Кью - Лютер Блиссет

Как же мы можем сдержать опасность, угрожающую всему христианскому миру?

Сколько раз в течение последних недель, мой добрейший господин, я задавался этим вопросом… Как я напрягал свой мозг, едва не придя к выводу, что в столь затруднительных обстоятельствах слуга Вашей Милости никак не в состоянии помочь своему господину.

Возможно, Господь Бог возжелал, чтобы я понял, насколько ошибаюсь, и чтобы мне удалось послать Вам свои соображения в надежде на то, что они будут благосклонно приняты Вами.

А именно я думаю, что решение проблемы будет достигнуто с помощью тех же распространителей заразы: анабаптисты сами указывают нам способ нанесения им эффективного удара.

Моему господину стоит освежить в памяти дела, которыми мы занимались десять лет назад, во время Крестьянской войны, когда Вы положились на этого своего скромного слугу. Тогда он вспомнит: для того чтобы обвести вокруг пальца сумасшедшего Томаса Мюнстера, нужно было с ним познакомиться, притвориться его сторонником. Так было легче заставить его, во-первых, стать помехой Лютеру, что было уже заложено в его природе. А затем низвергнуть его в преисподнюю, когда он решил перевернуть мир и, сам того не желая, оказал поддержку императору в борьбе против немецких курфюрстов.

Поскольку я убежден: воспоминания об этих эпизодах еще свежи в памяти Вашей Милости, позвольте своему скромному слуге напомнить и о том, что Томас Мюнцер был упрямцем, ведомым Сатаной, но вместе с тем умным и осторожным, и обладал даром поднимать толпу и выдающимися ораторскими способностями.

А разве наши анабаптисты не такие же «мюнцеры», но меньшего масштаба?

И среди них тоже, кажется, есть сильные личности, духовные вожди, как, например, этот Бернард Ротманн, и другие, чьи имена, возможно, ничего не скажут Вашей Милости, но повсеместно гремят в этих землях, и первые среди них — Мельхиор Гофман и Ян Матис.

Так что мой совет состоит в том, чтобы попытаться положить конец их очевидной распыленности и вездесущности. Надо попытаться собрать всех их лидеров, всех мюнцеров, чеканщиков, распространителей чумы в одном месте: все гнилые яблоки — в одной корзине.

Но стоит откровенно заметить: судьба уже благоприятствует нам. Ибо, как Ваша Милость могли узнать из моих предыдущих посланий: к городу Мюнстеру сейчас приковано пристальное внимание не только анабаптистов, но и целой толпы людей, целых семей, которые, забрав с собой оружие и домашний скарб, едут туда из Голландии и из всей империи. Мюнстер стал Землей обетованной для самых закоренелых еретиков.

Таким образом, я думаю, что некто сможет без труда влиться в этот поток и войти в город. Затем ему придется завоевать доверие вождей секты, притвориться их другом, чтобы влиять на их действия, не привлекая к себе особого внимания и способствуя стечению туда как можно большего числа анабаптистов.

Как только гнилые яблоки будут собраны, перспективы уничтожить самые опасные элементы одним ударом будет достаточно для заключения союза между ландграфом Филиппом и епископом фон Вальдеком, то есть между протестантами и католиками, против опаснейших подстрекателей.

Но в связи с тем, что выполнение подобного плана потребует привлечения одного-единственного человека, кто будет действовать на месте, я считаю вполне естественным: предложивший акцию должен и осуществлять ее. Вот почему я выезжаю в направлении Мюнстера с намерением занять определенную сумму в кельнском отделении банка Фуггеров и предоставить ее в дар ни о чем не подозревающим анабаптистским вождям.

Так как мне придется действовать тайно, необходимо, чтобы я мог рассчитывать на рекомендации от Вашей Милости к епископу фон Вальдеку, как и на то, что он будет информирован о моем присутствии в Мюнстере и о том, что я постараюсь как можно раньше связаться с ним, чтобы выработать план дальнейших действий.

Прибыв к месту назначения, я поспешу подробнейше известить Вас обо всем происходящем. А теперь мне не остается ничего иного, кроме как довериться Божьей воле и положиться на Его защиту, в надежде, что Ваша Милость упомянет скромного слугу в своих молитвах.

Целую руки Вашей Милости.

Q. Из Страсбурга, 10 января 1534 года.

И вот слово обрело плоть

(1534 год)

Глава 23

Я вскакиваю на ноги, услышав отдаленный грохот… В ушах звучат выстрелы пушек… Глаза сузились в щелки… Снова люди, бегущие по равнине.

