Палач желаний - Александр Андреевич Лобанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Брауни, — раскололо поток моей речи короткое замечание Глагола.
— Прости, что? — растерялся я, чуть не поскользнувшись на гладкой поверхности.
— Мою питомицу зовут Брауни. Относись к ней уважительно. Иначе убью, обещаю, — спич был настолько же лаконичен, насколько и безэмоционален. И я не мог понять, была ли эта шутка? Хотя, разбирая стиль общения Глагола, думаю, что нет. Тем более и Система вывела сообщение об этом.
Сама же змейка отреагировала на это лишь лёгким поворотом головы и взмахом хвоста, словно призывая не отвлекаться на всякие глупости.
— Безусловно, — я улыбнулся, хотя получилось фальшиво. — Брауни была великолепна. Хотя вот тут мне уже не удалось узнать, что же так нужно было всем? Не расскажешь? Наверняка же это часть очень интересной головоломки! Возможно, я даже смогу помочь? Думаю, некоторые части пазла находятся у Критиков, и если мы договоримся о цене…
Я болтал, но это уже мало помогало — дошёл до того, что начал видеть тени. Эти тени были словно спрятаны в глубинах зеркал между двумя реальностями. Откуда-то я знал, что именно эти тени — те, кто не дают нам пройти в зеркальный мир. И их это гнетёт. Они не хотят быть марионетками. Они не хотят находиться в плену. И если в реальность им не пробиться, то один мой взгляд — это уже возможность. Вот только для чего, я пока боялся даже предположить.
— Ты изрядно выбесил как Критиков, так и Жнецов Веры. У последних на тебя явно большой зуб. Сначала они лезут к тебе. Потом ты к ним. У меня возникло чувство, что это уже почти личная война.
— Приготовься, сейчас мы войдём в треснувшую часть. Через две минуты выход в Аномальных пустошах.
Шикарно. Просто фантастически. Локация для спасения чуть ли не хуже, чем потенциальная ловушка. Лезть в заражённые Верой места, которые остались с Чёрного месяца… я даже почти не удивлён. Готов поклясться, следующей нашей целью станет какой-нибудь культовый центр — нужно ведь повышать уровень самоубийственности.
Но то, что смертельных опасностей мне хватит и тут, стало ясно уже спустя полминуты, когда по округе разнёсся мелодичный звон стекла, которое давно разбилось, и теперь осколки хрустят под давлением чьих-то незримых шагов.
— Так и должно быть? Ты вроде бы говорил, что местные поприветствуют нас только через час. Я ещё не готов к встрече, приветственную речь не отработал, марафет не навёл, — не выдержав, зашептал я, невольно пытаясь не выделяться, а также стараясь определить, откуда исходит звук хруста, чтобы оказаться от него как можно дальше.
— Это гости из пустошей: стая осколков вышла на след. И хорошо, если просто стая, которой не руководят искажения, — это были не столько пояснения, сколько мысли вслух, результатом которых стало решение: — Выходим сейчас, я вижу подходящее место.
Ну хоть раз мы не прём навстречу опасности, а благоразумно от неё убегаем — у меня нет ни малейшего желания узнавать, что это за «стая осколков» и тем более «искажения», управляющие ими. Хотя и вылезать в Пустоши тоже не хотелось. Очень.
Порефлексировать мне, однако, не дали: Глагол сказал — Глагол сделал. Схватив за плечо, он буквально швырнул меня в одно из ближайших зеркал, так что я едва успел прикрыть лицо руками в момент, когда зеркало распадалось на осколки.
Глава 10. Или почему ночным гостям стоит бить морды? Часть 2.
Я оказался на другой стороне и, упав на землю, прокатился не меньше метра по инерции. Рывком начал подниматься, но замер в стойке на коленях — я ничего не видел. Нет, уважаемый читатель, я не ослеп. И даже не оказался в кромешной тьме, хотя, безусловно, было темно, но меня окружал вполне привычный ночной полумрак. По-настоящему видеть мешал туман. Густой. Плотный. Тяжёлый. Невозможный. Но тем не менее облепивший тело, словно смирительная рубашка, давивший на лёгкие и превращавший всё на расстоянии дальше вытянутой руки в однородную молочную беспросветность. Даже Феникс, приземлившийся мне на плечо, был едва различим.
