Реванш (ЛП) - Харт Калли

— А я не считала тебя мелочным типом, пап, — поддразниваю я его.

В последнее время он почти не упоминал о маме. И не казался рассерженным. Во всяком случае, не из-за неё. Хотя мне немного грустно слышать, как он шутит о таких вещах. Он шутит, я слышу это в его голосе и вижу по глазам, но в таких вещах всегда есть доля правды. Ему все еще больно, что вполне объяснимо. Они были вместе двадцать три года, если уж на то пошло. Это долгий срок, чтобы привыкнуть к тому, что кто-то всегда будет рядом, несмотря ни на что. Дыра размером с ту, что мама вырвала в жизни папы, будет заметна, независимо от того, насколько он на нее зол.

С рюкзаком, висящим теперь у меня на плече, ногами, засунутыми в ботинки, и ключами от Nova в руке, я почти готова идти в школу. Однако задерживаюсь на кухне, прислонившись локтями к барной стойке, и стою рядом с папой, пока он просматривает утренние новости на своем ноутбуке.

— Это ведь не перерыв, правда? Между тобой и мамой. Это уже окончательно. Вы не собираетесь снова быть вместе, да?

Папа медленно закрывает ноутбук и поворачивается на барном стуле лицом ко мне.

— Ну, не знаю. Я больше ни в чем не уверен. Раньше я думал, что уже все знал, но потом случилось это, и я даже не знаю ответов на самые простые вопросы. Я не знаю, чего хочу, малышка. Единственное, что я знаю точно, это то, что этот дом кажется намного больше, чем раньше. А иногда мне хочется проехать мимо нового дома твоей матери и посмотреть, что там происходит. Кроме того, все слишком сложно, чтобы даже думать об этом.

Это так удручающе.

Я ухожу, жалея, что не могу облегчить ему жизнь. Не только мамины штучки, но и мои проблемы тоже. Он кипел вчера в кабинете Дархауэра, когда я солгала и заявила, что упала и ударилась головой. Чертовски кипел. Он тоже пострадал, и я ненавижу себя за то, что сделала это с ним. А главное, мне до смерти надоело все время его беспокоить.

В школе все гудят о том, что меня вчера отправили в офис Дархауэра, и быстро становится ясно, почему: меня исключают. Меня переводят в военное училище для девочек. Я больна, и Дархауэр не хотел, чтобы другие ученики видели, как я падаю в обморок в коридоре; кто-то поймал меня, когда я упала у доски объявлений возле спортзала в каком-то психотическом припадке. Сплетен здесь хоть отбавляй. Но никто не знает всей правды.

Как они могли заподозрить, что я отбивалась от Джейкоба Уивинга и действительно оставила следы? Это настолько маловероятный сценарий, что я никого не виню за то, что они упустили его.

Учитывая раннюю встречу Алекса с его социальным работником, он не мог подвезти меня сегодня утром. Я перебираю книги в своем шкафчике, пытаясь найти учебник по английской литературе, когда чувствую чье-то присутствие по другую сторону двери моего шкафчика. Алекс обещал найти меня, как только приедет в школу, так что я предполагаю, что это он. А кто еще это может быть? Я смотрю вниз, ожидая увидеть его белые кроссовки Adidas на ногах, небрежно скрещенных в лодыжках, когда он прислоняется к стене шкафчиков рядом со мной, ожидая, когда я закрою дверь и наконец посмотрю на него. Но... туфли, которые я вижу там, не принадлежат Алексу. Никоим образом. Возможно, сегодня утром у него была встреча с социальным работником, но я хорошо знаю своего парня. Он не будет щеголять в коричневых начищенных кожаных ботинках. Разумная обувь. И штаны хаки? Абсолютно, категорически, ни за что на свете.

Я с грохотом захлопываю дверь, мои волосы встают дыбом. Если кто-то хочет связаться со мной сегодня утром, то он реально пожалеет об этом. Однако там стоит, вежливо ожидая, когда я замечу его, абсолютно незнакомое лицо. Парень с темными волосами, коротко подстриженными и зачесанными назад в очень аккуратном, почти военном стиле. На нем белая рубашка на пуговицах, так хорошо отглаженная, что не видно ни единой морщинки. Сумка через плечо — коричневая кожа в тон ботинкам. Все в нем выглядит чистым и опрятным. Я почти удивлена, что на его левом нагрудном кармане нет маленькой черной таблички с именем, сообщающей, что он член Церкви Иисуса Христа Святых последних дней, и не хотела бы я воспользоваться моментом моего напряженного дня, чтобы поговорить о нашем Господе и Спасителе?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Парень расплывается в неестественно широкой улыбке.

