Мать и Колыбель (СИ) - Марчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда Лорен принёс другой отвар и своей комнаты и протёр сестре глаза. Жжение не прекратилось, но стало легче.
— Ты больше не пойдёшь к ней.
— Я пойду к ней, — возразила Акме. — Я не боюсь её и прятаться не намерена. Ты задумывался, почему Трен отправляет нас в Кунабулу?
Лорен напряжённо оцепенел и опустил глаза.
— Я думал об этом. Он надеется избавиться от нас тихим и естественным путём. Пусть мы из кибельмидского захолустья, но в нас течёт рианорская кровь. Рианоры издревле были правителями Карнеоласа. В нашем родстве с Атариатисом Рианором теперь не приходится сомневаться. И все эти прихвостни действуют по его указке — принц, принцесса, герцог, Гаральд. Сыплют пылью в глаза, чтобы мы перестали чувствовать себя здесь неуютно. Чтобы мы доверились им и отказались от неудобных вопросов. Кто знает — может, они просто заведут нас в лес или какое-нибудь ущелье, да и убьют, и следов не оставят.
Сердце Акме сжалось.
— Поэтому, братец, я буду ходить к Провидице и учиться, — прошептала Акме. — Как бы ни было тяжело. И ты должен ходить со мной.
— И об этом никто не должен знать, кроме нас троих, — кивнул Лорен. — Сегодня она провоцировала тебя, чтобы разбудить этот твой огонь. Ты освободила пламя в своём воображении.
— В этом видении меня вживую жрал какой-то монстр! Если такие ужасы действительно ждут нас в пути, лучше я заранее научусь противостоять им!
— Как мы попадём в земли Коцита и Кура? — усмехнулся Лорен. — Наш путь лежит на запад, а они на юго-западе.
— Не знаю… Быть может, она просто подогревает мой страх, чтобы я соображала лучше.
— Она преследует какие-то свои цели, Акме. Нам рассказывали сказки о фавнах. Они всегда оставались верными только себе. Какой бы магией ни наделил её Атариатис Рианор, эта ведьма будет делать то, что выгодно ей. Мы не должны никому тут доверять. Никому!
Акме промолчала. Хотелось плакать. Это означало, что ей было необходимо отказаться от своих чувств к Гаральду, от симпатий к принцу и принцессе. Уничтожить в себе эту искренность и прямолинейность. Чтобы выжить, ей действительно нужно было научиться играть. И научиться так, чтобы обмануть и матёрого шпиона, и не менее опытного принца. И даже короля с герцогом. Это будет тяжело. Но она вступит в эту игру.
Брат и сестра договорились позавтракать по отдельности. Лорен ответил на приглашение Арнила позавтракать вместе с ним, Плио, кронпринцем и Гаральдом. Акме сослалась на недомогание, а сама вошла в картинный проём и уже привычным способом выбралась из королевского дворца.
Брат присоединится к ней позже. Такое разделение не вызовет лишних подозрений.
Сжимая кулаки, Акме прибыла в обитель царицы древнего Авалара, подняла голову, расправила плечи и строго заявила:
— Начнём!..
Глава 12. Лазурный сокол
Акме сидела на земле с прижатыми к лицу ладонями и всхлипывала, тяжело дыша. Ладони жгло, глаза слезились, голова раскалывалась. Из ушей, словно яд, медленно вытекал густой гул. Девушка уже второй день не попадалась никому на глаза, кроме Лорена. Второй день она позволяла Провидице посылать ей страшные видения. И каждое следующее — ужаснее предыдущих.
Девушка видела прошлое: полчища кунабульских демонов атакуют земли Архея, убивают и сметают всё на своём пути. Раней со спины вонзает кинжал в шею Атариатиса Рианора. Соратники Ранея вздёргивают на виселице царицу Атии и её младших детей, а царь Атии взирает на казнь из окна своей тюрьмы, а позже следом и сам поднимается на эшафот. В разгар зимы Лигия Рианор и её дети, обнявшись, прячутся в подвале крестьянского дома где-то на севере — трясущиеся, оборванные и голодные. Но живые. В глазах царицы Карнеоласа — ужас и невыносимое горе.
А когда Провидица показала пожар, в котором погибли родители Акме и Лорена и в котором едва не умерли они сами, девушка измученно закричала и упала на землю. К концу второго дня ей показалось, что она сходит с ума и не выдерживает этого натиска.
— Во мне нет никакого огня, — выдохнула Акме, вытирая слёзы и тяжело дыша. — Ты видишь, ничего не выходит. Я пуста. Или я не потомок Атариатиса Рианора. Отпусти меня и более не зови к себе.
— В тебе говорит усталость и слабость, — проговорила Провидица надменным тоном. — Ты истощена. И напугана.
— А ты бы не была напугана? — воскликнула Акме с надрывом. — Я не могу больше ходить рядом с этими алтарями и падать в яму с коцитскими трупами! Не желаю больше стоять на заднем дворе царского дворца в Ариле и смотреть на тайную казнь царской семьи! Позови Лорена. Быть может, он сможет вызвать свою Силу. Быть может, он достойнее меня! Я устала смотреть на эту кровь.
— У Лорена свои задачи, у тебя свои. К тому же ты — целитель. Разве не привыкла к виду крови?
— Я зашивала порезы, лечила язвы, принимала роды. Однажды участвовала в ампутации руки у лесника, который попал в беду. Но не это! Не несчастные люди, изуродованные маньяками и каннибалами! Если бы было что высекать, я бы уже смогла высечь хоть что-то из своих способностей. Разве не так?
— Может быть, и так, — Провидица не шелохнулась, жёстко и холодно глядя взмокшую и измученную девушку. — Полагаю, ты недостаточно боишься. Но довольно на сегодня. Ты устала. Я не будут ждать тебя завтра. Ступай.
Акме поднялась и на нетвёрдых ногах поплелась во дворец. Темнело. И страх вдруг окутал девушку. «До чего она меня довела! — думала она, едва не плача. — Я начала бояться шорохов и темноты».
Вскоре, когда Акме уже вступила на территорию королевского парка, впереди на её тайной тропе появился силуэт, и девушке захотелось убрать его одним взмахом руки.
— Акме, что с вами? — силуэт подошёл ближе. Это был Гаральд, с ужасом вглядывающийся в её лицо. И она поняла, что глаза её, должно быть, горели ярко-голубым светом.
— Ничего, — выдохнула девушка, пытаясь улыбнуться, и покачнулась, но устояла на ногах. Однако мужчина подхватил её и усадил на лавку у развесистого куста отцветшей сирени.
— С вами это сделала ведьма? — поинтересовался он.
Девушка закрыла глаза. Ей не хотелось, чтобы он видел её такой. Замученной, уставшей, растрёпанной, с опухшими от слёз и глазами, испускающими раздражающий голубой свет. Ей не хотелось более знать его.
Акме привыкла считать себя разумной девушкой. Но впервые не могла привести сердце и разум к единому соглашению. То,
