Женщина из морга - Виктория Балашова

Во время похорон шел дождь. Ноябрь в Москве не лучшее время для долгого пребывания на свежем воздухе. Ира в сапогах, черных брюках, темном свитере и теплой куртке замерзла страшно. «А мама советовала одеть юбку или платье. Мол, дурной тон вдове идти на похороны в брюках и свитере. Так я вообще бы превратилась в сосульку», – подумалось Ире.

В ресторане на поминках знакомые Игоря сухо выражали ей соболезнования и отходили в сторону. Она ковыряла вилкой в тарелке с какой-то закуской и исправно поднимала рюмку за рюмкой, когда очередной гость желал сказать несколько теплых слов о покойном. Пить Ира толком не умела, поэтому отпивала маленький глоточек и ставила рюмку на стол. Тем не менее, к концу вечера она поняла, что с трудом может сделать несколько шагов. Николай проводил ее к машине с водителем:

– Не забудьте о том, что я вам сказал по телефону, – напомнил он, – полгода пролетят быстро. А ребята к вам зайдут раньше, уверен.

– Может, вам сразу все взять в свои руки? – предложила Ира, еле ворочая языком. – Я все равно в этих делах ничего не понимаю.

– Хорошо, – сразу согласился Николай, будто был уверен, что именно так она ему и ответит. – Завтра я подъеду, и вы оформите меня для начала директором. Так я смогу вести все дела, минуя вас.

– Отлично. Вы очень меня выручите, – сказала Ира, усаживаясь в машину.

«Или очень умная, или совсем дура, – подумал Николай. – Вроде юридический закончила, а прикидывается, что ей все равно».

Но на следующий день Ира на самом деле подписала все бумаги, передавая управление компаниями Николаю. Подписав последнюю, она вдруг подумала, что совсем не знает, на что будет жить. Денег на собственном счете у нее не было. Был только долг Анне – сто шестьдесят тысяч.

– Что-то не так? – спросил Николай.

– Нет, нет, – помотала головой Ира, – думаю просто, что мне нужно устраиваться на работу. У меня нет денег.

– Как нет денег? Игорь наверняка что-то вам переводил на расходы.

– Нет, не переводил. Я ничего не покупала. То есть покупала, конечно. Но он мне давал наличные на детей и разрешал что-то купить из этих денег себе. Это были небольшие суммы. За школу он платил сам, за няню тоже. И за дом. Мне не нужны были деньги. Сейчас в Турции у меня была небольшая сумма. Но по-моему, из нее ничего не осталось, – говорила Ира задумчиво, словно сама себе. – Работу надо искать. Срочно. Помогите мне сдать этот дом, пожалуйста. Пока продать я его не могу. На полгода. Я не смогу его содержать. Мы переедем с родителями в квартиру.

– Ира, вы в своем уме? – Николай смотрел на нее удивленно. – Я вам буду регулярно переводить деньги. То, что вы меня назначили директором, не говорит о том, что вы лишаетесь процента с прибыли. Никуда не надо устраиваться. До того, как вы продадите компании, вы будете иметь постоянный доход. А после большие деньги, на которые вы сможете жить, заботиться о детях и родителях.

– Спасибо большое, – искренне поблагодарила Николая Ира.

«Странная женщина, – подумал он, выходя из дома, – скорее, умная. Но очень странная. Вряд ли врет: одета скромно, говорила искренне. Неужели Игорь так себя вел с собственной женой? Интересно. Не избалована совсем». Он сел в машину.

«Но компании у нее забирать надо. С ее-то запросами того, что я предложу, за глаза хватит», – и он поехал к воротам.

Последующие месяцы Ира жила затворницей. Ей не хотелось никуда ходить. Даже с подругами она предпочитала не встречаться. Изредка ее навещал Изя. Он привозил пиццу или гамбургеры с картошкой, и они сидели вместе с детьми на кухне, смеясь и подшучивая друг над другом.

Ирины родители беспокоились о том, как будут жить дальше. Зная, что Ира собирается дом продавать, они пытались ее как-то отговорить. Но она стояла на своем.

– Да, вам придется переехать обратно в свою старую квартиру в Москве, – объясняла она им, – надо предупредить квартиросъемщиков, что через полгода им придется ее освободить. Деньги на жизнь я вам давать буду, как и сейчас.

Но родители охали и ахали и не оставляли попыток отговорить ее от продажи дома. А Ира закрыла часть ненужных ей комнат, оставив только кухню на первом этаж, детские комнаты, кабинет с книжными полками и свою спальню на втором. Няню и охранника она рассчитала, решив все-таки экономить. За участком продолжали следить родители. Теперь вместо Игоря папу гоняла мать. Под ее руководством он собирал листву, а потом и убирал выпадавший снег.

– Тебе прислать юриста для оформления наследства? – как-то спросила ее Анна, позвонив по телефону.

