Черные лебеди - Иван Лазутин

Дмитрий отгрыз кончик сигары, закурил. Но поперхнулся, как только сделал первую глубокую затяжку:

— Нужно быть американцем, чтобы курить такие сигары! Крепче нашей бийской махорки.

— Я давно знаю русских, — сказал Гарри, поднося ко рту ломтик ананаса. — С сорок пятого года. Я служил летчиком в истребительном полку. И вот там, на Эльбе, впервые встретился с ними.

— Вы были на Эльбе?

— Это, пожалуй, был самый счастливый день в моей жизни! С тех пор, как бы ни спорили между собой дипломаты и конъюнктурные газетчики, я никогда не изменю мнения о русских!

Дмитрий отчетливо представил себе то, что было семь лет назад, на Эльбе, куда ему не довелось дойти. Об этой встрече Дмитрию после войны рассказывали однополчане. Да, когда-то русские на этой легендарной реке встретились с американскими солдатами. Обнимались, пили за победу, за дружбу… Тогда ничто не омрачало радости долгожданной встречи. И вот сейчас, спустя семь лет, Дмитрий, русский, и Гарри, американец, сидят за одним столом. Нет уже больше войны, но есть невидимая черта между ними. Напоминание о встрече на Эльбе растопило эту прозрачную ледяную завесу.

Надя и Альберт о чем-то вполголоса переговаривались, а больше объяснялись взглядами.

Шадрин видел, как на эстраду вышла певица, одетая в длинное декольтированное платье. Кто-то из посетителей ресторана подал ей записку, и она, прочитав ее, улыбнулась. Потом что-то сказала дирижеру, и через несколько секунд по залу поплыла грустная песня:

Я тоскую по родине,По родной стороне моей…

Печальные слова песни всколыхнули в душе Дмитрия что-то родное, исконно русское. На некоторое время он забыл, что сидит с иностранцами, которым должен Уделять внимание в ответ на их радушие. А песня, как птица, металась под зеркальным потолком зала, сплетаясь с фонтанными всплесками.

Проезжаю теперь Бухарест,Всюду слышу я речь неродную,И от всех незнакомых мне местЯ по родине больше тоскую.Я тоскую по родине,По родной стороне моей…

Дмитрий низко склонил над столом голову. На какое-то время он забыл, что находится в ресторане. Его душу и воображение заполняла грустная песня. Ощутив на своем плече чью-то руку, он вскинул отяжелевшую голову. Перед глазами все плыло. Лицо Гарри двоилось: две одинаковые ослепительные улыбки, два ряда белых зубов…

Альберт, видя, что Дмитрий захмелел, предложил ему выйти освежить голову под краном. Напряженно-пьяной походкой Дмитрий пошел за ним. В глазах его двоились и пошатывались столики, мимо которых он проходил.

Оставшись вдвоем с Гарри, Надя сразу же почувствовала скованность.

— Вы давно знаете вашего друга? — спросил Гарри.

— С сорок шестого. Целая вечность! — ответила Надя, поглядывая в сторону, откуда должны были показаться Альберт и Дмитрий.

— Хороший парень. Но мне почему-то кажется, что в жизни у него не все благополучно.

— Вы очень проницательны.

— Он адвокат?

Пристальный взгляд Гарри обезоружил Надю. Она не могла лгать.

— Нет. Он не адвокат. Но он с отличием закончил юридический факультет, был стипендиатом, великолепно распределен, но в работе не повезло… — Надя чувствовала, что этого ей не следует говорить, но было уже поздно.

— Где он работает сейчас? — лицо Гарри стало строгим и каким-то сразу постаревшим.

— Он? — Надя замялась. — Он…

— Не мучьте себя. Если нельзя говорить — я не настаиваю. Мне только обидно… — опечаленный взгляд Гарри упал на стол.

— Чем я вас обидела? — виновато спросила Надя.

— Вам, русским, нельзя верить. Вы даже за дружеским столом актеры. Только сейчас мы пили за встречу на Эльбе, за дружбу, за искренность… А через минуту вы уже дипломаты.

— Вы серьезно обиделись?

— Когда друзья неискренни в мелочах, можно ли с ними говорить честно о серьезных делах?

— Я вам скажу. Только… прошу вас — не говорите об этом с Дмитрием. Ему стыдно говорить о своей работе.

— Если вы не хотите этого сказать — не делайте этого.

Над столом повисло тяжелое молчание. Мимо прокружилась в вальсе пара. Гарри смотрел через плечо Нади, а сам думал о чем-то своем, далеком, не относящемся ко всему тому, о чем они только что говорили.

— Он потерял работу… Но это временно…

Слова Нади не произвели на Гарри того впечатления, которого она ожидала. Ничто не изменилось в его лице. Он только грустно улыбнулся и продолжил то, что хотела, но не решалась сказать Надя:

— Мне кажется, у него не все в порядке в личной судьбе?

