Мефистон. Кровь Сангвиния - Хинкс Дариус

Когда женщина подошла ближе, Дхармия ахнула. Лицо, скрытое лишь удерживаемой золотым обручем тонкой просвечивающей вуалью, представляло собой алое месиво из рубцовой ткани. Похоже, вся кожа сгорела, отчего воительница казалась ободранным трупом: жестокая мертвенная усмешка вместе с пристальным взглядом лишь подкрепляли это впечатление. Жуткий образ дополнялся изображением имперской аквилы, расправившей крылья на изуродованных щеках и расположившей две головы точно над лишенными век глазами. Белая краска заметно выделялась на блестящем багровом лице женщины.

— Святая Офиуса.

Ливия преклонила колено и взмахом руки приказала остальным сделать то же.

Дхармия с трудом отвела взгляд от кошмарного лица святой и поглядела на остальных серафимов. Перед ней были ожившие легенды-воительницы, храбрейшие и лучшие из детей Дивинуса Прим, избранные далекими владыками Терры, дабы оберегать величайшие святыни планеты. Говорили, что в Вольгатисе живут сотни воинов, и, узнав, что в крепости хранится Окаменелый меч, Дхармия больше не считала эти слова полным абсурдом.

— За тобой следует буря, незнакомка, — заговорила святая. Голос ее казался хриплым рычанием из-за изувеченных голосовых связок. Она говорила, как зверь, но держалась с достоинством и уверенностью.

— Эта буря стала чуть меньше, чем могла бы быть, благодаря жертве моих людей. — Ливия поднялась на ноги. Дхармия заметила, что из ее голоса исчезло обычное лукавство, и тон стал другим — таким, какой девочка никогда не слышала. Мягким и притягательным. — Мы не смогли спасти крепость в Кобелле, госпожа, но заставили отступников дорого поплатиться за путь к вашим вратам. — Она крепче сжала лазерное ружье. — Меня зовут Ливия, и я предлагаю вам все силы, которые у нас остались.

Святая Офиуса посмотрела мимо Ливии на следовавшую за ней разношерстную толпу ополченцев. Все они были ранены, их одежда, сшитая из густого меха, была изорвана и покрыта кровью. Но даже и без этих отметин тяготы войны ясно можно было прочесть по их истощенным лицам, обгоревшим из-за блестящего на солнце снега, по тому, как люди сутулились, понуро опустив плечи. В разреженном горном воздухе было тяжело дышать, и потому они с шумом втягивали воздух. Но лица и устремленные на серафимов взгляды этих людей все так же были полны мрачной решимости.

Святая молча оглядела их. Когда же она заговорила вновь, голос ее прозвучал мягче:

— Я слышала о вашей храбрости в битве за Кобеллу. Мы — орден Освященных Врат, и для нас будет честью биться с вами бок о бок. — Она опустила кистень и кивком показала на армию, идущую по залитым лунным светом равнинам. Даже с такого расстояния можно было заметить не только колонны драгун, но и характерные силуэты танков и тяжелых орудий, поднимавших облака пыли. — Но наши завтрашние гости прибудут сюда не ради паломничества. — Она повысила голос, будто обращаясь к звездам. — Мы ждали этого испытания еще до твоего рождения, Ливия, и встретим его, собрав все дарованные нам силы, но все мои видения предвещают одно. Завтра будет кровавый день.

Ливия поднялась на ноги и подошла к святой.

— Я знаю, что это ваш дом, госпожа, и могу пообещать лишь одно. Пока я и мои люди живы, отступники не доберутся до Окаменелого меча. Мы просим вас лишь о возможности сражаться.

— Отступники никогда и не добрались бы до Клинка, но я с радостью приму это предложение. — Женщина кивнула и посмотрела на стоявшую рядом женщину-серафима. — Старшая сестра Мелитас отведет вас в опочивальни. Советую провести остаток ночи в молитве, ведь утром вам точно представится возможность сразиться.

По приказу Офиусы загремели механизмы, и широкие двери начали разъезжаться, открывая взору залитый лунным светом дворик и сложенные из костей святилища. Сестры-серафимы размашистыми шагами удалились за врата, за ними последовала и святая. Выхлопные трубы ее прыжкового ранца все еще слабо горели, охлаждаясь.

Старшая сестра Мелитас сняла шлем, открыв суровое худощавое лицо и пучок белых волос. На ее щеке была вытатуирована геральдическая лилия, но в остальном она не имела никаких узнаваемых черт. Вытянутое лицо свидетельствовало как о железной воле, так и о годах, проведенных на войне.

