Злое железо - Алексей Молокин

У ворот стоял знакомый джип, около которого маялся явно от безделья непривычно мрачный Гонзик. Бард с Лютой находились здесь же, они выбежали нам навстречу, как будто мы могли привезти какие-то хорошие вести. Хорошая весть была только одна – погром в городе закончился, и плохая тоже одна, зато какая!

Увидев Гизелу, Люта отступила на шаг и с тихой ненавистью сказала:

– Все-таки пришла. Я так и знала.

– Пришла, – с вызовом ответила Гизела. – Не я первая, между прочим.

Авдей недоуменно переводил взгляд с Люты на Гизелу, явно ничего толком не понимая. Потом, видимо, слегка пришел в разум и попросил:

– Константин, может быть, вы представите меня своей даме?

Вот придурок!

Госпожа Арней, как я и ожидал, представляться не пожелала, а по-хозяйски проследовала в дом. Видно, ей приходилось бывать здесь и раньше. Мы еще немного потоптались на крыльце и тоже вошли. Люта сразу же ушла в соседнюю комнату, бард Авдей, так и не врубившийся в ситуацию, сунулся было за ней, но, упершись в запертую изнутри дверь, пожал плечами и спрятался где-то в уголке. Видимо, чувствовал свою вину. Надо же, памяти его лишили, а вины – нет. Изобретательные ребята работают в отделе наказаний нашей конторы, ничего не скажешь.

Через час, как и обещал, приехал Гинча, и не один, а с богуном Левоном и еще тремя братками. Братки вежливо поздоровались и тотчас же принялись прямо за усадьбой копать деревянными лопатами огромную яму. Левон, не чинясь, прошел в горницу. Богун сурово оглядел присутствующих, кивнул Авдею и нахмурился, не найдя Люты.

– Девка твоя где? – спросил он Авдея. – Давай зови, нечего ей кобениться, не тот случай.

– Заперлась в комнате и видеть никого не хочет, – виновато ответил Авдей. – Я уж и так и эдак уговаривал. Не выходит, и все.

– Эх ты, – попенял ему Левон. – Что же ты за бард такой, что девку уговорить не можешь? Мозгляк ты, а не бард! Зря, видно, о тебе болтают.

– Чего болтают-то? – обиделся Авдей. – Расскажи, я послушаю. Интересно о себе что-то новенькое узнать.

– Потом, – оборвал его богун. – Ладно, я сам позову. Мне не отказывают.

Через несколько минут раздался грохот, видимо, богун выставил-таки дверь. Потом в комнате появился Левон с Лютой. Разъяренная эльфийка – зрелище не для слабонервных, но богуну это было, видимо, без разницы. Он силком усадил Люту в резное деревянное кресло, буркнув при этом:

– Сидеть, я сказал! Фордыбачить потом будешь, а сейчас дела решать надо. Поняла?

Люта фыркнула и отвернулась.

– Давайте рассаживайтесь, – сказал он. – Теперь вроде все кто надо в сборе. Так что начнем, а то времени у нас, почитай, всего-ничего. Пара-тройка часов осталось, наверное. Так, Гизелка?

Тихая, какая-то погасшая магистка кивнула.

– Так вот, – продолжал богун. – Ты, бард, и ты, – он показал на меня, – герой, пойдете к Агусию, во всяком случае, больше идти не к кому. Девок возьмете с собой. Они обе нужны, я знаю. И нечего косорылиться, пойдете как миленькие! А то мои богуны вас в мешках поволокут. С вами пойдет Гонза, для охраны. Пойдете пешком, все железное с себя снимите, чтобы даже иголки не было. А еще барду надобно на гитаре струны сменить со стальных на жильные, вот держи, музыкант. Какие надо сам выберешь.

И он протянул Авдею клубок желтоватых жильных струн.

– Слушайте дальше. Все железо, какое при вас было, закопайте на три метра в землю, все, до гвоздя. Ты, Гинча, собери братву, пусть мужикам в городе объяснят, что всю стальную утварь, что у них имеется, нужно закопать в землю. Я пришлю богунов, они эти схроны запечатают.

– Да разве все закопаешь? – Гинча почесал в стриженом затылке. – Вон у Димсона на заводе…

– Да, с заводом ничего не поделаешь, – согласился богун. – Но все равно работайте, уж лучше что-нибудь делать, чем сложа руки сидеть. Да и человек, когда чем-то занят, меньше думает о плохом.

– Нам же к этому Агусию топать и топать, – встрял Гонза, – а как в дороге без ножа?

Богун молча протянул ему древний бронзовый нож с желтой костяной рукояткой, и Гонза с некоторой опаской взял его.

– А он не того? – спросил он. – Не укусит?

– Не бойся, – успокоил его Левон. – Бронза тоже бывает неупокоенной, только ее, к счастью, покамест никто не будил. Да и заговорил я его на всякий случай, чтобы не взбесился. А вам, девки, я вот что скажу, – обратился он к молчавшим все это время Гизеле с Лютой. – Можете ненавидеть друг друга и музыканта своего хоть до посинения, но работать вам придется вместе. И лучше будет, если вы свою ненависть засунете в одно место до времени, а то и сами себя ухайдокаете, и других тоже. Со злым железом не шутят, единственное, чем можно его остановить, – отсутствием ненависти, поняли?