– Нет. Я обо всем договорилась. Мою долю выкупит брат Игоря, – ответила Ира.

– Тебя облапошат, блин. Точно говорю, – Анна не отставала, – борись за свои права!

– Не буду, – отрезала Ира, – заработал эти деньги Игорь. И не важно, каким способом. Я на них права не имею.

– А дети? – возмущалась Анна. – Ты о них подумала? Они имеют свои права, а их пока отстаиваешь ты.

– Аня, я все решила, – Ира была неумолима. – Родители тут давят, а еще ты. Ты моя подруга и должна принять мое решение. Даже если оно неверно.

– Я с таким, блин, странным подходом не согласна, – высказала свое мнение Анна, но, поняв, что с Ирой говорить бесполезно, закончила разговор на эту тему.

Весной Ира подписала очередную стопку бумаг. Переведенная на ее счет сумма денег показалась ей невероятной. Просить больше ей и в голову не пришло.

– Странная, – рассказывал Николай своему другу, – даже неудобно как-то. Я занизил цену, чтобы было куда поднимать. Был уверен, она начнет торговаться. А она молча подписала все и сказала спасибо.

К лету продали и дом. Ира сняла недорогую дачу на лето. Родители переехали вместе с ней, так и не выселив из своей квартиры жильцов. Ира пыталась им объяснить, что сделать это осенью так или иначе придется, но родители не слушали и только отмахивались от нее, как от назойливой мухи.

Вскоре опять раздался звонок от Анны:

– Я покупаю шале в Швейцарии, блин, – объявила она Ире, – давай со мной. Та часть страны, в которой живет мой сын, не затронута, блин, кризисом и в ближайшее время затронута не будет. Туда переведены все крупные банки. Этакий, блин, анклав для богатых людей. Там безопасно, и там прекрасное образование. Оля согласилась, блин.

– На что согласилась Оля? – не поняла Ира.

– Тоже покупать там шале, блин, – как ребенку втолковывала ей Анна, – дом она свой продала. Сейчас у меня живет, блин. Хотела что-то купить. Я говорю, поехали вместе. Она говорит, поехали. И ты, давай, поехали. Нам скидку за три домика сделают.

Неожиданно для самой себя Ира согласилась, не очень, правда, понимая, что будет делать с родителями. Но и эта проблема вскоре уладилась. Новые хозяева ее с Игорем дома спросили, кто ей помогал по хозяйству и не могут ли эти люди снова переехать к ним. «Не хотелось бы нанимать новых. Эти участок знают, работали у вас много лет», – пояснили они свою просьбу.

Так Ира вернула родителей на насиженное место. Они обрадовались, въехав обратно в свой маленький домик, в котором ничего с момента их переезда не изменилось…

Минус три

В Париже было холодно. Нет, конечно, это не Москва с огромными лужами и покрытыми листвой газонами, с перепадами температуры от плюс десяти до минус пяти в течение одного дня. Такого в Париже не увидишь. Но было холодно, и дул противный пронизывающий ветер. Оля шла в сторону Сены, и ветер только усиливался. Она зашла в первый попавшийся магазинчик, у входа в который висела куча широких цветных шарфов, когда неожиданно из сумки донесся звонок мобильного.

По ушам ударила скрипка из знаменитого концерта Бетховена, продавщица понимающе улыбнулась Оле, поняв, что это заиграл звонок ее телефона. Оля улыбнулась в ответ, внутренне сжавшись, как пружина. Она вынула мобильник, разошедшийся во всю мощь Бетховеновского произведения и орущий в связи с этим на весь магазин так, что хотелось заткнуть уши.

Обычно Оля свой телефон не слышала. Знакомые знали об этом и оставляли сообщения на автоответчике или звонили на домашний. Впрочем, в последние годы звонили ей мало.

Уезжая в Париж, Оля поменяла звонок. Она хотела точно услышать, что ей звонят. Новая мелодия зазвучала в первый раз именно в том магазине буквально на второй день после приезда. Она прогремела, как будто возвещая о событии вселенского масштаба, как вой сирены, как трубы, возвещающие о въезде короля в город. Как будто целый оркестр по взмаху рук дирижера грохнул в едином порыве смычками по струнным, палочками по ударным, дунули всем объемом легких в духовые и, наконец, пальцами шарахнули по клавишам.

Оля сказала «алло» и вышла на улицу. Неожиданный порыв ветра ударил по лицу так, что из глаз потекли слезы. «Ваш муж умер в больнице во время операции сегодня утром. Запишите номер больницы и телефон. Он в морге». Оля не понимала, что ей говорят. Она даже не слышала и половины того, что сказал совершенно бесстрастный голос на том конце провода. Она достала свободной рукой бумажный платок из кармана сумки и вытерла слезы с лица.