Нет. Это всего лишь гром, преследующий нас в дороге уже много дней. Другое время, другой вид. Солома, вонючая и теплая: тепло животных — коров и людей, приведших меня сюда. И внезапный озноб — вырвавший меня из сна, прямо под носом у быка. Громадный круглый глаз наблюдает за мной: будничная жвачка уже снова во рту.

В окне — очень странный железный свет с низкого неба, затянутого облаками, а на улице — мороз, ожидающий храбрецов по дороге к городу.

Всего миг — и новая дрожь, пришедшая из памяти: волнующиеся животные больше знают о том, что ждет нас в пути. Я тщетно пытаюсь прогнать видения прошлого.

Третий раскат грома, и молния раскалывает горизонт. Гроза подошла довольно близко, и воробьи кричат от голода и безнадежности, потому что не могут улететь.

Нас раздавит… эта безграничная чернота по всему небу.

И кто знает, не будет ли таким его собственный конец: водоворот или потоп вместо землетрясения от пушечной канонады. Не думаю, что сумею пережить это снова, во второй раз.

И все же совсем не этот вопрос стоит задавать себе на рассвете на пустой — уже в течение двух дней — желудок и со столькими милями за спиной.

Этот четвертый… гораздо ближе. Он почти над нами. Удар, сотрясающий землю, и внезапный шум, эхом отражающийся в листве, — струи дождя с крыши.

Я смотрю на дорогу — она уже превратилась в сплошной канал грязи, сползающей с пологого холма: лишь двое безумцев могут путешествовать в такую погоду.

Двое таких, как мы.

Я слышу, как он храпит во тьме хлева, и тихо матерюсь.

Горизонт полностью затянут: города, скорее всего, уже больше нет.

— Ох, Ян… Ты никогда не думал, что таким и будет Судный день? Пойди посмотри на улицу — ужасающее зрелище. Невозможно поверить, что земля и небо могут вновь стать ничем, как было до них…

Хруст сминаемого сена: еще не полностью проснувшись, он выглядывает наружу, часто моргая.

— Что ты там бормочешь… Это всего лишь зима.

— Нам туда! Вниз!

Серый профиль, размытый ливнем, едва виден.

— Ты уверен?

— Он там.

— Откуда ты знаешь? Мы сбились с пути.

— Нам туда, говорю тебе. Я бывал там раньше.

Мы почти бежим.

Забираемся на гребень холма, и действительно он там, всего в паре миль, просто тучи скрыли его. Над городом нет дождя: тучи разорвались над колокольней — столп света нисходит с небес, окружая крепостную стену.

Вот так, только так я представлял небесный город…

— Говорю тебе, они запомнят этот день, брат, они запомнят, с чего все началось.

Глаза сияют, вода стекает у него с бороды и с кромки капюшона.

— Несомненно. Они запомнят день, когда апостолы великого Матиса прибыли к ним, чтобы принести надежду. С этого все и начнется.

Я чувствую: он готов взорваться. Распутный поборник истины, апостол-вымогатель побежден экстазом восторга оттого, что мы добрались сюда.

Он демонстративно отвешивает мне шутовской поклон, пропуская меня вперед, но его воодушевление вполне искренне.

— Добро пожаловать в Новый Иерусалим, брат Герт.

Его глаза смеются.

— Добро пожаловать и тебе, Ян Лейденский, и позаботься о том, чтобы тебя выслали отсюда.

Мы бросаемся бежать вниз по холму, поскальзываясь на мокрой траве, снова поднимаясь на ноги и хохоча, как пьяные.

Глава 24

Латинское название, Монастериум, навевает мысли о мирном, удаленном от мира месте.

Мюнстер, напротив, должен быть окружен пламенем и железом, расплавленным в огне.

Девять ворот, через которые можно войти. Над каждыми из них — по три пушки: мощные стены, узкие проходы.

Четыре низкие массивные башни, обращенные на все стороны света, превращают город в неприступную крепость.

И все это вместе окружено стеной, по которой пройдут три человека плечом к плечу.

Во рву вода из рукава реки Аа, делящей город на две части.

Ров двойной: черная вода перед первой стеной крепости и черная вода за ней, ее пересекают мостики, ведущие ко второй стене, более низкой, с приземистыми башенками.

Неприступен…

— Братья и сестры, путники, которых мы ждали, уже здесь. Енох и Илия прошли весь мир и прибыли в Мюнстер, чтобы сообщить нам, что близок час, что дни богатых сочтены, а власть епископов будет навеки уничтожена. Сегодня мы уверены: нас ожидают свобода и справедливость. Справедливость для нас, братья и сестры, справедливость для каждого, кого держат в рабстве, кого принуждают работать за нищенскую плату, кто верит и видит дом Божий, загаженный иконами и статуями, и детей, которых купают в святой воде, как собак в тазах.