Тайны древних миграций - Ярослав Бутаков

Древним народам не меньше, чем современным, было свойственно стремление додумывать своё прошлое, достраивать его вымышленной родословной. Древние индийские и китайские хроники царей и правителей углубляют историю этих стран до начала III тысячелетия до н. э. Однако в — пауке давно уже утвердилось отношение к этим источникам как, по большей части, к псевдоисторическим. Хотя какая-то историческая канва в них признаётся, но она не событийная, а культурная и относится к гораздо более позднему времени. То же и в отношении легендарной истории японских императоров, начинающейся в VII веке до н. э., тогда как, по данным науки, её следует омолодить по меньшей мере на тысячу лет.

Так не является ли до сих пор не столь критическое отношение науки к библейским сказаниям просто реликтом того времени, когда они почитались у всех христианских народов в качестве «священной истории», не подлежащей сомнению? Другими словами, есть ли сейчас у науки какие-то основания говорить, что в Ветхом Завете (прежде всего в его Пятикнижии) отражены реальные исторические миграции какого-то семитского племени?

Те же Сафронов и Николаева считают, что — да, такие основания есть. Им принадлежит одна из попыток установить реальную хронологию событий Ветхого Завета — конечно, исторически правдоподобных. Их мнение не единично в научном мире. Но сейчас речь о другом. Ветхозаветные скитания в любом случае — миграции в территориально весьма ограниченном регионе, не оказавшие существенного влияния на древний диалог культур. Нас же интересует реконструкция названными авторами миграций предков индоевропейцев и их взаимодействий с историческими народами Востока.

Необходимо заметить, что сам Сафронов менял свою точку зрения по этому вопросу. Так, в своей книге «Индоевропейские прародины» (1989) он относил основные контакты между индоевропейцами и семитами к III тысячелетию до н. э., считая майкопскую культуру на Северном Кавказе (один из первых мировых центров бронзовой металлургии) созданной семитами. В совместной с Николаевой работе «История Древнего Востока в Ветхом Завете» (2003) её авторы уже не настаивают на семитской атрибуции майкопской культуры, и вообще миграции семитов рассматриваются ими только на Ближнем Востоке и в соотнесении со сведениями Ветхого Завета. Вместе с тем в этой работе, а также в их более ранней совместной книге «Карпато-Полесская прародина евразийцев» (1999) авторы значительно углубили историю предков индоевропейцев.

Ключевые моменты концепции Сафронова-Николаевой таковы.

1. Индоевропейские языки родственны прежде всего языкам алтайской и уральской языковых семей, составляя вместе с ними евразийскую (бореальную) макросемью.

2. Близость индоевропейских языков к афразийским, дравидским и кавказским, вместе с которыми данные авторы объединяют их в ностратическую макросемью, — вторичная. Она была вызвана миграцией носителей евразийского языка на Ближний Восток, где на несколько тысячелетий сложился «ностратический союз» — не родственная по языку, а территориальная близость.

3. Прародина евразийцев находилась между Карпатами и Балтийским морем. Археологически ей соответствует свидерская культура IX тысячелетия до н. э.

4. В IX тысячелетии до н. э. «гонимые жестокими холодами европейские охотники за оленями (западные евразийцы)» устремились на юг и достигли Восточного Средиземноморья.

5. Евразийцы принесли на Ближний Восток зачатки скотоводства, прежде неизвестного первобытным земледельцам этого региона, и в свою очередь научились от них земледелию. Так в результате культурного обмена возник полный комплекс производящей экономики древности.

6. Культура Иерихона В (конец VIII–VII тыс. до н. э.), возникшего па месте докерамического Иерихона А (см. выше), была связана с миграцией евразийцев.

7. Культура Чатал-Гуюк в Малой Азии (VII — начало VI тыс. до н. э.) была центром «ностратического союза». В VI тысячелетии отсюда начинаются миграции, соответствующие «расселению носителей ностратических языков: эламо-дравидов в Месопотамию, Иран и Элам; прасемитов в Сиро-Палестинском регионе, а затем в Месопотамии и Эламе; прасеверокавказцев — по Анатолии, затем в Центральной Европе, Восточной Европе и Северном Кавказе; праиндоевропейцев — на Балканы и в Центральную Европу. Миграция прасеверокавказцев из Анатолии в Европу (культура Хаджилара — Старчево/Кёрёш) в VI тысячелетии до н. э. сменяется праиндоевропейской миграцией в Подунавье и на Балканы (культура Винча) во второй половине V тысячелетия до н. э., и с этого момента начинается отсчёт индоевропейской истории Европы».

