История военного искусства - Ганс Дельбрюк

 Сражение при Мариньяно принадлежит к числу тех сражений, которые историческая традиция совершенно исказила. Постоянно повторяемая, переданная Гюичиардини, фраза маршала Тривулцио, что это была битва не людей, а гигантов, подлинна ли она или нет, во всяком случае, не вполне применима к этому сражению как к целому. Эта фраза вызывает представление о военном действии совершенно исключительного, неслыханного масштаба, между тем как, напротив, сражение при Мариньяно принадлежит к числу не доведенных до конца сражений. Политический момент в данном случае играл гораздо большую роль, чем военный, так что в нашей "Истории военного искусства" мы могли бы даже обойти его молчанием, если бы не представлялось полезным опровергнуть ложную традицию более правильным изображением и в то же время представить этот яркий пример сражения, искаженного политикой128.

 Это сражение - плод народных страстей, искусно использованных интриганом, - не имело никаких последствий. Король Франциск согласился на мир с швейцарцами на точно таких же условиях, как и раньше, с той лишь разницей, что швейцарцам было предоставлено оставить за собой часть пограничной Миланской области (как ныне проходит граница), за что они получили на 300 000 крон меньше денег. В военном отношении также незаметно, чтобы швейцарцы ощутили свое поражение как таковое, чтобы при их смелой манере действовать напролом они утратили свою безусловную самоуверенность. Это нам покажет следующее сражение при Бикокке.

 Вылазки Швейцарского союза, направленные к развитию в великую державу, закончились в 1515 г. Правда, еще в 1536 г. Берн использовал удобный случай приобрести кантон Во. Но это было, так сказать, лишь запоздалым плодом Бургундской войны, и с 1515 г. уже ни разу дело не доходило до проведения Швейцарией какой-либо широкой политической программы. Военная мощь Швейцарской федерации более или менее поступила на жалование Франции и при этом постепенно спустилась с прежней недосягаемой высоты до уровня войск других национальностей. Если бы швейцарцы захотели развиться до положения самостоятельной великой военной державы, им бы надо было не только обзавестись иным централизованным правительством, но и своевременно развить у себя два других рода войск - конницу и артиллерию. Ведь сила их зиждилась исключительно на пехоте: даже для осады Дижона императору Максимилиану пришлось взять на себя поставку орудий. Это превышало силы маленьких горных округов и городов129.

 Всемирно-историческое достижение швейцарцев ограничилось лишь созданием пехоты, которая послужила образцом для прочих стран. До Мариньяно она была непобедима, да и неудача, постигшая ее в этом сражении, была обусловлена чересчур исключительными обстоятельствами, чтобы она могла умалить ее славу.

СРАЖЕНИЕ ПРИ БИКОККЕ130 27 апреля 1522 г.

 Шесть лет спокойно владели французы Миланским герцогством. Затем Карл V, в лице которого как правнука Карла Смелого, внука императора Максимилиана и сына испанской четы Фердинанда и Изабеллы сосредоточились все наследственные, враждебные французскому королевству тенденции, возобновил борьбу за господство в Северной Италии. Франциск набрал швейцарских наемников, но имперский главнокомандующий Просперо Колонна долго маневрировал около французской армии, не вступая в сражение, пока наконец казна Франциска не опустела, так что ему нечем было платить жалование швейцарцам, и последние вернулись восвояси. Тогда Колонна без сопротивления вступил в Милан, ибо французы возбудили против себя ненависть горожан, и последние открыли имперской армии ворота.

 На следующий год французы снова появились с таким большим войском, что смогли предпринять осаду Милана. Пришедший на выручку имперский отряд в 6 000 ландскнехтов и 300 всадников побудил французов отойти от Милана и сосредоточиться на более скромном объекте - Павии. Но когда и эта осада не увенчалась успехом и подъем воды в Тичино стал затруднять доставку продовольствия, а попытка принудить имперское войско к сражению при помощи обходного движения тоже не удалась, дело снова дошло до того, что французское войско готово было растаять, ибо швейцарцы не хотели оставаться долее. В обычае у них было, как только они выступят в поход, тотчас отыскать неприятеля, напасть на него, разбить и уйти с добычей и жалованием домой. Осаждать города и истощаться в маневрах и в занятии позиций - противоречило их натуре и их взглядам на военное дело, особенно же в тех случаях, когда само жалование не выплачивалось им аккуратно. Поэтому последнее передвижение французского войска, вероятно, мотивировалось тем, что они пошли до Монцы навстречу военной казне, которая должна была быть доставлена из Франции через Симплон. Когда же деньги все же не прибывали, то швейцарцев нельзя было успокоить никакими новыми обещаниями; они хотели или драться, или идти домой131.

