Ход Снежной королевы - Валерия Вербинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И правда, подумал я, откуда?
– Вы скептик, – вздохнул Массильон, – но я все равно обожаю вас.
– О, – отозвалась Амалия, – я тоже ценю ваш талант. Поэтому постарайтесь быть поосторожнее, пока не пришла подмога, и берегите себя. Мне бы вовсе не хотелось, чтобы с вами приключилось что-нибудь… непоправимое.
И, сопроводив свою реплику самой что ни на есть ободряющей улыбкой, она ушла.
3. То, что произошло в замке Иссервиль в ночь с 28 на 29 декабря
Актер Фредерик Массильон проснулся среди ночи с мыслью, что неплохо было бы наведаться в место, которое почти не упоминается в романах ввиду его отнюдь не романтического назначения. За ужином Фредерик выпил слишком много вина, и теперь оно дало знать о себе самым примитивным для человеческого организма образом. Покосившись в окно, в которое равнодушно заглядывала сквозь легкую снежную завесу как бы надкушенная с одного боку луна, актер нащупал на столике часы и поднес их к глазам. Четверть третьего ночи. При одной мысли о том, что ему придется в столь поздний час выходить из комнаты, Массильон покрылся холодным потом.
«Может, перетерпеть?» – мелькнуло у него в голове.
Он повернулся на бок и притворился, что спит, но организм явно не желал терпеть. Проклиная все на свете, Массильон поднялся с кровати и зажег лампу. Взвесив ее на руке, он убедился в том, что она достаточно тяжелая, и дал себе обещание размозжить ею голову первому, кто попытается на него напасть.
Сводчатый коридор был черен и пуст. У стены мышь грызла какую-то корку, но, завидев человека с лампой, зверек испуганно пискнул и юркнул в ближайшую щель.
Массильон посветил вправо, посветил влево и убедился в том, что, кроме него, в коридоре никого нет. Это его малость приободрило, потому что он вовсе не горел желанием встретиться с неуловимым мстителем месье Аржантеем, который уже успел отправить на тот свет никак не меньше полдесятка человеческих душ.
«Кажется, туалет слева, – сообразил Фредерик, зевая во весь рот. И сам себя подбодрил: – Ну что ж, вперед, старина!»
Лампа качалась и вздрагивала в его руке, и огромная темная тень кралась за Фредериком по коридору, словно желала схватить его и утащить в страну теней. Однако мысли актера уже приняли привычное ему направление. Он был человеком театра, и оттого все люди представлялись ему чем-то вроде действующих лиц пьесы, которые только играют свои роли, а любая обстановка казалась лишь подобием театральной декорации.
«Однако тут мрачновато… – подумал Фредерик Массильон. – Я похож на героя какой-нибудь готической пьесы – старинной чепухи с семейными проклятиями и всякими тайнами, которые не стоят выеденного яйца. В таких пьесах обычно есть хоть один брошенный младенец, который вырос и желает во что бы то ни стало отыскать своих родителей. По ходу действия он, ясное дело, сомневается, приголубить ли ему их, когда он до них доберется, или сразу же оторвать им головы за то, что они его бросили. – Актер наугад толкнулся в ближайшую дверь, но та оказалась заперта. – И впрямь готика… Черт, куда же запропастился туалет?»
Тут Фредерику пришло в голову, что сейчас он больше всего смахивает на доверчивую жертву, которая покорно идет навстречу своей судьбе, не подозревая о том, что ее ждет. И хотя сам молодой человек ничуть не верил ни во что подобное, по позвоночнику у него заструился предательский холодный пот.
Он представил себе в подробностях, как сзади к нему подойдет неведомый убийца и от души ткнет в спину кинжалом (лезвие, разумеется, бутафорское и уходит в рукоятку). Фредерик увидел даже себя самого – как он упадет, слабо хрипя, на сцену, выронив лампу с таким расчетом, чтобы ненароком не обжечься ею. И тогда зрители поднимутся с мест и наградят его аплодисментами.
Массильон встряхнул головой. «Да что за чепуха мне все мерещится?» – подумал он и на всякий случай обернулся, чтобы убедиться, что сзади никого нет. Однако он ошибся.
В противоположном конце коридора, шагах в тридцати от актера, стоял человек – господин лет тридцати с волосами неопределенного цвета и смазанными чертами лица, похожий на англичанина. На нем красовался коричневый клетчатый костюм, который ни один француз не наденет даже под страхом смерти.
Массильон сморгнул, но это не помогло – незнакомец по-прежнему стоял на том же месте. Вытянув шею, Массильон прищурился и тут только разглядел, что англичанин держит правую руку в кармане сюртука.
