Тарзан и золотой лев - Эдгар Берроуз

Не простившись и даже не взглянув в сторону белых, Тарзан прошел мимо, а по пятам за ним следовал Джад-бал-джа, Золотой лев.

XIX. ОСТРОЕ КОПЬЕ УБИВАЕТ

Краски провел бессонную ночь. Он понимал, что рано или поздно Тарзан обнаружит пропажу алмазов, вернется и потребует объяснений у лондонцев, которым помог. Поэтому при первых же признаках рассвета, когда небо на востоке заалело, он поднялся с охапки сухой травы в хижине, отведенной вождем им с Блюбером на двоих, и осторожно выбрался на деревенскую улицу.

– Боже! – говорил он сам себе. – Есть только один шанс из тысячи в одиночку добраться до побережья, но это, – и он взвесил в руке мешочек с алмазами, – это того стоит, ради этого можно и жизнью рискнуть. Это богатство тысячи королей. Боже, что я смогу сделать с этим в Лондоне, в Париже, в Нью-Йорке!

Он осторожно покинул деревню, и вскоре джунгли сомкнулись за Карлом Краски.

Блюбер первым обнаружил отсутствие компаньона, поскольку, хотя и не дружил с русским, но вынужден был держаться его, так как Торн и Пеблз дружили между собой.

– Вы не видели Карла? – спросил он у Пеблза, когда все трое собрались у костра завтракать.

– Нет, – ответил Пеблз, – наверное, спит еще.

– Его нету в хижине, – возразил Блюбер, – и его там уже не было, когда я проснулся.

– Он не пропадет, – заметил Торн, жуя тушеное мясо, присланное вождем на завтрак. – Наверное, он задержался у какой-нибудь местной красотки. – И англичанин улыбнулся при этом шутливом намеке на всем известную слабость Краски.

Они закончили трапезу и отправили воина к вождю узнать, когда можно будет выступить в путь, а Краски все не появлялся. К этому времени Блюбер уже всерьез забеспокоился. Не из-за Краски, а из-за себя. Если с русским могло что-нибудь случиться в этой дружественной деревне, такая же судьба может постигнуть и его. Когда он изложил свою мысль остальным, те тоже призадумались, и в конце концов они отправились к вождю.

При помощи жестов, пиджин-инглиш и нескольких слов на местном диалекте, которые они успели выучить, им удалось сообщить вождю об исчезновении Краски и потребовать от него объяснений.

Вождь был удивлен не меньше их и немедленно приказал начать поиски.

Вскоре было установлено, что в деревне его нет, а затем обнаружили следы, ведущие через ворота в джунгли.

– Майн готт! – воскликнул Блюбер. – Он ушел и ушел один посреди ночи.

Он рехнулся.

– Что он задумал, черт побери? – проворчал Торн.

– У вас ничего не пропало? – спросил Пеблз. – Может, он украл чего-нибудь?

– Ой, ой! Что же он мог украсть? – сказал Блюбер. – Ружья, снаряжение – все на месте. Он ничего не взял. У нас здесь вообще нет ничего ценного, кроме моего костюма за двадцать гиней.

– Но почему тогда он это сделал? – спросил Пеблз.

– А может, он лунатик? – предположил Торн. – Встал во сне и ушел.

Это было единственное объяснение таинственного исчезновения Краски, которое могли придумать трое перепуганных мужчин.

Краски держал ружье на плече и уверенно шел по узкой звериной тропе. В правой руке он сжимал тяжелый автоматический пистолет. Слух его был напряжен, он все время прислушивался, боясь обнаружить звуки погони. Кроме того, один в таинственных джунглях, он все время опасался встретиться с кем-нибудь из кошмарных чудовищ, от этого с каждой пройденной милей ценность алмазов уменьшалась пропорционально росту опасностей, подстерегавших его на пути к побережью.

Вдруг он увидел огромную змею, свесившуюся с дерева прямо перед ним.

Краски не решился стрелять, опасаясь привлечь внимание возможных преследователей. Ему пришлось свернуть с тропы в заросли джунглей. Когда он вновь возвратился на тропу, обогнув дерево со змеей, его одежда была изодрана в клочья, тело болело, а из многочисленных царапин сочилась кровь – ему пришлось продираться сквозь колючий кустарник. Он обливался потом и шатался от усталости, а одежда кишела муравьями, непрерывные укусы которых причиняли ему настоящие мучения.

На ближайшей поляне он сорвал с себя одежду и принялся освобождаться от маленьких мучителей.

На одежде был такой толстый слой муравьев, что он не решился надеть ее снова. Ему удалось спасти от этой безжалостной орды лишь мешочек с алмазами и оружие.

Стряхнув муравьев с того, что ему удалось спасти, Краски пошел дальше по тропе без, одежды и обуви таким, каким родила его мать. Когда через полчаса, задохнувшись от усталости и боли, он лег на траву, ему стало понятно все безумие его плана в одиночку добраться до побережья. Сейчас Краски находился в отчаянном положении еще и потому, что ничем нельзя так подорвать уверенность и спокойствие цивилизованного человека, как отсутствием одежды. Нагота парализовала его волю, он не чувствовал бы себя столь беззащитным, даже если бы потерял оружие. Теперь это был охваченный ужасом человек, робко кравшийся по тропе.

Эту ночь, голодный и замерзший, Краски провел на дереве, а под ним с ревом, кашлем и рычанием сновали по джунглям охотящиеся хищники. Дрожа от холода и страха, он испытывал сильную слабость, а когда впадал в тяжелую дремоту, это был не отдых, а только встреча с новыми кошмарами, которые внезапное рычание превращало в реальность. Медленно тянулись бесконечные часы, и ему казалось, что рассвет никогда не наступит. Но, наконец, солнце встало, и он продолжил свой мучительный путь на запад.

Измученный страхом, усталостью и болью, он шел в полубессознательном состоянии, и каждый час ухудшал его положение, так как с момента побега из деревни у него маковой росинки во рту не было.

Наступил полдень. Краски продолжал двигаться вперед, но медленно и с частыми остановками. Во время одного привала ему вдруг показалось, что неподалеку слышатся человеческие голоса. Он напрягся, надеясь, что это не галлюцинация, затем в приливе сил вскочил на ноги. Сомнений не было. Он слышал голоса на сравнительно близком расстоянии, и это были голоса не чернокожих, а европейцев. Сохраняя осторожность, он пошел вперед, стараясь не шуметь. Тропа вывела его на поляну, которую пересекал мутный ручей. По берегам росли деревья. Около воды стояла небольшая хижина, крытая сухой травой и окруженная грубым частоколом, перед которым была сооружена дополнительная защита в виде колючей крепкой изгороди.

Из хижины доносились голоса, и теперь Краски разобрал, что они принадлежат мужчине и женщине. Женщина против чего-то гневно возражала, а низкий мужской голос тихо отвечал ей.

Глаза русского широко раскрылись от удивления, смешанного с ужасом: он узнал эти голоса. Мужской принадлежал мертвому Эстебану Миранде, а женский – исчезнувшей Флоре Хакес, которую Краски тоже считал погибшей. Однако он не верил в призраков. Бестелесные духи не нуждаются в хижинах, частоколах и колючих изгородях. Обладатели этих голосов были так же живы и материальны, как и он сам.