Психотерапия нового решения. Теория и практика - Мэри Гулдинг

Боб: Что вы знаете о детстве своего отца?

Мич: Немного. Он вырос в Китае.

Боб: Будьте вашим отцом в возрасте, когда он жил в Китае.

Мич: (В роли отца). Мне… э-э… сколько там лет. Я стал работать на рисовых полях, как только начал ходить.

Боб: Ощутите, как это было.

Мич представляет скудную и полную тяжелого труда жизнь.

Мэри: Совсем малыш для такой тяжелой работы? Скажи мне, а кто тебя хвалил за твое усердие?

Мич: (В роли отца). Никто. Чтобы есть, надо работать. Ни у кого нет… нет времени, чтобы хвалить. (Мич тихо плачет, закрыв руками лицо, затем встает с «отцовского» стула и пересаживается на свой.) Да, я слишком многого жду от него.

Мэри: Да, слишком многого.

Боб: Позвольте мне рассказать вам одну историю. Мой отец тоже никогда меня не хвалил. Он обеспечивал всю семью и привил нам правильное отношение к работе. Несколько лет назад, когда он был еще жив, я вдруг понял, что тоже никогда не хвалил его. Поэтому в очередной раз, когда я приехал к нему в гости, я сказал: «Ты был хорошим отцом. Я помню, как ты брал меня на стадион Янки и мы смотрели, как играет Бейб Рут. Мы классно проводили тогда время». В ответ он пробурчал что-то невнятное. Позже, после обеда, когда я прилег отдохнуть, он зашел ко мне и взял меня за большой палец на ноге. Я думаю, это максимальная близость, которую он мог позволить себе по отношению к сыну. И он сказал: «Ты был совсем неплохим сыном», — развернулся и вышел из комнаты.

Мич понял и решил начать поглаживать отца, даже если тот не будет отвечать на поглаживания. Его новым решением стало расстаться с горечью и таким способом стать более человечным. Именно последовательность этапов понимания стала решающим фактором в выздоровлении Мича. Если бы мы начали со сцены «прощения», его глубоко запрятанный гнев мог так и остаться нетронутым, и выход из депрессии был бы отложен на неопределенное время.

Прежде чем клиенты завершат терапию, мы хотим, чтобы они осознали, что у их родителей есть и достоинства и недостатки и что они больше не несут ответственности за психологическое здоровье своих выросших отпрысков.

Жозе не обвинял своих родителей за ужасные школьные годы, но опечалился, когда понял, что родители были просто людьми, со своими недостатками и слабостями.

Жозе: Дело было не только в школе. Дома тоже не особо пользовались словами. Я помню, как я работал с отцом в поле. Он всегда молчал. Он видит… если он видит кролика в поле, он не скажет: «Смотри, вот кролик». Толкнет меня плечом и ткнет пальцем.

Боб: Да. Но он же видит кроликов. И делится с вами. А некоторые отцы и кроликов не видят, и с сыновьями не делятся.

Жозе: (Улыбаясь). Верно, Боб. Спасибо вам.

Преимущество семейной терапии состоит в том, что новые решения принимаются родителями и детьми вместе. Наши помощники Рут МакКлендон и Ле Кадис7 лечат семью, обратившуюся к ним по поводу «агрессивного поведения» их 10-летнего сына. На шестой встрече отец восстанавливает сцену своего детства, в которой осознает, как сильно он был запуган безразличным и, может быть, даже психотическим поведением домашних. В этой сцене он подтверждает свое право быть живым. Вернувшись в настоящее, он говорит: «У меня есть право быть живым в нашей семье». Затем: «Я живу в моей семье, и никто не отберет у меня это право». Он поворачивается к своему сыну: «Я люблю тебя. Ты тоже имеешь право быть живым в нашей семье, и я охраняю твое право. С этого момента ты ни на кого в нашей семье не будешь нападать. И никто не будет нападать на тебя. Все в нашей семье будут в безопасности». На следующей встрече мальчик объявил: «Я люблю свою семью и никому больше не буду причинять боль». В ближайшие выходные он в гараже организовал распродажу… своего игрушечного оружия.

Клиент

В терапии новых решений клиент — это ведущий актер в пьесе с победным концом. То, что в нашей книге многие записи заканчиваются облегченным смехом клиента или его радостным «Здорово!» — не совпадение и не подтасовка. Так должны заканчиваться сцены новых решений, поскольку новое решение принимается свободным Ребенком.

Терапевт является и режиссером и сценаристом некоторых сюжетных ходов и, по необходимости, переводчиком. Участники иногда исполняют роль «других» в спектакле, иногда становятся помощниками терапевта, но всегда являются заинтересованными и подбадривающими зрителями. Сцена и другие — это фон для изменения и роста главного исполнителя, клиента. Если пьеса имеет счастливый конец, клиент — победитель. Мы не хотим ставить трагедии -мы заинтересованы в позитивных концовках. Следовательно, мы бы ни за что не поощряли Ли разыгрывать вновь и вновь сцены, где он играет роль жертвы с хорошенькими девушками или матерями, кормящими его литовским дерьмом. Пэт, девочка из кондитерской, пришла к нам на семинар с готовностью воссоздать бесконечное число трагедий. Если бы эти трагедии нас интересовали, она смогла бы поведать нам всю 5000-летнюю историю мучений еврейского народа, начиная с Моисея.