Оставляя в стороне конкретную лингвистическую и археологическую аргументацию, против данной концепции может быть выдвинут ряд возражений общего свойства.

1. Вывод о локализации евразийской (бореальной) прародины строится на основе реконструкции бореалыюго языка Н.Д. Андреевым, весьма спорной с точки зрения лингвистики (одно из существенных возражений критиков этой реконструкции мы привели в гл. 11).

2. Какие такие жестокие холода в IX тысячелетии до н. э. погнали бореалов на юг? «Ледниковый период», даже если он был, заканчивался. Происходило повышение уровня Мирового океана до современного положения, маркирующее границу между плейстоценом и голоценом. Для XI–IX тысячелетий до н. э. специалисты наук о Земле отмечают одно-два похолодания (стадия Дриас, или Сальпауссёлькя), каждое из которых продолжалось всего по нескольку сотен лет. Нет оснований говорить, как Н.Д. Андреев, поддержавший эту гипотезу, о «недавно открытом дриасском оледенении». Палеогеографы, даже разделяющие гипотезу «ледникового периода», говорят не об «оледенении», а лишь о похолодании в это время.

3. Неправдоподобной выглядит постулируемая исследователями миграция первобытных пеших охотников, темпы и дальность которой имеют аналоги в историческое время только у кочевых скотоводов.

4. Нет необходимости связывать начало скотоводства на Ближнем Востоке с миграциями охотников с севера Европы и отказывать в способности приручить животных древним обитателям региона. Следует учесть, что состав приручённой фауны был чисто местным.

5. Соотнесение ранней ИЕП с ареалом культуры Чатал-Гуюк основано на отражении её природных условий в реконструируемом праиндоевропейском языке. Авторы концепции подчёркивают, что «локализация ранней ИЕП должна связываться с районами Анатолии, так как там имеется вся сумма признаков: резко континентальный климат, горный ландшафт и мезолитические памятники с производящим хозяйством». Но для такого категорического утверждения нет оснований именно исходя из «всей суммы признаков». Континентальный климат (не менее резкий, чем на Анатолийском плоскогорье) с холодной зимой и замерзающими реками, дождливой весной и сухим летом (а равно и состав флоры и фауны, отмечаемый авторами концепции) характерен для многих предгорных и низкогорных регионов: Северного Кавказа, Северного Крыма, Прикарпатья, Трансильвании, Нижне-Дунайской и Средне-Дунайской низменностей, Динарского нагорья. Вопреки представлениям авторов концепции, что в период климатического оптимума голоцена «в Европе, освободившейся от ледника, всё расцветало во влажном и тёплом климате», климатическая картина этого периода не была такой однозначной. На юго-востоке Европы выпадало меньше осадков, чем в наше время, климат там был более засушливым. Зимние температуры в умеренной полосе Европы были ненамного выше, чем сейчас, поскольку многие виды деревьев (бук, тис), маркирующие зимнюю температуру, далеко на восток в это время не распространялись. Теплее, чем теперь, было главным образом в летние месяцы. Поэтому выводимая из праязыковой реконструкции характеристика ранней ИЕП может подходить ко многим территориям в Восточной и Юго-Восточной Европе.

6. Происхождение цивилизации Винча от культурного импульса (миграции), шедшего из Малой Азии, не может считаться доказанным. Датировки древнейших артефактов Винча (уже упомянутые надписи из Тэртэрии) делают эту культуру синхронной позднему Чатал-Гуюку. В то же время среди археологов есть немало тех, кто выводит культуру Винча из предшествовавшей ей на Балканах позднемезолитической культуры Лепенски-Вир.

7. Наконец, концепция Сафронова-Николаевой неоправданно жёстко детерминирует смену археологических культур или их элементов миграциями их носителей. В то же время она априори рассматривает археологические культуры как моноэтнические. На недостатки такого подхода указывалось ранее. Здесь добавим в качестве примера культуру воронковидных кубков в Западной Европе IV-начала III тысячелетия до н. э. Её главный маркирующий признак «мигрировал» независимо от остальных слагающих элементов культуры. Это даёт основание говорить о заимствовании как важном факторе распространения элементов культуры (не только данной, но и вообще) в древности. Малоправдоподобной представляется и такая миграция, при которой народ целиком снимался с предыдущего места обитания. Всё, что мы достоверно знаем о миграциях в истории, позволяет утверждать, что миграции были многовекторным расселением. При этом часть парода всегда оставалась на старом месте.