Демоверсия - Полина Николаевна Корицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они продолжили играть. Влад справлялся неплохо, ритм выправился, но кислорода становилось все меньше.
После репетиции Василий отвел Аню в сторону и сказал:
– Слушай, Ань… Знаешь, мне что-то Влад не очень нравится. Ты прости, но я не хочу с ним играть. Если будет кто-то другой, ты зови, я вернусь, но сейчас… Сейчас я выхожу из игры.
Аня сказала, глядя в пол:
– Конечно, как знаешь…
Она закрыла за ним дверь. Влад, незаметно наблюдавший эту сцену, подошел к Ане.
– Да пусть катится! Он вообще группу своего звучания лишал. Попсовик.
– Да как ты можешь? – возмутилась Аня. – Ты не понимаешь, что это важно? Все важно, каждый человек!
– Ой, да ладно. Незаменимых людей не бывает.
Он отхлебнул пива и щелкнул зажигалкой.
* * *
– Стандарт?
– Да, как обычно.
Развернув шаблон, Аня расстелила его на столе и закрепила прозрачным скотчем. Сегодня нужно было сделать тринадцать больших стекол. Это было много, и она беспокоилась. Но было в этом беспокойстве что-то еще, какая-то другая тревога – не имеющая отношения к работе.
Цех давно отстроили заново. Стало даже лучше – новый был больше и как-то уютнее. Ее кабинет теперь располагался на втором этаже, и древесная пыль туда не долетала.
Она посмотрела на листок с техзаданием, и лежащий рядом телефон вдруг мигнул новым сообщением.
Аня странно на него посмотрела и не сразу разблокировала. Телефон мигнул еще раз. Она прочла:
– Рассказал про тебя Руте. Сегодня все решу.
Телефон выскользнул из рук, упал на стекло. Аня испугалась, быстро подняла его и написала:
– Я чувствовала. – Постояла немного, выдохнула и добавила: – Как она?..
– Плачет. Говорит, что умрет.
– Она будет меня ненавидеть.
– Так. Мне тэж[84].
Аня отложила телефон. Нужно было работать. Нужно было немедленно начинать работать. Она вскочила, но тут же опустилась обратно и написала:
– Меня ночью как подбросило. Я почувствовала, что вы разговариваете. Опять совсем не спала… Все будет хорошо, правда же?
Ян молчал.
Вечером Аня вернулась домой и открыла ноутбук. Ян молчал.
На стене над ее головой висела маленькая глиняная тарелочка с надписью «Białystok». Эта тарелочка не была первой. Еще до начала ремонта Аня решила, что одна стена будет украшена декоративными тарелками из разных городов и стран. Была там тарелка из Северска, несколько разных, привезенных мамой, – из Турции и Ессентуков, одна из Анапы, еще какие-то… Аня смотрела на стену, и ей казалось, что тарелочки – это планеты, которые образуют отдельную солнечную систему. Они кружились – каждая по своей траектории – и светились. Но Аня не могла понять, какая же из них – главная. Солнца среди них еще не было.
Ян молчал.
Аня встала, хлопнув крышкой ноута, и пошла в магазин, где купила сигареты и коньяк.
Она не курила почти неделю, и теперь, после рюмки коньяка да еще и на голодный желудок, у нее сразу закружилась голова.
Ян молчал. Аня пила коньяк и представляла, как он сидит на кухне с женой, которая плачет и цепляется за его футболку. Аня подливала из бутылки снова и снова, и ей вдруг стало очень жарко, тогда она сняла с себя всю одежду, прошла в комнату и взяла с полки голубую рубашку Яна, которую он подарил ей в Белостоке. Надела ее и вернулась в кухню, глотая коньяк, теребя пуговицу на рубашке, и крутила ее – влево-вправо, туда-сюда. За Аниной спиной молча вращались тарелки, а пуговица крутилась – вперед-назад. Аня представила, как Ян помирился с женой и понес ее в спальню – как, интересно, выглядит их спальня? Пуговица крутилась, словно запуская этим движением еще большее вращение настенных тарелок, быстрее, быстрее, быстрее. Там, наверное, стоит большая кровать, похожая на Анину, ведь все большие кровати похожи. Тарелки двигались быстро-быстро, пуговица крутилась, и Аня представляла, как он шепчет: «Рута, прости», – и она целует его, и разводит ноги, и закидывает колени на его плечи. Вдруг нитка треснула с тихим звуком.
Пуговица осталась в Аниных пальцах – недвижимая и немая. Она отбросила ее куда-то в район окна, а потом встала и сняла с себя рубашку, оставшись голой, сделала несколько шагов в сторону плиты и взяла большую кастрюлю. Поставила ее на пол, села рядом, а потом положила в кастрюлю рубашку Яна и чиркнула зажигалкой.
– У нас пожар.
Мама быстро вышла из дома, и Аня со Светкой побежали следом. Они увидели, как горит сарай и из его окон вырывается огонь и черный дым, а внутри стоит длинный, почти человеческий стон. Они встали, закрыв руками рты, а потом побежали за водой. За воротами начали толпиться соседи.
– Чертов телик! – выдохнула Аня.
Огонь переметнулся с рукава на воротник, и Аня беззвучно заплакала, глядя, как загорелись зеленоватые пуговицы. Она склонилась над кастрюлей и стала вдыхать черный дым, совсем как в детстве, когда мама заставляла ее дышать над паром вареной картошки. Аня закашлялась, и на секунду ей показалось, что она размножилась, – она видела себя многократно повторенной, в каждом углу маленькой кухни – на полу, на столе, на подоконнике и плите, на стульях, на скамейке – голой, с почерневшим от дыма лицом. Но нет, это не она, не могла быть она – это какие-то другие люди, другие женщины. Аня прикурила от воротника, глядя, как из маленьких отверстий в пуговицах тонкими струйками идет дым. Пламя перемещалось по рубашке дальше, и уже не было видно, что конкретно горит, – все превратилось в одну черно-красную мерцающую кашу. Всю кухню заволокло дымом, и потолок начал чернеть, и начали чернеть постепенно уменьшающиеся до детских размеров фигуры, которые зашевелились и задвигались в этом дыму, все быстрее и быстрее, – и это были не дети, не женщины, и никак не она сама: это были мертвые, закоптелые свиньи – так показалось ей на секунду.
Испугавшись, Аня открыла воду и поставила дымящуюся кастрюлю под кран.
* * *
– Это Острые скалы. Место рождения Чистого ветра, – услышала она голос Яна откуда-то издалека.
Она посмотрела наверх, подняла правую руку и уцепилась за выступающую часть. Левой рукой вцепилась в другую, подтянулась, ногой нашарила выступ и поползла, чувствуя в себе необыкновенные силы.
Ей вспомнились уроки физкультуры в детстве, как учительница велела подтягиваться на турнике, но Аня не умела и просто беспомощно повисла на нем. Сейчас она смогла бы, наверное, одной силой мысли, движимая злостью, выломать перекладину турника и взлететь с ней под потолок школьного спортзала. Только немного мешала сумка,
