Альманах «Мир приключений». 1969 г. - К. Домбровский

— Вы уже знаете! Ну вот, чтобы вы ничего не подумали, я почему в аэропорт пошла? Ведь там больше летчики. Думала, найду себе пару. А они, черти, так вообще не прочь, а вот с ребенком взять — это мимо хаты.

— А почему вас устраивал на работу в аэропорт именно Свиридов?

— Это его еще Робка просил. А Свиридову как раз нужна была своя... свой человек. Знаете, когда экспедитор свой, он всегда может отпустить шофера приработать. И в путевке распишется, и все такое. Вот Робка меня и присоветовал.

— Понятно.

— Это не главное. Главное, что во второй раз Робка у Свиридова не останавливался, и где он был — неизвестно.

— Почему вы так думаете?

— А я не думаю, я знаю. — Она быстро оглянулась и жарко зашептала: — Зинка, когда увидела его на остановке, сразу побежала к Стаське, и тот так ругал Робку, так его честил: «Я, говорит, видел, как он с самолета сходил, и отвернулся от противности. Паразит, говорит, и предатель, всегда только себе, а на товарищей ему наплевать». Что у них произошло, не знаю. И Зинка не знает. Но они еще таксишниками вместе работали, а тут вот так, значит. Значит, серьезно.

— Ну что ж... Спасибо за сообщение...

Анна Ивановна поморщилась.

— Вы вот что... Вы не благодарите. Вы лучше скажите, чем я могу помочь?

Грошев промолчал, и она, вздохнув, заговорила, еле сдерживая наболевшее:

— Я не могу так, понимаете, не могу. Я, может быть, только теперь поняла — муж он мне, и все. Пусть он хоть кто будет, а муж. И главное, из-за меня, дуры, сидит. Если б не я... Если б я хоть немного думала... Но и то сказать: когда у нас счастье, так разве мы думаем? Очень, очень я вас прошу, скажите: что мне делать? Я все сделаю. Все! В лепешку разобьюсь...

Что он мог сказать ей, ее ждущим глазам? Факты — вот что важно. А здесь одни эмоции, голые чувства... И он опять сломил все, что было у него на душе.

— Подумаю. Придумаю — сообщу.

— Вы не такой сегодня, — с грустью сказала она. — В прошлый раз я вам поверила.

— Да нет... Вы разнервничались, вот вам и кажется.

— Мне бы не казалось — сердце чувствует...

— Успокойтесь. Просто неудобно получилось... Возле милиции...

Она доверчиво и благодарно улыбнулась.

— Вот, может, и поэтому... Тогда... Вот еще чего я хотела у вас спросить. Была я в тюрьме, спрашивала, как передачу моему передать, а они говорят, уже передали, и теперь только в следующем месяце. Это... это не вы?

— Нет, не я.

— Кто же это? — испуганно и ревниво спросила Ряднова и зло сощурилась. — Вроде никого у него не было. Может, товарищи... по работе? — Она подумала и все так же тоскливо протянула: — Может... И они меня, наверно, костят. Все меня теперь костят. И правильно. Вот что главное — правильно.

Не попрощавшись, она круто повернулась и ушла, рослая, стройная женщина.

Грошев смотрел ей вслед и думал, что, когда одного любят две красивые и, по всему видно, честные женщины, пожалуй, есть надежда, что он хороший человек.

Но он остановил себя: «Не спеши с выводами».

Решив еще раз прочувствовать за Ряднова тот страшный день, Николай оделся потеплее и поехал в поселок Южный.

Уже в автобусе он старался думать так, как мог думать Ряднов, ничего не знающий о приезде Андреева.

Без всякого насилия над собой Николай думал об одном: вот приеду, а дома Аня... Молодая, красивая и очень растерянная. Я ее успокою и...

Что будет дальше, почему-то не думалось. Но, должно быть, хорошо.

С этими мыслями он сошел с автобуса, свернул в переулок и прежде всего посмотрел на трубу рядновского дома. Дымка над ним не было. «Значит, не пришла».

И он почти с ненавистью посмотрел на соседский, бывший андреевский дом: кажется, оттуда пришла беда.

Ему стало грустно, и он медленно пошел по переулку, оглядывая побуревший за время оттепели соснячок, заснеженную луговинку перед ним.

И тут он увидел заячьи следы. Вернее, не сами следы, а как бы их остатки.

В свое время свежий снег запорошил их, сровнял с целиной, но сегодня, в оттепель, снег тронулся и осел, заполнил все те ямки и выемки, которые уже были на неоднократно уплотненном оттепелями насте.

Теперь целина проявилась, как проявляется фотографический снимок, и Николай ясно видел заячьи следы — впереди две точки, позади две палочки.

