Ангелы Опустошения - Джек Керуак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот у дверей теперь она нас приветствует:
– Я так рада что вы смогли прийти!
– Извините что припоздали – не на тот автобус сели —
– Я так рада что вы смогли прийти, – повторяет она, закрывая дверь, поэтому я понимаю что она чувствует что я вгоню ее в невозможную ситуацию, которая возникнет в столовой, или же иронию, – Так рада что вы пришли, – произносит она еще раз и я осознаю что это всего-навсего простая логика маленькой девочки, лишь повторяй добрые приятности и дальше и твоя любезность не рассыплется – Она по сути вдохновляет всю вечеринку атмосферой невинности а иначе там всё щетинилось бы враждебными вибрациями. Я вижу как Джеффри Дональд смеется очарованный, поэтому знаю что все в порядке, вхожу и сажусь и о’кей. Саймон усаживается на свое место, с «оо» искреннего уважения на губах. Лазарь тоже там, ухмыляется почти совсем как Мона Лиза, руки по обе стороны от тарелки обозначая этикет, большая салфетка на коленях. Рафаэль совсем сполз развалившись в кресле изредка хватая кусочек ветчины с кончика вилки, элегантные ленивые руки болтаются, кричит, иногда совершенно затихает. Ирвин бородат и серьезен но смеется внутри (от очарованного счастья) так что глаза его не могут не лучиться. Его глаза вращаются с одного лица на другое, большие серьезные карие глаза которые если предпочтешь не отрываясь смотреть на них то он вытаращится на тебя обратно и однажды мы вызвали друг друга на гляделки и пялились минут 20 или 10, я забыл, и его глаза стали под конец лишь еще безумнее, а мои устали – Пророк Глаз —
Дональд изящен в сером костюме, смеется, рядом девушка в дорогой одежде и говорит о Венеции и что там можно посмотреть. Рядом со мною симпатичная девчонка которая недавно поселилась в пустующей комнате у Розы, приехав в Сан-Франциско учиться, вот оно как, и я тогда думаю: «Роза пригласила меня чтобы я с нею познакомился? Или она знала что все поэты и Лазари все равно увяжутся за мной?» Девчонка встает и помогает подавать на стол, Розе, что мне нравится, но она надевает фартук, типа кухаркиного фартука такого и я чуть не попутал, в собственной грубости.
Ах как элегантен и чудесен Дональд, прям Дудка Довольства, сидит рядом с Розой, вставляет уместные замечания ни одного из которых я не помню так тщетно завершены они, типа «Не такой красный как помидор, я надеюсь» или же то как сокрушительно он рассмеялся вдруг когда все остальные проделали то же самое когда я ляпнул свой faux pas,[73] проканавший как шутка, выпалив:
– Я всегда езжу на товарняках.
– Кто вообще сейчас ездит товарняками! – Грегори, – Я не врубаюсь во всю эту чушь когда ездишь на товарняках и меняешься с бичами бычками – Зачем ты во все это пускаешься, Дулуоз? —
– В самом деле кроме шуток!
– Но это же первоклассный товарняк, – и все фыркают а я гляжу на Ирвина под этот смех и говорю: – В самом деле, Ночной Призрак первоклассный поезд, ни одной остановки всю дорогу, – что Ирвину и так известно про железную дорогу от Коди и меня – Но хохот неподделен, и я утешаю себя напоминанием, воплощенным в Дао моего воспоминания: «Мудрец вызывающий хохот ценнее колодца». Поэтому я как колодец перемигиваюсь с полным до краев вином небосводом стекла и выливаю графины вина (красного бургундского) себе в стакан. Почти неприлично как я стенаю на это вино – но все остальные начинают мне подражать – По сути же я и дальше наполняю стакан хозяйки затем и свой собственный – В чужом монастыре, как я всегда говорю —
Совершенное развитие вечеринки вращается вокруг темы как мы возглавим революцию. Я вставляю чуток от себя говоря Розе:
– Я читал о вас в нью-йоркской «Таймс» что вы жизненно важный движущий дух всего поэтического движения в Сан-Франциско – Вот вы значит какая, а? – и она мне подмигивает. Мне хочется добавить «Ах проказница» но я здесь не острить, сегодня у меня расслабленный вечер, мне нравятся хорошая пища и хорошее вино и хорошая беседа, как то чего нищий лишен.
И вот Рафаэль с Ирвином подхватывают тему:
– Мы пойдем до конца! Мы разденемся полностью чтоб читать свои стихи!
