Зарождение добровольческой армии - Сергей Волков

Это был мой второй бридж с большевиками. О. вел счет, и после первого робера выяснилось, что я выиграл.

— О. проиграл З., — заявил он. — Г. проиграл, а Суворин выиграл… — И он остановился.

— Одиннадцать, — пришлось мне сказать, и я не помню, прибавил ли я ему несколько пожеланий.

Мой комиссар обвел всех удивленными глазами и вышел. Думать оставалось очень мало времени. Мы подходили к Лискам, как и все станции, запруженной «усталыми» солдатами, которые теперь четыре года борются с «контрреволюцией» под флагом Бронштейна. Надо было принимать какое‑нибудь решение. Я решился взять быка за рога и подошел к моему комиссару.

— Да, действительно, я Суворин, — сказал я ему, — но прошу вас меня не выдавать.

На чем я основывал свою просьбу, я не знал, я говорил о том, что я даром не дамся, что вообще не нужно выдавать людей, вообще что‑то говорил несуразное.

— Но ведь писали, что вы арестованы, — сказал он мне несколько растерянный.

— Мало ли что пишут в газетах, — ответил я. — Но я прошу вас меня не выдавать.

Он вдруг завернулся в тогу благородства и весьма высокомерно заявил мне, что хотя я его политический враг, но он никогда не занимался доносами и т. д.

В это время мы подъезжали к Лискам. Я ушел в свое купе, обдумывая свое дурацкое положение, в которое поставил меня О. Комисcap ушел на станцию. Я не помню, сколько времени стояли мы в Лисках, но знаю, что эта остановка была для меня ужасно тяжелая. Быть в нескольких часах от «пределов досягаемости» и вдруг из‑за какого‑то бриджа рисковать жизнью. У О. была старая польская водка, и мы с помощью закуски нашей «petitealliee» стали ее уничтожать. Но вот вдруг явился комиссар с бутылкой молока и бубликами. Мы не сразу поверили ему, но тут прозвучали звонки, и мы тронулись.

Мы стали чествовать нашего комиссара. Чувство прошедшей опасности подняло настроение, и наперебой старались мы напоить большевика. Это было не трудно. Он был из слабеньких еврейчиков, а «старая водка» О. была очень жестокая. Вскоре мы уложили его спать, и, выпив несколько стаканов за мое избавление от опасности, поругав О. за его ненужную откровенность, мы тоже отошли ко сну.

* * *

Рано утром мы были в Черткове. Когда я взглянул в окно, я увидел бравого казацкого вахмистра с чубом, с фуражкой на ухо и с серьгой в левом ухе. Я все понял.

Мы были вне сферы досягаемости.

Быстро я достал из сапога свои настоящие документы и бросился в коридор. В это время меня кто‑то тронул за плечо.

Сзади меня стоял бледный комиссар. Он был в погонах старшего унтер–офицера. Он был так несчастен и бледен, что ему многого не пришлось мне говорить, и я уверил его, что мы его не выдадим. Несколько часов тому назад он мог выбросить меня на растерзание солдатской черни, теперь он был в моих руках.

Моя биография двигалась с бессмысленной быстротой и непоследовательностью кинофельетона.

Мой второй бридж был вновь выигран. Оба раза в лучшем случае тюрьма была совсем близко, в первый раз бридж меня спас, во втором чуть–чуть не погубил, но все‑таки я его выиграл. Вот тут и делайте выводы: надо или не надо играть в бридж?

Комиссару я предложил вернуться к большевикам в Царицын, не желая его пускать в маленький Новочеркасск. Он с радостью меня послушался.

Поздно ночью мы шли в гору Новочеркасска, и я проснулся на другой день в армии, с которой мне не пришлось расставаться почти до самого конца ее существования на юге России.

А. Лукомский [134]

ВОСПОМИНАНИЯ [135]

…25 октября (7 ноября) большевики свергли Временное правительство и захватили власть.

Керенский бежал.

Ясно было, что большевики прежде всего ликвидируют Ставку, а затем, действуя по германской указке, вступят в переговоры с немцами.

Конечно, одновременно со Ставкой большевики должны были ликвидировать и нас.

Положение наше стало опасным.

В бытность у власти Керенского мы могли, если б захотели, бежать из Быхова совершенно свободно. Но мы этого делать не хотели, мы хотели суда.

С появлением же у власти большевиков оставаться в Быхове становилось просто глупо.

Председателю следственной комиссии Шабловскому было сообщено, что мы просим приехать его в Быхов. Он приехал через два дня и сказал нам, что, действуя вполне законно, основываясь на данных следственного производства, он в ближайшие дни освободит всех заключенных, за исключением Корнилова, Деникина, меня, Романовского и Маркова.

И действительно он начал группами освобождать арестованных, и к 18 ноября (1 декабря) в Быхове нас осталось всего пять человек.

С 10(23) ноября большевиками уже подготовлялась экспедиция для ликвидации Ставки и нас.

Во главе этой экспедиции был поставлен Крыленко, назначенный советским правительством Верховным Главнокомандующим.

Я послал целый ряд писем Духонину и Дитерихсу, в которых доказывал, что им надо перейти в Киев, что оставаться в Могилеве бесполезно и опасно, что Ставка все равно будет в ближайшие дни занята большевиками.

Но меня не послушались.

Генерал Духонин решил оставаться в Могилеве. И только 18 ноября (1 декабря), получив сведения о движении в Могилев большевистского отряда, он решил выехать в Киев.

Были поданы автомобили, и начали на них нагружать более важные и ценные документы и дела, но местный совет рабочих и солдатских депутатов воспрепятствовал отъезду. Дела были частью уничтожены, частью внесены обратно в штаб.

Духонин решил оставаться на своем посту до конца…

Около 12 часов дня 18 ноября (1 декабря) за подписью Духонина генералу Корнилову была прислана телеграмма, в которой сообщалось, что большевики приближаются к Могилеву и что нам оставаться в Быхове нельзя, что к 6 часам вечера в Быхове будет подан поезд, на котором нам рекомендуется, взяв с собой текинцев, отправиться на Дон.

Когда генерал Корнилов нам сообщил содержание этой телеграммы, я сказал: «Ну, далеко на этом поезде мы не уедем!»

После обсуждения вопроса о том, как лучше поступить, все же было решено этим поездом воспользоваться, взяв с собою и текинцев. Затем, переодевшись в поезде в штатское платье, на ближайших же станциях слезть и продолжать путь поодиночке, так как в противном случае большевики нас выловили бы из этого поезда.

К 6 часам вечера мы были готовы к отъезду, и текинцы пошли к станции на посадку (лошадей при коноводах решено было оставить в Могилеве).

Но поезд подан не был, и около 8 часов вечера прибыл к нам в Быхов Генерального штаба полковник Кусонский [136], доложивший, что так как, по полученным сведениям, отряд Крыленко остановился в Орше, а в Могилев прибудет только делегация с генералом Одинцовым во главе, и, следовательно, нам не угрожает никакой непосредственной опасности, то генерал Духонин отложил отправку поезда в Быхов, и нам немедленно надлежит оставаться на месте.