Но и теперь если смотреть на целину сверху или лицом к невидимому задернутому плотными облаками источнику света эти следы, наверно, мог бы заметить только опытный человек. Николай был как раз опытным — ведь недаром в армии, на таежной тренировке разведчиков, он быстрее других умел ориентироваться в следах, а главное, обнаруживать их. И это вполне естественно. Разведчик всегда следопыт. А Грошев был не рядовым разведчиком, а помощником командира взвода. А поскольку офицера почти никогда не бывало — и фактическим командиром.

Остатки заячьих следов подстегнули его, как, наверное, в свое время и Ряднова, начисто выбив и грустную надежду ожидания, и горечь разочарования. Он весь подобрался и, как Ряднов когда-то, по его же следам пошел к соснячку. Тут он сразу понял, почему топтался Ряднов перед соснячком — осевший наст выдал тайну: именно здесь, перед тропкой, и так чем-то напуганный заяц сделал огромный прыжок в сторону, перемахнул через тропку и скрылся в посадках. В тот день Ряднов ясно увидел это.

И, как Ряднов когда-то, Грошев представил, как летит вытянувшийся в невероятном прыжке белый как снег заяц, как он поджал уши и обнажил от напряжения резцы под верхней раздвоенной губой...

Представив все это, Николай ощутил холодный, за сердце хватающий, расчетливый охотничий азарт.

Теперь уже не существовало ни пустого дома, ни ожидания встречи, ни разочарования. Теперь были только два сложившихся воедино чувства-желания: догнать вот этого косого, снять его в прыжке; и второе, дальнее: ах, как хорошо поохотиться! Зайцев-то в поле много, вон даже к поселку стали выходить.

Тут Грошев заставил себя взглянуть на тропку. Она была пустынна, затененным коридорчиком прорезая сосняк.

Да, в этом состоянии жестокого охотничьего азарта, сменившего мысли об Ане, о соседях: если бы он, Грошев, увидел на тропке своего обидчика, такого, каким для Ряднова был Андреев, — он, наверное, тоже мог убить. Ну, не убить, но драться бы полез. Обязательно бы полез.

И это открытие было таким страшным, таким неприятным, что Николай почувствовал слабость и горестное безразличие к собственной затее.

Ивонин был прав.

Все были правы, а он взялся за безнадежное дело.

Он медленно, по старым рядновским следам пошел к переулку. Но идти ему не хотелось: всегда неприятно признаться в своем поражении. Он остановился возле изгороди рядновского огорода и по давней привычке разведчика пристально, изучающе осмотрел округу — снежную целину поляны, кое-где тронутую лыжнями, следы баловавшихся детей, стежки собачьих пробежек. Отмечая все это и автоматически отбрасывая как ненужное, Николай увидел еще одни заячьи следы — тоже давние, засыпанные когда-то снегом и теперь проявленные оттепелью. Эти были не такими длинными, как первые. Здесь заяц двигался настороженно, но так, словно знал: опасность есть, но я от нее уйду. Она меня не догонит. А первые были оставлены испуганным зверьком. Он мчался во весь опор и падал на снег всей тяжестью, оставляя глубокие выемки.

Вторые следы шли от сосняка к рядновскому участку и обрывались под жидким кустом смородины или крыжовника. От этого куста и начинались те следы, по которым шел когда-то Ряднов и вот теперь прошел Грошев. В плане все это выглядело треугольником, где основанием была линия посадок, вершиной — куст крыжовника или смородины, а сторонами — заячьи следы. Левые — почти спокойные, короткие, правые — размашистые, испуганные.

Догадок у Грошева еще не было. Было только неясное предчувствие чего-то интересного и, может быть, страшного. Николай быстро дошел до куста, убедился, что у зайца здесь была лежка, а потом двинулся по старой, только что открытой стежке следов.

Только теперь Грошев полностью понял и оценил свою сегодняшнюю одежду: короткое гражданское пальто не мешало движению по глубокому снегу, а сапоги оберегали от тронутых оттепелью спрессованных слоев снега.

Он решительно вошел в посадки. Снежный покров здесь был толще и почти не тронут оттепелью. Но зато и следы более заметны, в свое время они не так густо покрылись снегом: он оседал на густом сосняке.

Следы вывели его, видно, к не взошедшему в свое время рядку деревцев.

Грошев осмотрелся. Заячий пунктир пропадал под густыми ветвями сосен. Нагнувшись, чтобы проследить заячий путь, Николай увидел сломанную ветку и, раздвигая пахучие колючки, пошел дальше.

Как это часто бывает, мозг не сразу успел проанализировать случайно замеченные детали. Но он работал подспудно и мешал сосредоточиться, вызывал тревогу. Вначале Грошеву показалось, что он забыл что-то важное, потом постарался припомнить, что именно, остановился и оглянулся.