Глаза цвета тьмы - Антон Леонтьев

– Господи! Это не тот ли маньяк, о котором в «Бульвар-экспрессе» писали? – ужаснулась Ирина. – Ну, тот, который уже несколько лет детей похищает? Точнее, дети просто бесследно исчезают – и все тут! А наша доблестная полиция отрицает существование маньяка, списывая все на иные причины!

Заметив, как муж достал мобильный, женщина заголосила. Но Сергей, стряхнув ее с руки, на которой она повисла, заметил:

– Не сходи с ума, Ира. Ты что, готова бросить ребенка, который наверняка стал жертвой преступника, но, слава богу, жив, на произвол судьбы? Никто ни в чем нас не обвинит, у нас же алиби железное! Да и сама говоришь, что маньяк действовал, что вполне возможно. Девчушка оклемается и опишет того, кто на нее напал.

И он нажал кнопку мобильного, а через несколько мгновений произнес:

– Алло, нам срочно требуется помощь… Меня зовут Сергей Игнатьев, и мы с моей женой находимся сейчас в лесополосе около…

Настя удалилась только тогда, когда Женю погрузили в «Скорую помощь», которая, оглашая магистраль завываниями, повезла ее в больницу. Наблюдая за тем, как полицейские берут показания у Сергея с Ириной, Настя подошла к запертому в автомобиль Рексу. Тот, заметив ее, оживился и замахал хвостом.

– Спасибо! Хозяин у тебя хороший. Хозяйка так себе, однако надежда имеется. Береги их – и себя тоже!

А затем снова взмыла в небо. Ночная Москва и окрестности были местом таинственным, красивым и притягательным. Настя на мгновение залюбовалась панорамой, но потом вспомнила о том, о чем думала все время.

Девочку Женю она спасла, хотя той на роду было написано стать жертвой маньяка. Так же, как и она сама стала жертвой киллера. Но, в отличие от Жени, никто ее не спас, никакой призрак не пытался отвести от нее беду.

Но дело было не в ней самой, а в ее детях. В Пете и Олесе, которые, как и Женя, могли стать жертвой любого мерзавца и преступника. И уже стали: какой-то мерзавец и преступник отнял у них мать.

Настя опустилась на обочину МКАДа, пытаясь сообразить, в какую сторону ей надо лететь, чтобы оказаться у себя дома. А потом вспомнила то, о чем вел речь Адриан: надо просто представить, куда она хочет попасть, закрыть глаза, пожелать оказаться там – и переместиться в нужное место.

Она закрыла глаза, чувствуя, что на них наворачиваются слезы. Да, оказывается, призраки тоже плачут. Хотя она никакой не благородный призрак из готического романа, а так, брак вселенной, информационное поле, оставшееся после кончины Анастасии Бойко…

Настя открыла глаза, которые сомкнулись сами собой, и вдруг поняла, что находится в помещении. И оно ей было отлично знакомо – это холл ее загородного особняка. Она запрокинула голову – и в этот момент старинные часы, на приобретении которых когда-то настоял Виктор, шипя и звеня, пробили полночь.

Итак, она была мертва уже двадцать четыре часа. Но какая теперь разница – у нее был шанс увидеть своих детей, и она не намеревалась упускать его. Настя устремилась по лестнице, вдруг понимая, что чувствует ее босыми стопами. А паркет даже скрипнул, когда она подошла к спальне Олеси. Она что, обрела прежнюю человеческую форму?

Но нет, ничего не изменилось, просто из недр необъятной памяти всплывали звуки, населявшие ее особняк. Дверь была приоткрыта, и Настя прошла сквозь нее. Дочка лежала на кровати, еще одетая, на голове наушники. Она спала, держа в руке мобильный телефон.

Настя приблизилась к Олесе, склонилась над ней и поцеловала ее. Дочка заворочалась во сне. Анастасия попыталась схватить одеяло – и оно вдруг под действием ее воли расправилось и накрыло Олесю. Настя сняла с нее наушники и вынула из руки мобильный, выключив проигрываемую на нем музыку.

– Мамочка, спасибо! Но я уже не маленькая. Я сама решу… – пробормотала сквозь сон Олеся, а потом снова забылась. Настя чувствовала, что по щекам у нее струятся слезы. И вдруг одна слезинка упала на щеку дочери. Она задержалась там, сверкая в свете ночника, как редкостный бриллиант, а потом исчезла, будто и не было ее. Или и не было ее там и это всего лишь видение? Галлюцинация у призрака, вот ведь занятно…

Настя попыталась натянуть одеяло чуть выше, но не смогла. И вдруг со всей отчетливостью поняла – она умерла. Не только для себя, но и для своих детей. Для всего мира, во всяком случае, для мира людей. И предписано ей быть узницей мира призраков.

Она вышла в коридор, попыталась прикрыть дверь, но не вышло. Глотая слезы, она направилась в комнату сына Пети. Тот спал лицом к стене, обняв своего большого серого смешного медведя. Медведя, которого она купила ему в мадридском универмаге, которого везла в ручной клади и по поводу которого у нее вышла небольшая ссора с сидевшей в самолете по соседству чопорной и решительно всем недовольной немкой.

Она опустилась на кровать сына, попыталась дотронуться до него рукой, но та оказалась на подушке. Анастасия попыталась чмокнуть Петю, но снова неудачно. Она, которая спасла чужого ребенка, чем была крайне горда, не могла приласкать своих собственных чад…

Да, это был ее особняк, но ставший всего за одни сутки таким чужим. Его населяли любимые ею люди, но они были так далеки от нее… точнее, она от них.

Что ж, ее время истекло, и с этим надо было смириться. Хотя как она может смириться с этим, если видит на кровати своего любимого сына? Однако она – призрак, а он – человек. И их отделяет невидимая и тонкая, но такая беспощадная преграда…

Поднявшись с кровати, Анастасия поняла, что ей надо уйти. Нет, не потому, что ее здесь ничего не держало: здесь ее держало очень многое. Конечно, она могла остаться тут и, как раньше, жить в своем доме, с одной лишь разницей, что она была бы призраком и никому бы не была видна. Да, она могла бы подавать сигналы, но зачем пугать тех, кого любишь…

Она отвернулась, и в этот момент услышала голос:

– Мамочка, не уходи!

Анастасия замерла, и Петя – это был он, кто же еще – повторил:

– Мамочка, прошу тебя, не уходи!

Она повернулась и увидела сына, который, приоткрыв глаза и по-прежнему сжимая плюшевого медведя, смотрел ей вслед.

Анастасия вернулась к кровати, присела на нее и прижала к себе Петю. И на этот раз все получилось – она почувствовала его тело и дыхание.

– Какой хороший сон, мамочка! – пробормотал Петя, прижимаясь к ней. – И ты такая… Такая уютная!

Он думал, что это сон. И отчасти это была правда – Анастасия не знала, по какой причине сын смог увидеть ее, может, потому, что она так этого хотела? Или он так хотел?

– Не уходи, не уходи! – пробормотал Петя, закрывая глаза и прижимая к себе ее руку. – Мамочка, ты ведь никуда больше не уйдешь?