Кто суккуба? Я суккуба?! (СИ) - Клименкова Антонина

— У-уу!.. Мамуленька больше меня не будет любить такого-о! Она больше никогда не возьмет меня на ручки-и! Не посадит к себе на плечо-о! Не разрешит лежать у нее на коленках и спать на животе! Она никогда больше не почешет меня за ушком! Не похвалит мой пушистый хвостик! Не расчешет меня щеткой-ёй-ёй-и-и!..

— Маленький мой, как же я испугалась! — в ответ запричитала Клава.

Она присела рядышком на край постели и попыталась прижать своего котика к груди. Но почему-то не получилось сделать это, как обычно — длины рук как будто не хватило. Почему-то вправду не удалось поднять кота, то ли она обессилила, то ли он крепко держался за простыню. Но Клава не обратила на это внимания.

— Мамуленька? — Персик сверкнул на нее влажным глазом из-под подушки, дернул сопливым носом, шевельнул усами. — Не надо, не трогай меня. Я не хочу тебя поранить своими колючками или искрами молнии.

— Что? — растерялась Клава. — Персик, солнышко, деточка, лапочка… Ты плохо себя чувствуешь, это понятно. У тебя галлюцинации, да? Не бойся, это пройдет, всё будет хорошо, я тебе обещаю, мама рядом…

Она убрала подушку, хоть Персик, упрямо цепляясь, чуть не порвал наволочку когтями, и всё-таки прижала его круглую, как кочан капусты, голову к своему сердцу. Принялась гладить по взъерошенному загривку и широкой полосатой спине.

— Мамуль, как ты можешь? — всхлипнул Персик, прижимаясь к хозяйке. — Я стал мутантом! Чудовищем! Монстром!

— Ш-ш, лапусь, не выдумывай, — утешала его Клава, сама чуть не плача от жалости к перенервничавшему до легкого бреда любимцу.

— Разве ты не замечаешь, как я изменился? — повысил голос страдающий Персик. — Я теперь совсем не такой, как был! Не тот, кого ты любила!!! Теперь ты меня разлю-ю-би-ишь! Ы-ыы!..

— Масечка, я тебя никогда не разлюблю! — зарыдала, не выдержав, Клава.

— Мамулечка, не бросай меня! — брызнул слезами Персик.

— Ты мой самый-самый любимый, самый-самый лучший котик на свете! — продолжала клясться Клава.

— Ты у меня единственная в мире, мамулечка! Во всех мирах и измерениях! — не отставал Персик.

— А я думала, ты заинтересовался Пумой?

— Я ни на кого тебя не променяю, мамуля!..

Он так усердно терся о Клавин живот, что повалил ее на кровать и плюхнулся сверху, придавив не хуже, чем давеча волк-оборотень. Но Клава не замечала обрушившегося на нее немалого веса, просто дышать стало трудновато и в глазах черные мушки заплясали. Но она всё равно продолжала обнимать навалившуюся на нее груду меха, всхлипывающую и дрожащую.

— Ты вправду не замечаешь за своим котом изменений? — подошла к ним медсестра, всё это время тактично стоявшая в сторонке. — Персик, милый, слезь уже с нее, иначе придавишь или придушишь. Ты ведь не хочешь ее смерти, да?

— У-у! — взвыл с новой силой кот, отпрянув от обмякшей под ним хозяйки. — Я стал чудовищем!..

Он забился в угол кровати, накрылся от горя тонким больничным одеялом, с головой и поникшими ушами, но вяло дергающийся хвост остался снаружи.

— Ты в порядке? Дышать можешь? — уточнила у Клавы медсестра.

Та кивнула. Отдышалась, приподнялась на локтях поглядеть, как там котик — и обомлела. У нее в ногах сидел, накрывшись одеялом, если не тигр, то пантера, не меньше! И полосатый хвост был толщиной с ее локоть. Видимо, ее материнские инстинкты привыкли воспринимать Персика крошечным котенком, таким он навсегда остался для нее с момента их первой встречи. И таким будет до конца их дней. Только прикрывшее привычную полосатую шкурку одеяло нарушило эту иллюзию, показав истинный масштаб изменений.

— Ну, на ручки, наверное, не подниму, не осилю теперь, — пробормотала Клава.

Чуткий кошачий слух уловил вырвавшиеся слова, и из-под одеяла снова послышалось тихое подвывание.

