Меч судьбы - Татьяна Скороходова

Воцарилась тишина. Лишь стук сердца отмерял крохи времени. И где-то в небытии призраки мертвых молили об отмщении, отозвавшись на сказ о своей страшной судьбе. Я встала и вышла вслед за Ольгой в прохладную ночь, не в силах больше выносить тишину склепа.

Уселась рядом с подругой, прижавшись плечом. Не всегда нужны слова.

Гавкнул цепной пес, из дому вышел Север, потянулся и лизнул вампиршу в лицо. Та не ответила. Волк боднул её головой. Ольга покачнулась на ступенях. Боднул ещё раз, и ещё, навалился тушкой, и, наконец, смеющийся клубок покатился по двору.

Встав, Ольга отряхнула комья земли с плаща, притянула Севера за уши и звонко чмокнула его в морду.

— Спасибо, безобразник! Жаль, тебя с нами тогда не было. Может, поэтому мы и не нашли следов Кина? Ты мне поможешь? — склонив голову почти к самому волчьему носу, Ольга пристально посмотрела в янтарные глаза.

Север не отводил глаз. Они словно вели немой разговор, слышимый только им двоим. Волк сел, облизнулся и мотнул головой. Я улыбнулась.

— Оль, неправда твоя.

— Что, неправда? — она резко обернулась.

— Тебе не тысячу лет.

Она немного расслабилась.

— А сколько?

— Девятьсот девяносто девять.

Захохотав, она взбежала по ступеням и скрылась в доме. Север последовал за ней.

Я сидела и любовалась звездами, мерцавшими над сияющим в ночи призрачным бело-голубым лесом. Затявкал вдалеке койот, еле слышно ухнула сова. Там, за дальними далями, привычный родной мир. Со своими радостями, горестями и бедами. А здесь, на краю земли, дышал холодом мертвый лес, оскалив зубы. Неизвестно, что хуже. Сотворенное людьми зло или неведомое нечто, поджидающее нас среди льдов. Прощай, Царица Ночь. Может, уже и не свидимся… "Прощай, веда…". Вздрогнув, прислушалась. Я была одна, как перст. Призрачное эхо тихо смеялось. Но мне было не до смеха.

Глава 19

В которой автору-садисту всё-таки удалось выпихнуть героев в Хладный лес

— А тебе, борода, не страшно здесь жить, рядом с лесом? — спросила я холмовика, которому вздумалось с утра пораньше заняться уборкой.

Мы завтракали, и клубы пыли, поднятые метлой, которой рьяно орудовал Ногир, не слишком способствовали аппетиту. Но, судя по грозно посверкивающим гномьим глазкам, лучше и не заикаться о том, чтобы он отложил домашние хлопоты.

— Я? Боюсь? Тут страшнее дурни, которые туды пруться, а не то, что лезет оттель, — проворчал гном, усердно подметавший пол.

— А что лезет оттель?

— Хрень всякая.

— Ясен пень, что не добрый фей, — заразилась я гномьей манерой.

На столе дымились блины, стояли разноцветные плошки с вареньем, грибами и лесной ягодой. Несмотря на храп Севера, я всю ночь продрыхла без задних ног, поэтому чувствовала себя заново родившейся на свет. И, как всегда, жутко голодной. Вейр, судя по его виду, тоже не провел ночь в слезах и тяжких раздумьях о своей горькой судьбинушке. Лихорадочный румянец исчез, пепельный хвост тщательно, волосок к волоску, расчесан, а очередная рубаха торжествующе сияет белизной назло нам с Ольгой. Колдун неторопливо завтракал, вампирша задумчиво помешивала ложечкой кошмарный напиток. Друзья смаковали последние крохи уюта и тепла.

— Не, не фейки. Духи там, зверье несусветное, но хуже всего великаны ледовые, — ответил Ногир, придирчиво разглядывая сосновый пол. Он хмурил брови, сопел и дергал себя за ухо размером с оладью. Неудовлетворенный осмотром, снова рьяно замахал метлой, бурча себе под нос.

