Слушающие - Джеймс Ганн

Они плыли с трюмом, полным компьютерных блоков и программных модулей, проходившие часы обозначало своим

* М. Сервантес. "Дон Кихот".

медленным движением по небу лишь солнце, и только раз предвечерний шквал нарушил гладкую, как зеркало, поверхность вод. Сначала они бежали от его фронта, а потом ушли в сторону, ведомые компьютером. Они ели и пили, если испытывали голод и жажду, и Макдональд ближе узнал Джонсона, профессора университета. Вконец измученный днями, капающими, как вода из протекающего крана, он скрылся в бесконечности и покое океана. И не жалел об этом.

У Макдональда было теперь время и желание обдумать монотонность своей долгой поездки на юг, прерванной лишь краткой интерлюдией в Саванне... А может, и это было продолжением той же монотонности? Страна была спокойна, мир тоже. Как океан. Все ждало... но чего?

Даже похожий на Нью-Йорк Майами больше напоминал деревню, чем город. Люди занимались своими обычными делами с неторопливой грацией. Не то чтобы они не могли шевелиться быстрее, если бы это требовалось: машины скорой помощи время от времени проносились по вызовам, почтовые экспресс-фургоны мчались по автострадам, да и люди порой торопились по каким-то особым делам. Однако в основном люди передвигались пешком, на велосипедах или электрических автобусах, которые не могли ехать быстрее двадцати пяти миль в час.

Они ждали. Чего?

- Чего ты ждешь? - спросил он Джонсона, когда долгим вечером они сидели, глядя на закат солнца. Соленые брызги раз за разом накрывали их, бутылки пива холодили ладони, а компьютер держал курс.

- Я? - лениво переспросил Джонсон. - Ничего. У меня есть то, чего я хочу.

Море с шипением проносилось под корпусами.

- Нет, - не сдавался Макдональд, - дело не в том, чего ты хочешь, а в том, чего ты ждешь. Весь мир ждет. Время замедлилось, мы ждем.

- Ах это! - сказал Джонсон. - Конечно, второго Послания. Ты же знаешь, что мы получили Послание от существ, живущих на планете, вращающейся вокруг одного из пары красных гигантов, - Капеллы. И послали им ответ, а теперь ждем, что скажут они.

- Это не может быть причиной, - сказал Макдональд.

- А вот и может, - ответил Джонсон и хлебнул из бутылки. - Мы не можем спешить, потому что нужно девяносто лет, чтобы наш ответ дошел до Капеллы, а их - до нас. Около тридцати лет уже минуло, так что осталось ждать еще шестьдесят. И мы не можем этого ускорить.

- А какая тебе разница? - спросил Макдональд. - Прежде чем ответ дойдет до нас, ты будешь в могиле или слишком стар, чтобы чем-то интересоваться. Да и я тоже.

- А что мне еще остается? - сказал Джонсон. - Я жду... и делаю пока то, что хочу. Торопиться некуда.

- А что может быть в этом Послании, чего стоило бы тау долго ждать? - спросил Макдональд. - Какое это будет иметь значение для тебя, для меня, для кого-то другого?

В густеющих сумерках Джонсон пожал плечами.

- Кто знает?

Это было эхо прошлого.

Спустя две ночи и день тримаран подошел к пристани Аресибо, и к тому времени Макдональд свыкся с неторопливым биением сердца океана, с ритмом вдоха и выдоха, который управлял жизнью существ, живущих в его глубинах и на поверхности.

Аресибо оказалось тише и спокойнее, чем он его запомнил, тише даже, чем являлось в снах. Взяв напрокат велосипед, Макдональд через несколько минут оставил город позади. Перед ним лежала автострада, похожая на белую ленту, завязанную на пучке зеленых холмов, а он ехал сквозь сельский пейзаж, вдыхая запахи буйной тропической растительности, смешанные с соленым запахом близкого моря, и вспоминал, как медленно текло время, когда он был маленьким мальчиком. Он чувствовал себя так, словно возвращался домой. "Я возвращаюсь домой, подумал он и мысленно поправил себя: - нет, я живу в Нью-Йорке, где ритм жизни определяют бетон, здания и грохот поездов метро в мрачных туннелях. Мой дом там, а в этом месте я просто вырос.

Однако чары все усиливались по мере того, как он ехал среди вечного лета этого острова, и вскореон опять стал мальчиком и плыл над холмами, невесомый, как облакоВоля мальчика, ветра воля. А мысль юноши далеко летит, далеко.*

Когда Макдональд вернулся на землю, он уже подъезжал к знакомой аллее. Колесо велосипеда повернуло само, и вот он уже катится к гасиенде в испанском стиле. Думая о том, что надо бы повернуть назад, он все же доехал до дома, остановился, слез с велосипеда, подошел к резной деревянной двери и потянул за ручку звонка. Где-то внутри дома мелодично звякнуло7 и в ту же секунду иной колокол

* Г. У. Лонгфелло. "Моя утраченная молодость".

ударил в его сердце. Отчаяние подступило к горлу, слезы заполнили глаза, и он пошел обратно.

- Si? - спросил чей-то голос.

Макдональд повернулся. Полуослепший, он одно безумное мгновение думал, что в двери стоит его мать, но, проморгавшись, увидел, что это чужой человек - приятная темнокожая женщина.

- Простите, пожалуйста, - сказал он, а потом повторил свои извинения по-испански, несмотря на то что женщина, как оказалось, хорошо понимала английский. - Я... я родился здесь и был в отъезде.

После недолгого колебания женщина понимающе сказала:

- Может, вы хотите войти?

Теперь заколебался он, но потом кивнул и переступил порог знакомой двери и осмотрелся. Все было по-другому. Иная мебель, меньших размеров комнаты. Даже запах был чужим. Дом изменился, как изменился он сам. Это было уже не то место, где он был последний раз десятилетним мальчиком двадцать лет назад.

Отец остановился сразу за порогом, словно забыл про сына, который ждет его. "Какой он старый", - подумал Бобби. До сих пор он не отдавал себе в этом отчета. Его отец был стар, а сам он меньше, чем думал прежде.

- Бобби... - сказал отец и умолк, словно забыл, что хотел сказать. - Бобби, твоя мать умерла. Врачи сделали все, но не сумели ее спасти. Ее сердце остановилось. Понимаешь, она перегружала его ради тебя, ради меня, ради всех людей. Ее заботили дела и люди, и она использовала его целиком, до конца...

- Это из-за тебя! - крикнул Бобби. - Это ты ее убил!

Подбежав к отцу, он принялся колотить его кулаками.

Отец пытался поймать его руки, стараясь защитить не себя, но сына.

- Нет, Бобби, - говорил он. - Нет, Бобби. Нет, Бобби.

Однако слова его звучали неубедительно и напоминали включенное Послание, которого уже нельзя выключить.

Дорога от гасиенды до комплекса Программы казалась долгой, когда Макдональд был маленьким мальчиком, даже когда отец возил его на своей старой машине, но велосипед поднимался на холмы и переваливал долины, так что Макдональд почти не заметил, как доехал до кратера, выложенного металлической фольгой, похожего под яркими лучами солнца на заржавевшую тарелку; за ней виднелась меньшая металлическая чаша, торчавшая вверх на решетчатой башне, а еще дальше - одноэтажное бетонное здание.