Мы планируем счастливый конец, еще даже не слыша саму сцену. Мы знаем, в каком направлении хочет измениться клиент, и в общих чертах знаем, что он должен для этого сделать. Так, очевидно, что Ли должен стать по-Детски дерзким, если он действительно хочет вырваться из тупика, создаваемого Родительским запрещением говорить «Нет» и Детским желанием сказать «Нет».

Клиент может начать сцену в любом эго-состоянии, хотя, вероятно, он будет ощущать в себе приспособившегося Ребенка, так как именно это эго-состояние ответственно за изначальные решения. Приспособившийся Ребенок — жертва, часто крайне занудная жертва. Сравните высказывание Ли «Я имею склонность к боязливости и желанию нравиться» и его взрывное «БУДУ КРИЧАТЬ, КОГДА ЗАХОЧУ, И Я ПОЙДУ НА ПЛЯЖ!». Зою было так просто не заметить, когда она застенчиво стояла в дверях, надеясь, что кто-нибудь пригласит ее войти. Когда человек сначала испытывает свое приспособительное поведение, его новое решение становится особенно мощным. Зоя теперь физически, мышцами знает разницу между робким стоянием у стеночки и громким дудением в рожок. Это мышечное знание ей крепко пригодится, когда снова возникнет соблазн играть старую роль серенькой мышки.

Когда клиент осознал свою приспособительную роль (а иногда и раньше), мы отслеживаем каждое движение, жест, тон и слово, служащие клиенту для поддержания роли жертвы. Мы подчеркиваем смех висельника, «желания» и «надежды», склоненные головы, тонкий, девчачий голосок у взрослой женщины, поступки, подтверждающие навязанные характеристики. Особым вниманием пользуется у нас любое упоминание о том, что кто-то или что-то может заставить клиента чувствовать.

Затем мы смотрим, как клиент может стать победителем, главным исполнителем в данной сцене. Может быть, это станет возможным, если клиент обнаружит в других какие-то новые черты или увидит что-то новое во всей ситуации. Но главное — он должен найти что-то новое, новую скрытую силу в самом себе. Когда Эдит работала над избавлением от блока, ее можно было счесть трудным клиентом, поскольку после победы над блоком она вновь сдалась на его милость.

Эдит: (Смеется.) Да-а. Ты мне не нужен. Я собираюсь вытолкать тебя взашей.

Боб: Что случилось? Эдит: Он испарился, не успела я накинуться на него.

Утверждение со словом «он» означает, что Эдит уверена, что сама ничего не сделала. Она не считает победу своей заслугой. Из этой ситуации существует много выходов. Боб мог заставить ее снова стать блоком и посмотреть, как «он» испаряет себя. Вместо этого он, ища к победе короткий путь, выясняет, использует ли свободный Ребенок Эдит слова, выражающие независимость. Она их не принимает.

Боб: Вы настолько могущественны, что вам и не потребовалось выталкивать его. Вы просто испарили его.

Эдит: Я?

Эдит снова отступила на первоначальные позиции… во всяком случае, такое складывается впечатление. Мэри преувеличивает ее беспомощность, что часто срабатывает, вызывая у свободного Ребенка желание сопротивляться.

Боб: Ну, да… а чей это был, простите, блок?

Мэри: Не-а, это не вы. Это Боб сделал. Я видела, как он включил свой секретный лазерный испаритель. А вы не заметили? А теперь он пытается сделать вид, что он тут ни при чем, что это вы, маленькая и беспомощная, уничтожили блок.

Эдит: (Смеется). Я… О, Господи, у меня такая ясная голова. Я такая ясная. Со мной мой антиблокатор, и вы его у меня ни за что не отнимете! Я никогда себя не чувствовала столь просветленной. Я могу думать… я думаю.

Ее последнее утверждение абсолютно четкое… и она заканчивает сцену главной героиней!

Если в этот раз клиент не стал главным героем, не принял новое решение, мы знаем, что он это сделаете следующий раз. На этой встрече он либо не почувствовал себя свободным Ребенком, либо понял, что данная сцена не очень подходит для его проблемы, либо они с терапевтом не очень хорошо настроились на работу. Какой бы ни была причина, клиент и терапевт должны расстаться без обвинений. Это — самое главное. Мы слышали, как терапевты жалуются на клиентов, что те «не хотят меняться» или «хотят оставаться несчастными». Неправда. Клиентов также клянут как слишком пассивных, слишком приспосабливающихся, слишком сопротивляющихся; используются все слова, указывающие на неэффективную работу. Мы уверены, что клиенты хотят меняться, и что иногда ни клиент, ни терапевт просто не знают, как это сделать.