— Я и спрашиваю, — терпеливо повторила я, — как же вы не опасаетесь, что они перейдут поле? Дом-то совсем рядом!

— Ты, ведьма, сама рассуди, щас сочтем, — Ногир замер, оперся на метлу, поднял руку и растопырил пальцы, приготовившись считать. Я затаила дыхание. — Дом собран без единого гвоздочка — раз, — он согнул палец, — в лес мы не премся — два, хозяин у меня великий колдун — три, а, главное, у нас сторож есть, ведьму ему в печенку! — он уставился на большой палец, оставшийся несосчитанным, согнул и его, подумал и добавил:

— Ещё труха всякая, навроде кругов и обережников, — донельзя довольный, он разжал кулак и взялся за метлу.

— То есть, если на нас не будет железа, то, может, и пронесет? — не поверила я ушам.

— Думай головой-то, а не задницей! Ежели и жизнь из тебя высосать, тады, мож, и пронесет, но за энтим уже к вампирше обращайся.

Ольга прищурилась и улыбнулась, глядя на разговорчивого гнома. Ногир позеленел и торопливо замахал метлой, двигаясь в противоположную от вампирши сторону.

Я ухмыльнулась.

— А что это за сторож у вас такой?

Истошный, неистовый крик оглушил, ударил, впился безжалостными когтями в уши. Вопль взмывал ввысь, горячей волной тошноты окатывая тело, вибрировал, то усиливаясь, то спадая, чтобы вновь с удвоенной силой подняться до бесконечных пронзительных высот. Казалось, ещё мгновение, и я сойду с ума, рассыплюсь в прах, умру. Чувствуя, что настал мой последний час, попыталась встать, но ноги не держали. И тут, когда уже не осталось сил выносить эту муку, крик оборвался. Я открыла глаза, дрожащей рукой пригладила вставшие дыбом волосы и оглядела поле боя. Ногир, выронив метлу, ожесточенно тер уши и мотал бородатой головой. Вейра и Ольги в комнате уже не было. В ушах пребольно щелкнуло, я услышала поскуливание Севера и истошное ржание лошадей.

— Ччч-т-то это? — прохрипела я пересохшим горлом. От крика до сих пор мелко дрожала посуда, колыхалась на небольшом окне веселенькой расцветки занавеска, а пыль, сметенная домовитым гномом в кучку, висела в воздухе. От такого голоса и мертвый оживет, поседеет, превратится в заику и вновь помрет, твердо убежденный, что на этом сумасшедшем белом свете ему делать нечего.

— Это оно и есть, сторож-то, печенку в ведьму, — отмер холмовик. — БЕЖИМ!

В проеме гном и я оказались одновременно. Попихавшись и поругавшись, я вывалилась первой на крыльцо и замерла в изумлении.

Вейр стоял на ступенях, помахивая кочергой. У Шенва в руке мерцало оголовье крепкого деревянного посоха, глаза пристально смотрели на кромку леса. Ольга замерла посреди двора, держа светящуюся спицу, которой она сражалась с охраной Лоринии. Север сидел у её ног и, склонив голову набок, разглядывал существо, гордо вышагивающее по двору.

Ярко-алые перья размером с кухонный нож блистали на солнце, золотой гребень грозно топорщился. Взгляд круглых огромных желтых в черных ободках глаз словно говорил "вот он я какой!". Я очень о многом хотела побеседовать с птичкой, но мне пока не до возмутителя спокойствия и грозы наших бедных ушей.

За полем, у самой кромки леса призрачная тень размытым пятном скользнула по земле и исчезла. Солнце слепило глаза, не давая толком рассмотреть тварь. Лишь снег, осыпавшийся с ледяных ветвей снежным водопадом, говорил о том, что тревога не была напрасной.