— Держитесь рядом, — процедила Мелитас. — Завтра война доберется до Вольгатиса, и мы встретим ее во всеоружии.

Она показала на людей, спешивших по дорогам между домами. Гротескные костяные барельефы и скрученные колонны были озарены светом факелов и жаровен.

— Не попадайтесь нам под ноги до утра, и я позабочусь о том, чтобы вы смогли доказать свою веру.

Она прошла под одной из колоннад и поднялась по ступеням в освещаемый жаровнями шумный арсенал, где над впечатляющим собранием оружия трудились и молились оружейники.

— Сомневаюсь, что кто-то из вас сможет хотя бы поднять наш болт-пистолет, — сказала Мелитас, погладив огромную пушку, словно любимого питомца. — Но у нас есть огнеметы и клинки. — Она покосилась на бойцов Ливии. — Уж с ними-то вы должны справиться. Оружейники позаботятся о вашем оружии. — Старшая сестра скривилась, увидев состояние грязных цепных мечей и цепов. — Мы должны с достоинством встретить завтрашние испытания. — Она провела гостей в соседний зал, где хранилось множество тяжелых плащей и комплектов панцирной брони. — И, Трона ради, не попадайтесь святой Офиусе на глаза, если намереваетесь идти в бой в таком виде.

Солдаты Ливии застыли, изумленно глядя на сверкающее священное оружие и доспехи.

— Но сперва вам следует помолиться, — сказала Мелитас, а после добавила, поморщившись: — И помыться.

Она повела их к опочивальням — широким залам для очищения тел, сна и молитв. Сейчас тут было практически пусто, поскольку все серафимы находились снаружи на укреплениях, готовясь к грядущей битве. Однако в помещениях расхаживали священники и горстка слуг, которых позвала старшая сестра, приказавшая принести свежую воду для омовения и молитвенные коврики.

Когда же все помылись и переоделись, к большому удовольствию Мелитас, она отвела их в капеллу и оставила молиться, а сама направилась к выходу.

— Старшая сестра, — взяв ее под руку, обратилась Ливия так тихо, что ее слышала только Дхармия. — Могу я увидеть Окаменелый меч?

— Зачем? — подозрительно покосилась на нее Мелитас.

— Если мы умрем через несколько часов, то я так и не увижу предмета, которого коснулась рука Самого Императора. — Голос Ливии звучал хрипло, так сильны были ее чувства. — Мне так и не представится возможность ощутить Его присутствие.

— Его присутствие повсюду. — Старшая сестра сурово поглядела на Ливию и постучала рукой по искривленным костям на стене. — Весь сей мир был создан по Его воле.

Ливия незаметно толкнула Дхармию, и девочка шагнула вперед. Слезы навернулись ей на глаза.

— Я так хотела увидеть Окаменелый меч перед смертью. Я слышала о нем такие истории. Когда мои родители были живы, они рассказывали мне о паломниках, молившихся так усердно, что слышали голос Императора…

Старшая сестра строго посмотрела на нее, явно не впечатленная разыгранной сценой, а затем выглянула наружу посмотреть, как отправляются предбоевые обряды и выкатываются на позиции тяжелые орудия.

— Я сама собиралась вознести молитвы в Эдикула Сакрум. Думаю, ничего не случится, если я позволю вам присоединиться ко мне, — пожала плечами Мелитас. — Лишь членов нашего ордена пускают к реликварию, но паломникам дозволено наблюдать издали.

— Эдикула Сакрум? — Ливия нахмурилась, заговорив тем же мягким голосом, что и у ворот.

— Святилище, где хранится Окаменелый меч. — Воительница кивнула, положив руку на плечо Дхармии. — Возможно, вам стоит увидеть, ради чего мы сражаемся.

Старшая сестра вывела их на холодные улицы, оставив мужчин молиться. Женщины поднимались к самой вершине крепости так долго, что Дхармии казалось, будто они прошли по сотням лестниц. Шагая вверх, она различала мелькающие вдалеке прекрасные горы: всякий раз за новым поворотом перед ней открывались занесенные снегом пики, исчезавшие во тьме и накрытые пологом облаков. Вскоре воздух стал настолько разреженным, что Дхармия едва могла дышать, а голова стала странно легкой, словно шарик, привязанный к шее ниткой, готовой порваться в любой момент. Но она шла дальше. Наконец спустя почти час пути они дошли до самой вершины обители.