Чудовище без красавицы - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец один из таксофонов отозвался гудком. Я набрала номер Гвоздиной и заорала:
– Катька!
– Вилка, – со вздохом произнесла подруга, – ты мне жутко надоела! Чего еще тебе надо??? Между прочим, отвечай, знаешь, что поцарапала на моих сапогах каблук?
– Замажь фломастером!
– С ума сошла, да? Обувь за пятьсот долларов мазюкать дрянью.
– Ну извини, уж и не знаю, как это вышло.
– Да и черт с ними, – сказала легкомысленная Катюшка, – узкий носок ушел в прошлое, теперь носят квадратный, так что я сапожки больше носить не буду!
– Тебе имя Нелли Королева что-нибудь говорит?
– Конечно! Жутко модная портниха, которая называет себя модельером. У нее весь бомонд одевается: писатели, артисты, жена Роговского…
– Кого?
– Ну этого, депутата Думы, который все кричит: «Ограбили народ, суки, верните деньги пенсионерам, а заводы рабочим!»
– Лысый такой, носатый?
– Точно!
– А он тут при чем?
– Совершенно ни при чем!
– Зачем же ты его вспомнила?
– К слову пришлось.
– Дай адрес.
– Откуда же мне его знать? – удивилась Гвоздина. – И потом, зачем тебе Роговский?
– Он мне не нужен.
– Ты же адрес просишь!
– Да не его!
– Чей тогда?
– Нелли Королевой, – терпеливо растолковывала я, – ну где ее салон расположен?
– На проспекте Мира, второй дом слева от метро, – затарахтела Катька. – Ты туда не ходи.
– Почему?
– Во-первых, как цены увидишь, тут же замертво упадешь, это не для простых людей, там из наших только Алка Барсукова может себе позволить прикид приобрести, а во-вторых, вход строго по записи…
– Барсукова здесь при чем, она же всегда везде в джинсах шляется!
– Не скажи, – захихикала Катька, – тут ее намедни по телику показывали. Прикинь, сидит Барсукова в этаком наряде, фиолетовом, ни в сказке сказать, ни пером описать… Ну поговорили они с корреспонденткой о литературе, Алка, кстати, молчит, что под англичанку косит… Ее спрашивают: «Вы что пишете?» А Барсукова глазки вниз и скромненько отвечает: «Да так, просто балуюсь, ерунду всякую, не стоит и рассказывать, в основном перевожу Нору Бейтс!» Ничего себе ерунда, всю Россию книгами завалила, печет она их, что ли?
– Короче, – велела я, – быстрее говори, при чем тут Барсукова.
– Так ведущая мило поинтересовалась: «Где вы одеваетесь?» А Алка ответила: «Этот костюм шила Нелли Королева». Ну…
Я не стала ожидать конца фразы, шлепнула трубку на рычаг, тут же схватила ее вновь и через пару минут услышала голос Аньки:
– Алле.
– Ань, это Вилка, позови мать.
– Не могу.
– Почему?
– Она еще норму не выдала.
– Ладно, сейчас приеду.
– Хлеба купи, – не растерялась Анька, – пачку масла и пельменей, жрать хочется.
Спустя час я грохнула на пол в их прихожей два туго набитых пакета и спросила:
– Одного не могу понять, отчего вы в магазин не сходили?
– Некогда, – пояснила Анька, роясь в шуршащих упаковках. – Ясно, пельмени варить умеешь?
– Эка невидаль, – фыркнул ребенок, – зафигачить их в кипяток, и все дела. Ты зачем «Киндер-сюрприз» купила?
– Вам в подарок.
– Больше не делай этого, – серьезно заявила Анька. – Они жутко дорогие, яйца шоколадные, рублей по двадцать небось брала.
Это еще одно непонятное явление в семье Барсуковой. Детей здесь никогда ни в чем не ограничивали, их комнаты, между прочим, завалены игрушками и одеждой. А вот поди же ты, выросли совсем неизбалованными.
– Давай, Нюша, разводи кипяток и фигачь пельмени, – приказала я и пошла по коридору.
– Ты куда? – испугалась девочка.
– К матери.
– Ой, не ходи, она еще норму не выдала!
Но я уже распахнула дверь. Ответственная Алка пишет каждый день по пятнадцать страниц. Что бы ни случилось: пожар, землетрясение, наводнение… Барсукова все равно выдаст на-гора норму. Правда, она всегда врет читателям и журналистам, что является только переводчицей милейшей англичанки Норы Бейтс. Но я-то знаю, кто кропает до противности сладкие книжонки.
Кстати, пожар у них недавно был. В доме жутко старый лифт, вот и полыхнуло в машинном отделении. Слава богу, дети были в школе. Как только до Алки дошло, что здание может сгореть, она сунула под мышку рукопись недописанного романа и, пинками подгоняя собак и кошек, вылетела во двор.
