число. Он коротко пояснил тогда, что это важное заседание, и ближе к нему он может стать очень неприятным. Почему она про это не вспомнила, когда придумала себе бог весть что?