Леди, будте плохой - Кэндис Герн

– А был ли он добр к вам? – Рочдейл окинул ее своим проницательным синим взглядом, как будто мог заглянуть прямо в душу. – Он сделал вас счастливой?

– Конечно, – ответила она, пожалуй, слишком быстро, – Знакомство с ним было для меня благословением, а замужество – большой честью. Он сделал меня очень счастливой.

Его брови резко взлетели вверх.

– Как его маленькую помощницу? Можете ли вы честно сказать, что вам нравилась рабская покорность ему и его работе больше, чем самостоятельное управление Марлоу-Хаусом и фондом вдов? Готов поспорить, этот старик никогда не позволил бы вам быть самостоятельной женщиной.

Вот опять это. Знакомая литания. Он, кажется, верит, что если Грейс действительно станет «самостоятельной женщиной», то эта новая, освобожденная женщина с радостью прыгнет в его постель.

– Он хотя бы позволял вам иметь свое собственное мнение? – настаивал Рочдейл. – Хоть о чем-нибудь?

Честно говоря, нечасто. Но это личное дело и вообще никак не касается Рочдейла.

Он презрительно усмехнулся ее молчанию.

– Я так и думал, что нет. Правда в том, что он взял еще не сложившуюся, податливую юную девушку и слепил из нее идеальную епископскую жену, публичный образец своих поучений. Но еще не слишком поздно разбить эту форму и начать лепить заново. К счастью, вы все еще молоды и можете…

– В прошлом году мне исполнился тридцать один год. Не такая уже и молодая.

– Боже мой! Такая старая карга? – Он театрально поежился. – Не могу понять, что привлекает меня в такой иссушенной временем старой вешалке. Вы чрезвычайно хорошо сохранились, моя дорогая.

Она улыбнулась:

– Возможно, потому, что не вела распутную жизнь.

Он поморщился:

– Прямое попадание. Вам обязательно напоминать, что моя морщинистая старая физиономия демонстрирует каждую минуту из моих тридцати четырех лет? Тогда как вы сидите тут в своей безупречной, аристократической, нестареющей красоте.

Она тихонько усмехнулась и сказала:

– Я не безупречна, не аристократична. Вы не знали этого? В отличие от вас я происхожу из очень простой семьи.

– Правда?

– Да. Моя мать была дочерью фермера, а отец – деревенским викарием в Девоне, дед по отцу был десятником на руднике и заработал на богатой жиле достаточно денег, чтобы послать своего сына в школу. Папа читал в церкви и начал свою карьеру с самого низа, младшим викарием.

– Значит, ваша матушка была красавицей, пусть и не благородных кровей. Но вернемся к моей мысли, я только хотел сказать, что вы еще достаточно молоды, чтобы…

– Я знаю, что вы хотели сказать. Нет необходимости повторять это. Я понимаю вашу точку зрения, Джон, действительно понимаю. Вы не должны повторять это мне так громко и так часто. А теперь тише. Музыканты готовы начать.

Пока они слушали музыку или пытались слушать, слова Рочдейла звучали в ее ушах, заглушая все остальные звуки. Он был единственным человеком, который когда-либо осмелился в ее присутствии критиковать епископа. Грейс продолжит защищать мужа и его наставления. Это ее долг перед ним. Но все чаще и чаще она заставала себя за размышлениями, а вдруг епископ на самом деле манипулировал ею, наивной девочкой с податливым характером, чтобы создать из нее собственное творение. Несомненная правда, он учил ее, как должным образом вести себя на публике и дома. Даже в спальне. Неужели он уничтожил все, что было живой юной Грейс Ньюбери, чтобы создать холодную, сдержанную миссис Грейс Марлоу?

Нет, он этого не смог. Она улыбнулась себе, поняв, что под грузом одиннадцатилетнего предусмотрительного брака и трехлетнего непорочного вдовства все еще жива та полная жажды жизни юная девушка. Неудивительно, что они с Рочдейлом стали такими хорошими друзьями. Они во многом так похожи. Каждый из них потерял юного себя и стал кем-то совершенно другим. Возможно, они помогут друг другу выпустить на свободу тот юношеский идеализм, который так долго был спрятан.

Или уже слишком поздно?

После того как музыканты закончили играть и молодая певица-сопрано спела две прелестные арии, гостям, расположившимся в гостиной и на террасе, подали чай и бренди. Рочдейл повел Грейс наружу, в очаровательный сад Вильгельмины, подальше от огней дома и бумажных фонариков, развешанных на деревьях. Она знала, чего он хочет, и тоже этого хотела. Он не целовал ее с того дня в Марлоу-Хаусе, хотя они виделись несколько раз. Это была их первая возможность побыть наедине, а гости Вильгельмины не из тех, кто будет судить или сплетничать. Или шпионить.

Грейс позволила ему отвести себя в дальний угол сада, Рочдейл остановился и прислонился спиной к стволу большого дерева. Лунный свет падал сквозь листву на резкие черты лица. Господи, ну почему его глаза такие синие? Синие, как море. Море, в котором она могла бы утонуть. Умереть.

Он взял ее за руки и мягко притянул к себе:

– Я хочу поцеловать вас, Грейс.

– Я знаю.

– Вы позволите?

– Нет.

Его глаза расширились, он был явно поражен.

– Почему нет? Ведь прошло уже столько времени, и я изголодался по вас. Почему я не могу поцеловать вас?

Она улыбнулась:

– Потому что это я собираюсь поцеловать вас.

– Правда? – Он улыбнулся, и ее колени вдруг ослабели. Это была не безнравственная улыбка, не улыбка негодяя. Это была настоящая улыбка, от которой засветились его глаза, а в их уголках появились морщинки, улыбка, смягчившая его надменное высокомерие. Улыбка, заставившая ее захотеть полюбить его, совсем чуть-чуть.

– Да, правда.

– Ну тогда чего же вы ждете?

Она обняла его за шею, а он скользнул руками на ее талию. Но не притянул Грейс к себе, а подождал, чтобы она сделала следующий шаг. Она улыбнулась, положила руку на его затылок, потянула его вниз, к себе, и поцеловала.

Вспоминая все, что ей больше всего нравилось в его поцелуях, она пыталась дать ему такое же наслаждение. Сначала она легко провела губами по его губам, пощипывая и пробуя. Она целовала верхнюю губу, уголки рта и наконец вобрала его нижнюю губу в свои губы и нежно всосала. Он застонал и, точно так же как не один раз делал он, Грейс воспользовалась его слегка приоткрытыми губами и скользнула языком внутрь. Его язык жадно встретил ее, и они закружились в танце чистого наслаждения.

Поцелуй стал битвой за контроль, когда сначала Рочдейл, а потом Грейс главенствовали губами и языком. И руками. Она водила руками по его спине и плечам и не вздрогнула, когда он накрыл ладонью ее грудь.

Они целовались и целовались, казалось, целую вечность, хотя более вероятно, всего несколько минут. Когда они разошлись, услышав поблизости голоса, оба тяжело дышали.

Он приблизил губы к ее уху.