— Сильвер. — Он произносит мое имя так, словно это ответ на вопрос, хотя я понятия не имею, что это был за вопрос. Впрочем, я узнаю это почти сразу. — Девушка, которая приручила Алессандро Моретти, — говорит парень, склонив голову набок. — Сильвер — это твое настоящее имя или прозвище?

Я крепко прижимаю книги к груди.

— Прошу прощения. А ты...? Я не знала, что у нас появился еще один новый ученик.

Его широкая улыбка преображается, приобретая более зловещий оттенок, противоречащий его миссионерскому одеянию.

— Если бы только Роли Хай знал, как им повезло, — размышляет он. — Алекс и я в одном потоке? Уверен, что здесь все станет намного интереснее. Я уже слышал, что Алекса подстрелили, когда он убивал бандита в библиотеке. Он всегда был немного благодетельным человеком, но это уж слишком.

Благодетельный? Какой человек в здравом уме назвал бы Алекса благодетельным?

— Ты знаешь Алекса?

Этот парень не похож на человека, с которым Алекс мог бы общаться вне школы. Волосы, одежда. Из-за жесткой осанки он выглядит так, будто ему в задницу засунули палку на три фута.

Он закатывает глаза, делая вид, что вспомнил о хороших манерах.

— Извини. Забыл преставиться. Меня зовут Зандер. Зандер Хокинс. Мы с Алексом давно знакомы. Когда я зарегистрировался здесь, мне было действительно приятно узнать, что он учится здесь. Всегда приятно видеть хотя бы одно знакомое лицо, когда оказываешься в незнакомой обстановке.

В этом парне определенно что-то не так. Дело не в одежде, не в его короткой стрижке, не в том, как он жестко и нескладно говорит. Все это, вместе взятое, просто кажется неправильным. Как в спектакле. После стольких месяцев, проведенных на периферии школы, когда абсолютно никто не осмеливался или не был достаточно глуп, чтобы заговорить со мной, я проводила много времени, наблюдая за людьми. Не похоже, чтобы мне было чем заняться. Через некоторое время я стала действительно хорошо понимать, как устроены люди, что ими движет. Как часто язык их тела предшествовал их действиям, выдавая то, что они собирались делать дальше.

Этот парень, Зандер Хокинс, похоже, вообще не владеет языком тела. Он так туго натянул поводья, что у меня такое чувство, будто он отсчитывает каждый раз, когда моргает, чтобы убедиться, что это не из ряда вон выходящее. Что бы это ни было, он притворяется.

— Значит, ты из Беллингема? — Я искоса смотрю на него, пытаясь представить его там. «Головорезы» играли против «Отважных» больше раз, чем я могу сосчитать. Будучи членом «Сирен», я посещала кампус Беллингемской школы всякий раз, когда у нас была выездная игра, и я никогда не знала, как оценить это место. Само здание намного старше Роли — каменное, прочное, с ползучими виноградными лозами и плющом, вьющимся по стенам. Повсюду витражи, бросающие цветные лучи на стены коридоров с высокими потолками. Место выглядит как нечто из готического кошмара.

Половина студентов, посещающих Беллингем, происходят из богатых, обеспеченных семей и постоянно задирают носы кверху. Другая половина... скажем так, они из более низкой социально-экономической категории, и их носы обычно крепко приклеены к зеркалу кокса. Несмотря на то, как он сейчас одет, я предполагаю, что Зандер Хокинс из низшей демографической группы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Вообще-то нет, — говорит Зандер. Его глаза впиваются мне в кожу очень странным образом. Он изучает меня так пристально, что его взгляд становится почти невыносимым. — Мы с Алексом знаем друг друга по другому... учреждению.

Я не понимаю. Другое учреждение… Ох! Он знаком с Алексом по колонии для несовершеннолетних! Зандер озорно улыбается, когда видит, как на моем лице загорается понимание.

— Да. Хорошее место для отдыха, — беззаботно говорит он. — Мы с твоим мальчиком неплохо провели время. Это ведь не он ударил, правда?