— Ты некоторое время пребывал в дисбалансированной форме, но это быстро прошло, — обратилась к Персику медсестра. — Больше у тебя никаких щупалец или шипов появляться не будет, не волнуйся. Всё стабилизировалось окончательно, в будущем изменений тоже не прогнозируется. По сравнению с тобой прежним ты просто увеличился в размере. Из-за этого внутренние органы и системы тоже оптимизировались, и к счастью довольно быстро. Если обобщать, сейчас ты больше похож на представителя того же вида, к какому принадлежит мисс Пума, чем на себя прежнего. Но согласись, всё могло бы быть куда хуже. В принципе, ты во многом выиграл: согласно проведенной мной диагностике организм стал более приспособленным к нашему миру, срок жизни удлинился, здоровье укрепилось, возможности деятельности расширились. Особенно изменился речевой аппарат и пальцы передних лап. Теперь ты готов к самостоятельной жизни разумного, трудоспособного существа. Собственно, я ожидала от тебя именно таких изменений, правда, не настолько стремительных.

Персик внимательно выслушал медсестру, перестав всхлипывать и выставив из-под одеяла одно ухо.

Клава тоже пыталась понять смысл сказанного, но напрягалась тщетно. В голове отложилось лишь одно: какое-то время из ее маленького Персика под воздействием перепутанной магии лезли щупальца и шипы?! Где этот мальчишка-двоечник, который промазал и попал в неповинного котика? Где этот слепой учитель, который не остановил тренировку вовремя?! Уж она им!..

— То есть, я смогу сам открыть себе банку с кормом? Не надо будет просить у мамули покормить меня? — уточнил на самом понятном для себе примере Персик.

— Именно, — кивнула медсестра.

— Но я хочу, чтобы мамуленька обо мне заботилась! — опять завыл кот.

— Маленький мой!.. — по привычке заикнулась Клава. Но от этого слова, попавшего по свежей душевной ране, Персик ударился в рыдания.

— Это нормально, — вздохнув, успокоила Клаву медсестра. — Нервная система восстановится от потрясения через несколько дней. Пока что пусть он побудет здесь, под моим наблюдением. Составлю ему успокоительную микстуру. И немного посидеть на диете ему тоже не помешает, лишний вес вреден для неокрепших костей и связок.

От такой новости у Персика настроение тоже не улучшилось.

Вежливо постучавшись, в палату вошли двое: высокий эльф в костюме-тройке при галстуке и с ним насупленный мальчишка лет двенадцати, в клетчатой школьной форме. Обоих Клава узнала: с эльфом она мимоходом столкнулась в первый свой день в Академии, когда разгуливала по коридорам в неглиже. А мальчишку видела, когда Василий показывал ей сад и Школу. Тот самый кудрявый «херувимчик», который спустил на нее толпу школоты, благо между ними тогда был спасительный забор.

Поклонившись Клавдии, эльф-учитель витиевато извинился за случившийся инцидент. Однако при учтивости выражений лицо у него оставалось холодным и надменным, что возмутило Клаву до глубины души. Едва не угробил ее котика — и нисколько об этом не сожалеет? Бесчувственный чурбан! Статуя мраморная! Вон как поджимает губы на ее испепеляющий взор, глаза красивые отводит, паразит такой!

Благо, что Клава от накатившего возмущения слова вымолвить не могла, иначе обматюгала бы эльфа с ног до головы, мало бы не показалось! И самой потом стыдно было бы. Но сейчас ее буквально изнутри распирало от негодования, еще чуть-чуть и лопнет!

Мальчишку тоже заставили извиниться. Он попытался было буркнуть, что посторонним на площадке для тренировки нечего шляться, мол, кот сам виноват, раз пролез, куда не положено. Однако воспитательный подзатыльник от учителя прервал поток оправданий, «херувимчик» отвесил положенный поклон и громко объявил:

— Искренне сожалею, что не увидел вовремя вашего кота, мисс суккуба! — и шепотом добавил: — Иначе прицеливался бы точнее.

За что получил еще один, более ощутимый подзатыльник.

— Какие-то у вас приемы воспитания доисторические, — не удержалась от замечания учителю Клавдия, которую от подзатыльников передергивало. Интересно, а розги в здешней Школе тоже практикуют по субботам?

— С этими троглодитами иначе нельзя, — авторитетно заявил эльф и поджал губы вообще в тонкую ниточку. Видите ли, оскорбился, что попаданка ему замечание делает. — Кстати о наказании!