Это оказалось неожиданно, с учётом того, что я не знал, чего ожидать — информации о пустошах практически не имелось. Все вылазки, даже исследовательские, запретили годы назад. Информации от удалённого наблюдения тоже не имелось — поле Веры искажало снимки камер и даже спутников. Да что там, при переподготовке на Критика я получал информацию времён Чёрного месяца! Про пустоши постарались забыть — чтобы Вера в эти места угасла и местность очистилась.
Поэтому я с таким интересом вглядывался в окружающее пространство, и это принесло результаты. Сначала стал виден свет. Он был тусклым. Он был разрозненным. Он окружал меня ровными рядами с двух сторон. И тут я понял, что вижу свет газовых фонарей. Но некоторые огни выбивались из ровных рядов, сияя за барьером из фонарей огромными святящимися пятнами — то были окна. Стоило мне это понять, как сквозь туман проступили очертания и самих домов. Архитектура прошлых веков в лучших питерских традициях с красивой лепниной и колонами. Это принесло новую порцию ощущений — под ногами у меня находилась неровная булыжная мостовая. А сквозь стерильность тумана пробились ароматы конского навоза и специй из бакалейной лавки.
Тут я наконец различил звук. Невнятный, но ритмичный и звонкий. И он приближался. Я заозирался, пытаясь определить направление и источник. Но звук становился лишь громче. Не выдержав, усилием воли отправил Феникса вверх — разведать. А звук становился всё оглушительней.
Рывок. Меня дёрнуло назад, так что я чуть не упал, а секунду спустя на месте, где стоял, пронеслась двуколка. И глаза лошади горели алым. Взмах же кнута возничего прошел в считаных миллиметрах от моего лица.
— Не верь тому, что видишь, — выдохнул Глагол, что и вытащил меня из-под удара.
И стоило словам прозвучать, как мой иммунитет словно смахнул с глаз пелену, и я понял, что увиденное лишь морок. Хотя вернее всё же сказать — «эхо прошлого», которое я невольно призвал. Из-под фасадов благопристойных домов выглядывали всё те же постройки, только обветшалые и разрушенные многими бомбёжками. Окна все тёмные и выбитые, а если где-то и виднеется огонёк, то от него веет лишь жутью и опасностью. В воздухе тяжёлый смрад запустения и разрухи. А звуки…
Туман вновь нахлынул и окутал нас, отрезав все чувства. Именно он тут властвовал. Это была его территория. И он оказался не рад нас видеть. Система это подтвердила, выдав сообщение:
"Внимание, внешнее воздействие Веры на ментальную и духовную сферу.
Напряжённость: 1,65 РВ".
— Куда теперь? — стараясь не повышать голоса, уточнил я.
— Вперёд. Не отставай, — Глагол меланхолично погладил свою питомицу, устроившуюся у него на плечах, и его массивная фигура двинулась вперёд.
Мне пришлось поспешить, чтобы не потеряться — уже через несколько шагов всё скрывал туман, и даже Феникс, оказавшийся в поднебесье, не мог увидеть ничего сквозь пелену, на долгие годы закрывшую немалую часть мира.
Глагол старался как можно тише двигаться вдоль домов, вернее того, что от них осталось. Если мне не врала мини-карта, которая больше чем на половину состояла из помех, то мы находились в Петербурге на Варшавской улице и уверенно продолжали движение вдоль неё. Я же крутил головой по сторонам, пытаясь увидеть потенциальную опасность сквозь туман.
И кажется, я что-то заметил. Завихрения тумана вдали. Мне нужно было в него всмотреться, чтобы понять сокрытое. Я вглядывался и, кажется, сумел…
— Не ищи опасность, — одёрнул меня Глагол, и образ рассыпался. — Постарайся расслабиться и не думать. Не питай Пустоши.
Я поморщился. Совет хоть и хороший, но практически невыполнимый. Лазить в аномальные места мне доводилось крайне редко, поэтому я был взволнован. Уважаемому читателю наверняка интересно, чем же так страшны эти Пустоши, да и вообще аномальные локации, особенно после того, как мы встречали различных одержимых людей и даже дома?
Пожалуй, чтобы отвлечься, отвечу: проблема в масштабе. У одержимых источником является человек, реже группа людей, Вера которых и питает образование. Человек обычно воплощает одержимость чем-то одним — на большее не хватает даже тёмной Веры. Дома — может быть несколько вариаций искажений. Но обычно они близки, и к ним можно подготовиться, плюс ограничены лимитом всё той же Веры.