От ужаса актер потерял всякую способность соображать и застыл у стены, как парализованный. А незнакомец медленно вытащил руку из кармана. В ней были очки в тонкой металлической оправе. Все с той же невыносимой медлительностью англичанин подышал на стекла, протер их и водрузил очки на нос. После чего погрозил актеру пальцем, повернулся на каблуках и, заложив руки за спину, двинулся прочь.
Массильон остался стоять в коридоре один. Сердце его стучало, как молот, он был весь в поту, но, однако, чувствовал леденящий холод. Только через несколько минут он смог заставить себя сдвинуться с места. Не чуя под собой ног, актер примчался к себе в комнату и закрыл дверь на два оборота ключа, после чего, став на колени, принялся заглядывать под мебель. Под кроватью, возле стены, он наконец обнаружил то, что искал, – вместительный ночной горшок, предусмотрительно оставленный тут кем-то из лакеев. Даже радость конкистадоров, нашедших неисчерпаемые изумрудные копи, показалась бы бледной рядом с радостью Фредерика, сделавшего свое скромное открытие, и в порыве счастья он даже послал горшку воздушный поцелуй, прежде чем приняться за дело. Через три минуты актер уже был в постели и, отвернувшись к стене, чтобы не видеть размытое пятно на месте луны, со вздохом подумал, что теперь уж ему точно не удастся уснуть. Кроме того, у него мелькнула мысль рассказать обо всем Амалии, но, вспомнив, что тогда ему придется вновь выйти в кишащий опасностями коридор, он решил подождать до утра. Словно угадав мысли Фредерика, разочарованная луна окончательно скрылась за облаками, а когда она вновь проглянула ненадолго на небе, Массильон уже спал крепким сном.
Глава 17
29 декабря
1. То, что произошло на дороге между замком Иссервиль и деревней Сен-Пьер около девяти часов утра
Все качается, все плывет. Ему шесть лет, его зовут Альбер, мать предпочитает называть его Бебер, и от ее фартука пахнет хлебом. Нет на свете ничего лучше запаха свежеиспеченного хлеба.
Но почему все плывет? Ах да, они смастерили из старых газет бумажные кораблики, и Альбер посадил на свой кораблик оловянного солдатика. Ух, как весело кораблики бежали по ручью!
Нет, он все-таки не Альбер, наверное, он и есть тот оловянный солдатик, и оттого все так качается. Ну да, он на корабле, все справедливо. Интересно, а мундир на нем есть?
– Водоворот, – бормочет Альбер. – Опасность!
Мать месит тесто, у нее красные натруженные руки, она улыбается ему (в жизни она почти никогда не улыбалась). Мука летит во все стороны.
Альбер качнулся в седле и открыл глаза. И правда, на него сыплется мука. Но она холодная и противная.
С неба беззвучно падал мелкий снежок. Конь, уныло свесив голову, брел вдоль отвесной скалы. Альбер попробовал пошевелить руками, но пальцы словно намертво приросли к поводьям. Собрав все силы, он попытался разжать руку, но тут плечо ожгло как огнем, и Альбер застонал.
Вместе с болью вернулись и воспоминания. Он находится на дороге из замка Иссервиль в деревню, его послали за помощью, но какой-то сукин сын подстрелил его, хорошо хоть не до смерти. При одной мысли о том, что кто-то счел, что с ним, Альбером, окажется столь легко разделаться, конюх почувствовал такую ярость, что у него даже меньше стало болеть плечо.
– Надо добраться, – прошептал он онемевшими губами. – Они ждут… Франсуаза ждет…
Нет, ему ни в коем случае нельзя погибать здесь. Прикусив губу, Альбер заставил себя натянуть поводья и сжать ногами бока коня.
– Но! Пошел! Пошел… Иди, мой хороший, иди, иди…
Все вновь поплыло перед глазами конюха. Он поник головой и провалился в беспамятство. По его куртке расплывалось ярко-красное пятно, на глазах становясь черным.
2. Из зеленой тетради Люсьена дю Коломбье
Все-таки я не пойду работать в полицию. Я стану врачом, потому что хочу изобрести лекарство против подлости. Есть же лекарства от чумы и оспы, почему не от подлости тоже? И потом, если я его найду, у полиции будет куда меньше хлопот.
Я любил своего папу, но я знаю, что, если бы он был честным человеком, он не стал бы поступать таким образом с Аржантеем, который к тому же был его другом. Ведь все началось именно с этого, и потому мы сейчас живем в страхе, дожидаясь следующего удара, и избегаем смотреть друг другу в глаза.
Едва Амалия вышла сегодня утром из своей комнаты, она тут же принялась обходить замок и проверять, не пострадал ли кто прошлой ночью. К счастью, все были живы и здоровы, включая даже противного доктора Виньере, который придумал ужасную комедию с призраками. Он стал умолять Амалию, чтобы его не держали взаперти, иначе он за себя не ручается. Он боится замкнутых пространств, ему сразу же становится нечем дышать.
