Десант на Эльтиген - Василий Гладков

Через час получили ответ:

"Части 16-го стрелкового корпуса начнут действовать в 16 часов и будут продолжать всю ночь. Готовлю к ночи вам крупную партию пополнения и боеприпасов. Днем боеприпасы будем сбрасывать с воздуха, а ночью подам морем. Петров".

Дело шло к вечеру. Противник торопился засветло разделаться с нами. Дмитрий Ковешников с остатками своего полка и Беляков с отрядом морской пехоты дрались неистово. У подножия и на склонах высоты, где располагался штаб десанта, бой все время переходил в рукопашные схватки. Вражеские штурмовые группы скатывались вниз и молча лезли снова по крутому скату.

Они овладели вершиной и держали под обстрелом все входы и выходы из капонира.

Но в этот раз враг не смог окружить штаб. Отряд морской пехоты, человек сорок, бросился навстречу гитлеровцам, приближавшимся к капониру. Редкие выстрелы. Патронов мало. Наших гранат не слышно — их уже не было. Яростная русская ругань и пронзительные выкрики на немецком языке.

Со звоном лопнуло стекло в окне. Все бросились на пол. Свистнули осколки. Иван своим телом прижал меня к стенке, тяжело дыша, задыхаясь от пыли, поднятой разрывом гранаты. Блохин привстал. Сел, ухватившись руками за голову. Через минуту он возился у рации, проверяя ее исправность. Грузное тело Никифорова лежало посредине блиндажа. Полковник был убит.

Командовать артиллерией поручаю подполковнику Иваняну. Для нас делом жизни было наладить точный и организованный огонь армейской тяжелой артиллерии. Иванян справился с задачей. Это был энергичный, образованный гвардеец-офицер. На "Огненной земле" его называли грозой танков! При штурме Митридата подполковник первым ворвался в блиндаж одного из артиллерийских НП и крикнул "Руки вверх!" находившимся там немцам. На помощь ему подоспел мой ординарец Байбубинов, и они вдвоем очистили наблюдательный пункт, уничтожив до 25 фашистов.

Спасительная темнота опустилась на нашу высоту. Оставлять штаб здесь было нельзя. Получив приказ, Бушин увел всю штабную группу в капонир на отметке 91,4.

Мы с Виниченко задержались, поджидая командира 39-го полка. В воздухе нарастал рокот моторов. Наши самолеты кружились над Митридатом. Они несли жизнь — боеприпасы! Отдав Ковешникову указания по удержанию высоты, мы пошли на новый командный пункт. Кто-то невидимый бежал навстречу. Неуверенные шаги и прерывистое рыдание. Остановились. Из темноты появилась небольшая фигурка. На шинели погоны лейтенанта. Автомат болтается на плече. Я узнал Сашу Покалявину, секретаря дивизионного трибунала. Эта 19-летняя девушка, дочь бакинского корабельного мастера, пошла добровольцем на фронт, мечтая об авиации или танковой части. Но ее послали на юридические курсы, а оттуда — в нашу дивизию. В Эльтигене мы часто видели ее: то бежит с документами, то помогает перевязывать раненых, то подносит снаряды.

— Куда бежите, лейтенант?

— Трем солдатам-штрафникам сняли судимость, товарищ полковник, нужно вручить справки.

— Почему же сегодня? Уже темно. Где их найдете?

— Я знаю, они в цепи тридцать девятого полка. Днем я их видела. Надо отдать до завтрашнего боя.

— Почему же вы плачете? — спросил я ее.

— Юру похоронила. Вон под той сопкой… — Девушка махнула в темноту рукой и перехватила ею ложе автомата. — Это его автомат.

Саша Покалявина училась с Юрием Бандуркиным в одной школе. До восьмого класса. Потом она поступила в техникум, а он работал на заводе, но дружба их не прервалась. Война разъединила молодых людей. И вдруг вчера при выходе с "Огненной земли" Саша увидела знакомое дорогое лицо. Да, это был Юрий. Он возмужал. Гвардеец. Сержант-связист. Они шли по болотам рядом, забыв обо всем на свете. Бросались в грязь при свете прожекторов, принимали лицом хлещущий декабрьский дождь, а перед глазами возникал прекрасный мирный город, набережные Баку, школьные дни и светлые надежды, во имя которых нужно было бороться и идти вперед по этой страшной степи.

Днем на Митридате то и дело прерывалась связь с 37-м полком. Сержант Бандуркин два раза выходил на линию, исправлял повреждения. Он пошел в третий раз и был убит. Еще одна любовь сгорела в огне войны, оставив вместо себя неутолимую ненависть к врагу.

Девушка-лейтенант стояла рядом с нами, сжимая автомат погибшего друга.

Ночью десантники усовершенствовали позиции и готовились к отражению вражеских атак. В небольшой комнате капонира на отметке 91,4 находились я, Копылов, Бушин, Ивакин и Иванян.

Подмоги все не было. 16-й корпус не прорвал вражескую оборону.