Они орут это за этим вот вежливым столом и все же все кажется естественным а я гляжу на Розу и вновь она подмигивает. Ах она меня знает – В слава-божную минутку когда она отходит к телефону а остальные надевают в прихожей пальто, за столом одни мы мальчишки, Рафаэль вопит
– Вот что мы сделаем, нам придется раскрыть им глаза, нам придется разбомбить их! Бомбами! нам придется это сделать, Ирвин, мне жаль – это правда – это все слишком уж правда, – и вот он встает снимая штаны за кружевной скатертью. Он не медлит с этим вытягивая из штанин колени но это всего лишь шутка и быстренько подвязывается снова когда возвращается Роза. – Мальчики, теперь надо все мухой! Уже почти пора начинать чтения!
– Все поедем в разных машинах! – призывает она.
Я который ржал все это время спешу закончить ветчину, вино, спешу поговорить с девицей продолжающей молча утаскивать тарелки —
– Мы все будем голыми и журнал «Тайм» не станет нас снимать! Вот где слава-то! Не бойтесь ее!
– Я вздрочу прямо перед ними! – вопит Саймон стуча по столу, с большими серьезными глазами как у Ленина.
Лазарь настойчиво тянется вперед со своего стула чтобы все услышать, но в то же время барабанит по стулу или качается. Роза стоит озирая нас прицокивая языком но подмигивает и все нам спускает – вот такая уж она – Все эти сумасшедшие маленькие поэтики жрут и вопят у нее в доме, слава богу что Ронни Тэйкера с собой не прихватили а то он бы вообще со столовым серебром ушел – тоже ведь поэт был —
– Давайте начнем революцию против меня! – ору я.
– Мы начнем революцию против Фомы неверующего! Мы введем райские сады в штатах нашей империи! Мы достанем средний класс обнаженными нагими малышками что будут подрастать бегая по всей земле!
– Мы будем размахивать штанами с носилок! – вопит Ирвин.
– Мы будем подпрыгивать и хватать малышек! – ору я.
– Это хорошо, – говорит Ирвин.
– Мы облаем всех бешеных псов! – торжествующе надрывается Рафаэль. Ба-бах по столу. – Это будет —
– Мы будем качать малышек у себя на коленках, – говорит Саймон непосредственно мне.
– Малышек-пышек, мы будем как смерть, мы упадем на колени чтоб испить из беззвучных потоков. (Рафаэль.)
– Ух ты
– Чё это значит?
Рафаэль пожимает плечами. Открывает рот:
– Мы молоты вобьем им в пасть! Они будут молотами огня! Сами молоты будут в огне! Он будет вбивать и вбивать им во властные мозги! – То как он произносит мозги проникает нам под самую кожу, смешные раскаты… густые, искренние звуки… «муаззги…»
– Когда же я смогу стать командиром звездолета? – спрашивает Лазарь которому от нашей революции ничего больше не надо.
– Лазарь! Мы снабдим тебя воображаемыми золотыми горлицами вместо мотора! Мы повесим чучело св. Франциска! Мы убьем всех крошек у себя в мозгах! Мы вольем вино в глотки разлагающихся лошадей!!! Мы притащим парашюты на поэтическое чтение!
(Ирвин держится за голову.)
Это лишь избранные примеры того что он говорит на самом деле —
И мы все грузим, типа Ирвин грузит вот таким:
– Мы будем показывать задницы на экранах Голливуда.
Или я говорю:
– Мы привлечем внимание гнилой урлы!
Или Саймон:
– Мы покажем им золотой мозг наших хуев.
То как эти люди разговаривают – Коди говорит:
– Мы отправимся на Небеса опираясь на руку того кому помогли.
92
Проездом как исчезающая молния, и не беспокойся —
Мы все втискиваемся в две разные машины, Дональд едет впереди, и отъезжаем на поэтическое чтение которое мне будет не по кайфу на самом деле и я его еле выдержу, я уже вбил себе в голову (вино и прочее) выскользнуть в бар и встретиться со всеми потом —
– Кто этот Меррилл Рэндалл? – спрашиваю я – поэт который будет читать свою работу.
– Это такой тонкий элегантный парень в очках в роговой оправе и с миленькими галстучками которого ты встречал в Нью-Йорке в «Ремо» но не запомнил, – говорит Ирвин. – Из толпы Харцджона —
Чашки для ужина с чаем – может и интересно слушать как он спонтанно беседует но я не стану высиживать все его ремесленные поделки на пишущей машинке посвященные как это обычно с ними бывает имитации, лучшей поэзии до сего времени написанной, или по меньшей мере приблизительному соответствию – я б лучше послушал новые словесные бомбы Рафаэля, на самом деле я б лучше послушал как Лазарь напишет стихотворение —