— Да. Так обидно! Это был лучший студент курса.

Подошедший официант положил на стол счет. Гарри рассчитался и, что-то прикидывая в уме, посмотрел на часы.

— Вы торопитесь? — спросила Надя.

— Мы, туристы, время рассчитываем до минуты. Столько хочется посмотреть, запомнить…

Гарри и Надя не заметили, как к столу подошли Дмитрий и Альберт.

— Ну как? — спросил Гарри у Альберта.

— Можно начинать все сначала, — ответил Альберт.

— Нет, нет… Мне хватит… — Шадрин резко отмахнулся и полез за деньгами. — Я хочу рассчитаться. Меня ждут дома.

Как ни пытался Дмитрий отдать деньги, ему это не позволили. Альберт даже обиделся.

— Для старых солдат это мелочно, — упрекнул он Дмитрия.

Шадрин уступил, положил деньги в карман, хотя в эту минуту они для него потеряли всякое значение. Он свободно мог бы отдать их старику-швейцару.

Все, что было дальше, Дмитрий не помнил.

…А когда проснулся наутро — долго лежал с закрытыми глазами. Шаг за шагом он пытался припомнить, все, что было вчера после ломбарда. Он отлично помнил, как вошел в ресторан, как потом пришла Надя, как за их стол сели двое иностранцев. Пили, произносили тосты. Дмитрия угощали, он курил американские сигары, рассматривал какие-то открытки, потом снова пили… Потом перед глазами всплыла иностранная машина. Длинная, приземистая, черная… С буквой «Д» на номерном знаке. Поддерживаемый под руки Альбертом и американцем, Дмитрий сел на заднее сиденье. И это он помнил. Была с ними и Надя. Он слышал голоса Альберта и Гарри, но их самих не видел. Помнил, как машина тронулась. Все, что было дальше, вдруг неожиданно словно провалилось в черную бездонную пропасть. И это Дмитрия больше всего пугало. Уткнувшись лицом в подушку, он лежал неподвижно. «Если бы все было сном! Если бы можно было вычеркнуть из жизни этот вечер!» — с этой мыслью Дмитрий, не открывая глаз, нащупал под подушкой, на валике дивана, выпирающее кольцо пружины, которое Ольга несколько раз просила заделать. «Слава Богу, дома».

В голове — нудный, однотонный звон, во рту — тошнотный привкус.

В напряженной тишине с нарастающей тревогой тикали стенные ходики. Двенадцать часов. На стуле, возле дивана, лежал пакет и записка.

Он развернул записку:

«Митя! Откуда у тебя столько денег и эти фотографии? Ничего не понимаю. Будила тебя долго — ты как мертвый. Ухожу на работу с недобрым предчувствием. Приду сегодня раньше. Целую — Ольга».

Дмитрий взял со стула пакет. В лощеной синей бумаге были завернуты деньги и фотографии с видами американских небоскребов и бойких мест Бродвея. «Тысяча рублей… Откуда?..»

Страшная, как черная молния, догадка прорезала мозг Дмитрия. Он вытянулся во всю длину дивана и долго лежал неподвижно, уставившись на потолок. «За что ты меня наказываешь, жизнь? Что я сделал тебе плохого?..»

Дмитрий встал и положил на стол пачку сторублевых бумажек. Дрожащими пальцами взял открытки и стал рассматривать. На одной из них, на обороте, прочитал: «Завтра, в 19.00 за тем же столиком». Внизу стояла подпись: «Гарри».

«Гарри, Гарри! — Шадрин бросил пакет на стул. — Как ты купил меня встречей на Эльбе!»

…Многое передумал Шадрин, пока не пришла Ольга. Он ходил, как горячечный больной по комнате, стараясь припомнить подробности вчерашнего вечера.

Стук щеколды в сенцах заставил его вздрогнуть.

Ольга вошла молча и встала у порога. Она долго смотрела на Дмитрия:

— Что случилось, Митя? Где ты был вчера? Что это за фотографии?.. Откуда деньги?..

Дмитрий поднес ко лбу ладонь и закрыл глаза:

— Я все расскажу. Только вначале скажи, как я пришел домой?

— Ты приехал.

— На чем?

— На какой-то черной иностранной машине.

— Один?

— Нет. С тобой были двое незнакомых мужчин и девушка.

— Девушка? Во сколько это было?

— В первом часу ночи.

«В первом часу?.. — Дмитрий силился припомнить, как они вышли из ресторана. — Не может быть! Из ресторана мы вышли в одиннадцатом. Никуда не заезжали… Почему так поздно они привезли меня домой?»

— Они были пьяны? — спросил он.

— Почти трезвые. Что это за люди?