Гинча умчался на своем джипе, сокрушаясь, что через час автомобиль придется закопать.

– Давайте, братки, и вы, сеструхи, – напутствовал он нас. – Добирайтесь к этому всебогуну и разбирайтесь с этими трёхнутыми железяками поскорее, а то у меня тачка заржавеет в земле-то. Да и город долго не продержится без железа.

– Я тоже с вами пойду, – сказал напоследок Левон. – Вы шагайте вниз по берегу речки, а я вас скоро догоню, только сделаю кое-что в городе и непременно догоню.

И мы стали собираться в путь.

Часть вторая

Так делают богов

Пролог

Читай:Вот повесть об Еварре-человеке,Творце богов в стране за океаном.

Затем, что город нес ему металлИ бирюзу возили караваны,Затем, что жизнь его лелеял Царь,Так что никто не смел его обидетьИ болтовней на улице нарушитьЕго покой в час отдыха, он сделалИз жемчуга и злата образ богаС глазами человека и в венце,Чудесный в свете дня, повсюду славный,Царем боготворимый; но, гордясь,Затем, что кланялись ему, как богу,Он написал: «Так делают богов,Кто сделает иначе, тот умрет»,И город чтил его… Потом он умер.

Читай повествованье об Еварре,Творце богов в стране за океаном.

Затем, что город не имел богатств,Затем, что расхищались караваны,Затем, что смертью Царь ему грозил,Так что на улице над ним глумились,Он из живой скалы в слезах и потеЛицом к восходу высек образ бога.Ужасный в свете дня, повсюду видный,Царем боготворимый; но, гордясь,Затем, что город звал его назад,Он вырезал: «Так делают богов,Кто сделает иначе, тот умрет».И чтил его народ… Потом он умер.

Читай повествованье об Еварре,Творце богов в стране за океаном.

Затем, что был простым его народИ что село лежало между горИ мазал он овечьей кровью щеки,Он вырезал кумира из сосны,Намазал кровью щеки, между глазВбил раковину в лоб, свил волосаИз мха и сплел корону из соломы.Его село хвалило за искусство,Ему несли мед, молоко и масло,И он, от криков пьяный, нацарапалНа том бревне: «Так делают богов,Кто сделает иначе, тот умрет».И чтил его народ… Потом он умер.

Читай повествованье об Еварре,Творце богов в стране за океаном

Затем, что волей бога капля кровиНа волос уклонилась от путиИ горячила мозг его, Еварра,Изодранный бродил среди скота,Шутя с деревьями, считая пальцы,Дразня туман, пока не вызвал богЕго на труд. Из грязи и роговОн вылепил чудовищного бога,Комок нечистый в паклевой короне,И, слушая мычание скота,Он бредил кликами больших народовИ сам рычал: «Так делают богов,Кто сделает иначе, тот умрет».И скот вокруг мычал… Потом он умер.

И вот попал он в Рай и там нашелСвоих богов и то, что написал,И, стоя близко к богу, он дивился,Что смел назвать свой труд законом бога,Но бог сказал, смеясь: «Они – твои».Еварра крикнул: «Согрешил я!» – «Нет!Когда б ты написал иначе, богиПокоились бы в камне и руде,И я не знал бы четырех боговИ твоего чудесного закона,Раб шумных сборищ и мычащих стад».

Тогда смеясь и слезы отирая,Еварра выбросил богов из Рая.

Вот повесть об Еварре-человеке,Творце богов в стране за океаном.[14]

Мир спал. И шар земной висел,Окутанный предродовым туманом.В Адаме спал далекий Моисей,Песчинками в пустыне ХанаанаСпал в чреслах не родившийся народ,Не ведая свое предназначенье,Чтоб выспаться на много лет вперед,Впрок на исходы и на возвращенья.Дремали скрипки в семени сосны,Рассеянном в земных, безвестных соках,Железные, бесформенные сныУ пушек, дремлющих в руде до срока.Дремала смерть, пока еще не смерть,И жизнь, началом, вложенным в начало,Пока еще себя не ощущала.И хлябь была не хлябь, и твердь – не твердь.Но начат времени неотвратимый счетСекундами, неделями, веками…Мир просыпается. Рассветом ночь сечет.Потерян Рай, и Евой зачат Каин.[15]

Просыпаться было тяжко. Сон уходил из меня нехотя, словно гнилая вода из осушаемого болота. Медленно, оставляя волокнистую тину, вязкий ил и липкую слизь, толстым слоем покрывавшие твердое дно, на котором я и находилось. Но когда первые молекулы меня наконец проснулись и осознали пробуждение, дело пошло быстрее. Тоска по предназначению, заложенная во мне давними хозяевами-людьми, и скопившаяся за время сна злость со скрежетом вырывали из небытия все новые и новые частицы меня – неупокоенного, а теперь восставшего из ржавчины злого железа.