 Французско-венецианское войско превосходило имперское раза в полтора или еще больше: около 32 000 против 20 000. Но Просперо Колонна, полководец императора, занимал почти неприступную позицию у охотничьего замка Бикокки: перед фронтом проходила рытвина, левый фланг был защищен болотом, правый - глубоким водяным рвом, на котором имелся только один узкий мостик. Его фронт, обращенный на север, протяжением около 600 метров, что как раз отвечало численности армии, был занят орудиями и расставленными в четыре рада стрелками, оружие которых было только что усовершенствовано и которых научили стрелять шеренгами: после того как первая и вторая шеренги выпустят свои заряды, они должны были лечь на землю так, чтобы третья и четвертая шеренги могли стрелять через их головы. Позади стрелков построены были в глубоких колоннах ландскнехты под начальством Георга Фрундсберга и испанская пехота с Пескарою во главе. Далее позади стояла кавалерия, дабы воспротивиться возможному обходу с правого фланга через мост.

 Эта позиция была гораздо сильнее той, которую некогда занимали испанцы под Равенной. Уловку - выманивать противника при помощи артиллерийского огня из его позиции, принудить его или к отступлению, или к атаке, что так блистательно удалось тогда, - в данном случае нельзя было повторить, так как едва ли у французов был существенный перевес в артиллерии, а испанская кавалерия, по которой под Равенной так успешно действовала артиллерия, на этот раз была расположена не на фронте, а во второй линии. С другой стороны, совершенно обойти позицию имперцев или атаковать ее с тыла отдельным отрядом было чрезвычайно трудно, так как город Милан был расположен очень близко от позиции имперцев. Кроме того, когда замечено было приближение атакующих французов, Колонна побудил герцога Франческе Сфорца приказать ударить в набат и вывести вооруженных горожан в числе 6 000 для прикрытия тыла имперской армии.

 В этих условиях командовавший французским войском Лотрек, естественно, предпочел бы избежать сражения и оперировать в том же духе, как и раньше, а именно осаждать и захватывать отдельные города герцогства в надежде когда-нибудь, во время контрманевров противника, найти случай использовать свое превосходство сил в сражении в открытом поле. Хотя за два месяца длительного похода благодаря бдительности и искусству противника ему и не удалось добиться сколько-нибудь значительных успехов, однако такая возможность не была окончательно исключена в будущем. Но нетерпение швейцарцев не дозволяло ему продолжать маневрирование. Сколько ни указывал им Лотрек на неприступность неприятельской позиции, самоуверенность и отвага их, по-видимому, ничуть не были подорваны опытом Мариньяно. Они напоминали французам, как они, уступая им в числе под Новарой, все же их победили и теперь также намеревались разбить испанцев, которые хотя и превосходили французов хитростью и коварством, но никак не храбростью.

 Таким образом, для Лотрека не оставалось ничего другого, как направить их в атаку на фронт имперцев. Для этого все 15 000 швейцарцев построились двумя колоннами, каждая по 100 человек по фронту и 75 человек в глубину; колонны сопровождались стрелками; третья же колонна, составленная преимущественно из кавалерии, получила задание - обойти правое крыло неприятеля и ударить на него через мост. Все вместе составляло около 18 000 человек. Венецианцы же и прочие войска, до 14 000, оставались в резерве. Что побудило Лотрека избрать такой план сражения - источники умалчивают. По-видимому, так как разбушевавшиеся швейцарцы, ссылавшиеся на свою непобедимость, требовали боя, то им и предоставили разгромить с налета неприятеля; возможно и то, что на фронте уже не оставалось места для третьей или четвертой штурмовой колонны. Наконец возможно, что при образовании резерва у Лотрека был и положительный замысел; он мог рассчитывать, что если швейцарцы своим бурным натиском все же не одержат победы и будут отброшены, то неприятель перейдет в контратаку, и тогда представится случай напасть на него, расстроенного и вышедшего из-под защиты своей позиции, свежими войсками, и если швейцарцы снова обратятся на врага, то нанести ему удар значительно превосходящими силами.