А теперь представьте картину. Все жильцы высыпали на улицу, одетые по-зимнему, с чемоданчиками. Умные люди прихватили деньги, документы, драгоценности… Алка же оказалась на холоде в окружении своих животных, с какой-то «Вечной любовью» под мышкой. Она даже не догадалась вытащить из шкафа шубу. Схватила с вешалки первое, что подвернулось под руку: плащевую куртенку Женьки. И это все! Нет, вру, в карманы куртешки она запихала хомяков, крыс и жабу. Пока пожарные пытались справиться с огнем, а настоящие женщины с громким визгом лишались чувств, падая на руки к мужикам, Алка забилась в пожарную машину и лихорадочно дописывала норму, ей предстояло наутро тащить рукопись в издательство. Барсуковой даже не пришло в голову, что можно позвонить и сказать: «Ребята, сегодня не приеду, у нас пожар был!» Нет, раз обещала, значит, обещала, и ничто не должно помешать.
ГЛАВА 27
– Что надо? – рявкнула Алка. – Отвяжитесь, я только на девятой странице.
– Дай мне фиолетовый костюм от Королевой! – потребовала я.
Не поворачивая головы, подруга крикнула:
– В коридоре, в шкафу.
Я закрыла дверь. Вот так! Даже не поинтересовалась, кому и зачем нужна эксклюзивная, отвратительно дорогая шмотка. Хотя Барсукова небось и не помнит, кто у нее сейчас гостит.
Я нашла шкаф, вытащила костюм и натянула поверх брюк мягко шуршащую юбку. Так и есть, велика. У меня сорок четвертый размер, а у Аллы полный сорок восьмой. Отлично, путь к модной портнихе открыт, только ехать туда придется завтра, сейчас уже шесть, наверное, мадам Королева в театре или на банкете, а может, на фуршете… Милейшая Нелли скорей всего ведет светский образ жизни.
На кухне я слопала тарелочку совершенно разварившихся пельменей и сказала:
– Не умеешь ты, Анька, пельмени варить, вон все полопались.
– Ну и что, – хмыкнула девица, – тебе не вкусно?
– Нормально.
– Вот и хорошо, – резюмировала Анька, – главное – не внешний вид, а суть, душа!
«Интересно, где она у пельменей?» – подумала я и взялась за телефон. Как там Никитка? Может, принести чего надо, лекарства, еду.
Услыхав мой вопрос о здоровье Федулова, медсестра неожиданно сказала:
– Сейчас Дмитрия Кирилловича дам, он как раз дежурный.
В трубке послышалось шушуканье, и знакомый молодой голос осторожно поинтересовался:
– Кто спрашивает о Федулове?
– Виола Тараканова, его учительница, если помните, Дима, я была у вас, Никиточка пришел в себя, вот…
– Федулов скончался.
Я чуть не выронила трубку.
– Когда?
– Время смерти семнадцать десять.
– Но… как же? От чего? Он же пришел в сознание…
– По телефону таких справок не даем.
– Погодите, Дима, – заорала я, – вы ведь дежурите?
– Да.
– Сейчас я приеду.
– Хорошо, – спокойно согласился врач, – подниметесь на третий этаж в 323-ю комнату.
Чувствуя, как из глаз начинают горохом катиться слезы, я выскочила на проспект и тормознула машину.
Долгие годы, проведенные в нищете, приучили меня считать не только рубли, но и копейки. Даже при теперешнем устойчивом материальном положении я не способна отказаться от прежних привычек. В частности, никогда не пользуюсь такси или бомбистами, мне и в метро хорошо: тепло, уютно и пробок нет. На тех, кто злобно орудует локтями, я просто не обращаю внимания. И потом, скажите, ну где я еще могу спокойно почитать, дома? Не смешите меня, в этом проходном дворе никогда нет покоя. Но сегодня я не могу трястись в подземке, потому что из глаз все время льются слезы.
Дима мрачно сидел за столом, где возвышался электрочайник, в углу шелестел газетой другой парень в белом халате. Скользнув по мне ленивым взглядом, он не счел необходимым поздороваться и вновь уткнулся в «Мегаполис».
– Почему он умер? – тихо спросила я.
Дима тяжело вздохнул:
– Отек легких.
– Из-за чего?
– Много причин. Долго лежал, началось воспаление легких. Организм ослаблен, травмы тяжелейшие…
– Но он пришел в себя!
Врач развел руками:
– Такое случается.
Мы замолчали. Слезы опять потекли у меня по щекам. Дима встал и вышел. Я тупо сидела у стола, разглядывая чайник, недоеденный торт, булку и крупно нарезанную колбасу. Другой врач, развалившись в кресле, спокойно листал газету. За все время он не произнес ни слова.
– Выпейте, – велел вернувшийся Дима и сунул мне в руки стаканчик с остропахнущей коричневой жидкостью.
Я покорно проглотила лекарство и спросила:
– Где он?
– В морге.
– К нему нельзя?
– Нет.
– Но…
– Нет!
