Адриан Моул: Годы прострации - Сью Таунсенд

Это был Бретт.

Я выглянул во двор узнать, где он поставил машину. Машины не было. Тогда я спросил, как он добрался до свинарников.

— Доехал до автостоянки «Лестерский восточный лес», — объяснил Бретт, — и там у меня кончился бензин, а наполнить бак было не на что. Я все потерял, Адриан.

Отец так спешил навстречу второму сыну, что застрял в проеме кухонной двери. Бретт выронил из рук пластиковый пакет «Харродс» и бросился к отцу. Упав на колени перед инвалидной коляской, он обнял отца за шею.

Спустя минуты две отец сказал:

— Сынок, отпусти. Иначе ты меня задушишь.

— Я никогда не отпущу тебя, папа, — возопил Бретт. — Я останусь здесь и буду заботиться о тебе всю оставшуюся жизнь.

Это заявление явно встревожило мать, она негромко проговорила, обращаясь к Георгине:

— О Джордже забочусь я.

Не без труда я выдернул коляску из дверного проема и втолкнул отца на кухню. На Бретте был дорогой костюм в полоску, но воротничок белой рубашки потемнел от грязи, а щеки покрывала неряшливая щетина. Сев на кухонную табуретку, он прижал ладони к лицу и разрыдался.

Бернард встал у него за спиной:

— Соберись, чувак. У меня тоже с финансами облом, но я не разваливаюсь на части.

Бретт поднял голову:

— Слушай, ты, тупой старый пердун, спорим, тебе нечего было особо терять. А я лишился трех квартир класса люкс, «ламборгини» и хренова хедж-фонда!

Бернард налил себе водки, ничем ее не разбавив, и сел за стол.

— Бернард — гость в нашем доме, Бретт. Извинись, — потребовал я.

Наступившую паузу нарушила Грейси:

— Мне тоже пришлось извиняться, когда я назвала мамочку жирной.

— Живи у нас, сколько захочешь, сынок, — сказал отец. — У нас найдется для тебя свободная койка.

Меня это сильно раздосадовало. Я собирался попросить родителей поселить Бернарда в их гостевой комнате. А теперь ее займет мой обанкротившийся полубрат.

— Но как ты умудрился потерять все, Бретт, за такой короткий срок? — спросила Георгина.

Бретт (так и не извинившись) перечислил:

— На недвижимость была ипотека, машину я арендовал, а хедж-фонд рухнул. Гребаные банки не хотят иметь со мной дела. Одно время я жил на кредитные карты, но эти сволочи заблокировали мои счета.

— Нельзя ругаться, — вмешалась Грейси, — а то у тебя язык отвалится.

Все курящие — то есть кроме нас с Грейси — задымили сигаретами. Разумеется, мне было немного жаль братца, но где-то в глубине души я наслаждался его падением.

— Бретт, ты с отличием окончил Оксфорд, — вспомнила Георгина. — Уверена, ты легко найдешь работу.

— У служащего на автозаправке «Лестерский восточный лес» научная степень по астрофизике, — обронил Бретт, — так что оставьте ваши пошлости при себе, миссис Моул.

Меня охватила ярость:

— Как ты смеешь называть мою жену пошлой?!

Бретт огляделся по сторонам:

— Знаете, что самое паршивое в том, что со мной стряслось?

Никто не знал.

— А то, — продолжил Бретт, — что мне придется жить на востоке сраных Центральных графств среди провинциальных уродов и ханжей, которые говорят детям, что у них язык отвалится, если они будут ругаться.

— Я не провинциалка! — вскипела мать. — Я езжу в Лондон трижды в год!

— Поесть что-нибудь найдется? — устало спросил Бретт.

Глупый вопрос. Едой была завалена вся кухня.

Поскольку никто не пошевелился, чтобы его накормить, я встал, отрезал индейки и положил на тарелку вместе со сморщенной печеной картошкой и маринованными огурчиками. Хотел добавить салата, но Бретт меня остановил:

— Не надо, я не ем салат!

— Ты должен есть салат, — укорила его Грейси. — Это закон.

Слава богу, родители вскоре увели Бретта к себе. Когда они удалились, Бернард выдохнул:

— Каков мудак!

Вечер мы провели у телевизора, смотрели «Звуки музыки», фильм выбирала Грейси. К несчастью, во время музыкальных номеров девочка норовила подпевать и танцевать. Бернард был в восторге, но мы с Георгиной видели это представление уже сотни раз. К тому моменту, когда мы отправились спать, половины семейной коробки шоколадных конфет как не бывало.

В последнее время Георгина переодевается в пижаму в ванной. Помнится, мне нравилось наблюдать, как раздевается моя жена, и по крайней мере дважды в неделю это становилось прелюдией к супружеским отношениям.