— Не надо было нам задерживаться на Митридате — задумчиво произнес Ивакин. — Прорвали бы с ходу оборону восточнее Керчи…

— Нет, — покачал головой Копылов, — Не могли мы двигаться дальше Митридата. Людям нужен был отдых. Да и отдать Митридат, это, знаете ли… совесть не позволила бы!

— Ничего, товарищи! — бодро заявил Иванян. — Сейчас мы ближе к огневым позициям нашей армии. Дадим цели и с утра будем отбивать атаки!

— А танки чем будешь отбивать, подполковник? — спросил Ивакин. — Кулаком?

— Не в том дело, — сказал Бушин. — Главное — время уже упущено. Сегодняшней ночью противник подгонит к Керчи те дивизии, которые до сих пор были привязаны к Эльтигену.

Начальник штаба был прав. В ночь на 8 декабря немцы подбросили в район Керчи свои резервы и части, которые действовали против "Огненной земли". Наступать Приморской армии теперь будет еще труднее.

Майор Кащенко, войдя в капонир, доложил, что самолеты начали сбрасывать боеприпасы. Мы с Копыловым и Ивакиным вышли из КП.

— Я пойду соберу политработников, — сказал Копылов.

С вершины было видно, как то в одном, то в другом месте вспыхивали автоматные очереди: должно быть, противник прощупывал наши позиции.

Проверив, как организована приемка боеприпасов, мы возвратились в штаб, Иванян и Бушин спали, сидя за столом. Их сморил тот мертвецкий крепкий сон, когда можно стрелять над ухом и человек не шевельнется. А нам с Ивакиным не спалось. Предложив ему сходить к Челову и проверить, как организована оборона, я пошел к Блбуляну. Его полк занимал северо-восточную окраину керченского предместья. Для обороны подполковник использовал противотанковый ров, подготовленный немцами в качестве третьей позиции их главной обороны. За рвом было три дота, а впереди стояли проволочные заграждения. Эта хорошая оборонительная позиция помогла полку крепко удерживать рубеж.

Свой штаб Блбулян разместил в подвале пустого дома. Здесь же лежали раненые, сновали медицинские сестры и санитары.

Командир полка просил одного — побольше гранат и патронов и головой ручался, что противник на участке его обороны не пройдет.

Ивакин, вернувшись от Челова, доложил, что тот тоже занял удобную оборону. В качестве опорных пунктов использованы завод и угольные склады на южной окраине предместья.

— Значит, — сказал я, — можно сделать вывод, что с северо-востока и запада мы срочно прикрыли плацдарм. Ненадежен лишь северный участок. Там нет укреплений. Что ж, будем здесь надеяться на помощь огнем артиллерии и авиации.

В шесть утра к Угольной пристани подошли суда с батальоном 83-й морской бригады. Мы хотели направить его для усиления к Ковешникову, но пришлось оставить в обороне недалеко от пристани.

Для оперативности в руководстве боем я направил Ивакина в 31-й полк, а Бушина — в 39-й.

В 7.30 немцы открыли артиллерийский огонь по участку полка Ковешникова. Батальон пехоты при поддержке шести танков пошел в атаку. Отдельные штурмовые группы атаковали полк Блбуляна. Мы вызвали огонь артиллерии. Появилась наша авиация. Артиллеристы и летчики работали удачно и помогли остановить противника на северо-восточных склонах Митридата.

Командарм лично следил за огневой поддержкой десанта. 8 декабря он предупредил Шварева: "Гладков ведет ожесточенные бои с наступающим противником из района церкви севернее отметки 91,4. Туда он просит огонь артиллерии и авиации. Как только получите данные от Гладкова, докладывайте мне".

В тот же день Петров указал Вершинину: "Гладков просит бомбовый удар по району церкви. Кроме того, он просит подать ему ручных и противотанковых гранат. Немедленно организуйте. Сбрасывайте смелее на южные склоны горы Митридат".

Блбулян и Челов держались крепко. Полк Ковешникова до полудня отбивал атаки, но танкам все же удалось выбить десантников с господствующих высот. Полк и морская пехота оставили позиции и отошли западнее КП дивизии. Штаб остался без прикрытия и стал самостоятельно отбивать атаки. Связь с частями прервалась. Немцы окружили наш капонир. Они сидели даже на его вершине.

В этот момент мы были боевой группой и вели такой же бой, как и все.

Капонир имел четыре амбразуры: одна выходила на центральную широкую дорогу, две — на очень крутой и глубокий спуск, а последняя позволяла держать под обстрелом подступы с тыла. Взвизгивая, влетали пули и с тупым звуком ударялись о земляные стенки. Гранаты рвались под окнами, застилая обзор желтой вонючей пылью. К счастью, дул ветер, и пыль долго не держалась. Было видно, как на дорогу выползал вражеский расчет, толкая впереди пулемет. Прокурор дивизии майор Франгулов и рядовой Ковалев в черном морском бушлате стояли у первой амбразуры. Они не стреляли, выжидая верный момент. Виниченко с парикмахером Сашей Говбергом защищали амбразуру тыла.