Ночью очень часто вставал в туалет. К утру я так измучился, что буквально силком заставил себя вылезти из постели и поехать на терапию.

Четверг, 27 декабря

Только этого не хватало! Майкл Крокус напросился к нам в гости. По телефону с ним разговаривал я.

— Ты стал так плохо соображать, Адриан, — напустилась на меня жена. — Почему ты не отвадил его? Соврал бы что-нибудь. Или передал бы трубку мне. Я отлично умею врать, почти профессионально.

— Тут нечем хвастаться, Георгина, — возмутился я. — Правда — величайшая добродетель. Без нее мы были бы ничем не лучше животных на скотном дворе.

На лице жены заиграла странная улыбка:

— Ну-ка, расскажи мне правду о твоих отношениях с Пандорой сукой Брейтуэйт.

Я не ожидал такого подвоха и растерялся. В конце концов я пробормотал:

— Мы просто добрые друзья.

— Разве? Сообщение, которое ты отправил ей в День коробочек, наводит на иные мысли.

Георгина достала из своей новой сумки блокнот, полистала, а затем ткнула пальцем в страницу:

— «Как грустно, что тебя не было на Р-во».

— Она — моя первая любовь, — объяснил я. — Первая любовь не забывается.

— Еще как забывается, — возразила моя жена. — Первый раз я влюбилась в парня, который заведовал ярмарочным картингом. У него были длинные черные волосы, а на костяшках всех десяти пальцев вытатуированы пауки. Любовь улетучилась, стоило ярмарке уехать из нашей деревни.

Пятница, 28 декабря

Вчера за обедом нас было девять человек, не считая ребенка. Бог весть, как мы поместились за столом — на кухне только четыре стула. Мы принесли два шезлонга из сада, пластмассовую табуретку из ванной, ящик для молока из сарая и даже спустили с чердака детский стульчик Грейси. Все сидели на разных уровнях. Кое-кого было едва видно из-за стола. Обедали по традиции остатками индейки в соусе карри с рисом «басмати» и вкуснейшими чапати (готовить их Георгина научилась у жены Парвеза). Дабы угодить своему отцу, Георгина состряпала вегетарианский карри из несколько сморщенных овощей, валявшихся в холодильнике.

НА ЗАМЕТКУ САМОМУ СЕБЕ: Почему наш холодильник работает совершенно иначе, чем все другие известные мне холодильники? Он не сохраняет продукты свежими, но только портит их.

Крокус явился с сестрой Георгины, Маргариткой, и ее мужем Умником Хендерсоном. Всем, кроме Бретта и Бернарда, они подарили по кружке с картинкой из «Звездного пути».

— Мы не думали, что застанем тебя здесь, — сказала Маргаритка Бретту. — Мы думали, что ты, как всегда, проводишь Рождество на Барбадосе, в отеле «Песочная полоса».

— Бретту изменила удача, — пояснил я.

— А я прекрасно обойдусь без кружки, — сказал Бернард. — Я бойкотирую американские товары с тех пор, как Маккарти устроил охоту на ведьм.

Бретт, сидевший на молочной таре, обвел взглядом всю компанию:

— Кто-нибудь откупорит вино?

Майкл Крокус принес четыре бутылки своего фирменного вина из айвы и сливы. Я не пил эту бурду, но остальным, кажется, понравилось; во всяком случае, никто не плевался. Прежде чем мы приступили к обеду, Крокус раздал всем самодельные рождественские хлопушки. На мой взгляд, бумага ручной выделки с застрявшими кусочками коры придавала им жалкий вид, и взрывались они слишком тихо. Внутри обнаружились крошечные печеньица, усыпанные семечками неизвестного происхождения, и предсказательные записки. На этот раз обошлось без скабрезных шуток, их заменили цитаты из Нельсона Манделы, Канта и Найджела Фареджа, деятеля Великобританской партии независимости. Разумеется, со стороны моего тестя было очень мило позаботиться о праздничных шляпах. Но финансовые страницы «Индепендент», из которых они были сделаны, навевали скорее грусть, нежели веселье. На шляпе матери значилось: «„СЕВЕРНАЯ СКАЛА“: БРАУН НАМЕРЕН ВМЕШАТЬСЯ».

Текст на колпаке отца был перевернут, но мне все же удалось разобрать: «КАЖДЫЙ БРИТТ В СРЕДНЕМ ЗАДОЛЖАЛ 12 700 ФУНТОВ ПЛЮС ИПОТЕКА».

Я снял свою шляпу и прочел: «ДВА С ПОЛОВИНОЙ МИЛЛИОНА БЕЗРАБОТНЫХ».

— Что такое субстандартная ипотека? — поинтересовалась мать, разглядывая шляпу Георгины.

Бретт вскинул голову:

— Это ипотека для тех идиотов, которым не хватает денег на ежемесячные выплаты.