Течёт моя Волга… - Людмила Зыкина

— Не знаю, Соломон Израилиевич, поймут ли меня здесь, — засомневалась я.

— Почему не поймут? Русские народные песни мелодичны, просты для восприятия и по-своему красивы. Да и публика «живьем» впервые увидит русскую певицу с таким голосом.

Импресарио поставил единственное условие: чтобы я пела в сопровождении русского ансамбля или оркестра. Тут он, как опытный менеджер и бизнесмен, имел двойную выгоду — американским музыкантам, которых он мог пригласить в любой момент, надо было платить значительно больше, чем русским; русские же сыграют не хуже, и это будут настоящие артисты из России, что придаст представлению необходимый колорит и привлекательность. (Я ни в коем случае не склонна обвинять Юрока в скупости, упаси меня Бог. Просто он очень быстро усвоил элементарную истину — а может, знал ее хорошо и раньше, — что русские люди вообще и артисты в частности отличаются одной непутевой особенностью — готовностью к терпению, к довольствованию малым. Потому зачем им платить высокий гонорар, когда можно обойтись меньшей платой? Сиротскую непритязательность русских менеджеры и рангом пониже Юрока давно заприметили: «О! Рашен! Вам и отель подешевле, и кормежка попроще, и шмотки на прилавки швыряй бросовые — все возьмут!» Юрок не взирал на нас свысока, но, возможно, в душе сочувствовал, как неимущим. За свою зарубежную жизнь я знаю примеры, когда наших музыкантов мирового класса селили во второсортные гостиницы, в то время как никому не известным артистам из захудалых ансамблей других развитых стран предоставлялись номера в лучших отелях.)

В Штатах я лишний раз убедилась в феноменальных способностях Юрока, этого выходца из России, покинувшего в начале века деревеньку недалеко от Харькова, чтобы попытать счастья за океаном, но об этом чуть дальше.

В один из вечеров, выкроив время, я вместе с нашими артистами балета посетила театр Джорджа Баланчина, расположенный неподалеку от Линкольн-центра. Сын петербургского композитора Мелитона Баланчивадзе, выпускник Петроградского балетного училища, в прошлом ведущий балетмейстер труппы «Русский балет» С. Дягилева в Европе, известный пианист, дирижер и хореограф, поставивший свыше ста балетов, многие из которых украшают репертуар крупнейших сцен мира, Георгий Баланчивадзе (Джордж Баланчин) три десятилетия — к тому времени — стоял во главе американского национального балета, взяв за основу своих поисков традиции русского классического балета. И я с величайшим удовольствием посмотрела целую россыпь небольших миниатюр столь именитого хореографа.

В перерыве спектакля подошел сын Бела Бартока Питер Барток, по образованию звукорежиссер, возглавляющий фирму «Барток рекорде», которая занималась производством и распространением грампластинок с музыкой Бартока. Сетовал на материальное положение фирмы, далеко не блестящее, так как произведения Бартока не слишком популярны в США. Барток-младший с горечью рассказал о трудностях, которые ему приходилось преодолевать, пропагандируя и популяризируя творчество Бартока-старшего.

Из зрелищных мероприятий Нью-Йорка остались в памяти довольно длинный и скучный фантастический фильм «Куколка», а также эстрадное ревю в Радио-сити: на фоне ярких цветовых декораций шестьдесят четыре довольно техничные и пластичные танцовщицы эффектно проделывали каскады самых разнообразных движений и комбинаций. Оставили впечатление и музеи. Метрополитен-музей поразил полотнами Гогена, Моне, Сислея, Эль Греко, Модерн-музей — работами французских импрессионистов Пикассо, Модильяни… Ничего не изображающие скульптуры знаменитой галереи Соломона Гугенхейма удивили не только меня. Ни одну из них, по-моему, нельзя отнести к произведениям искусства.

В театре на Бродвее шла «Вестсайдская история», и я не пожалела, что пришла на этот праздник музыки и танца. Мастерство американских актеров, их профессиональная выучка привели меня в восторг. Это один из лучших спектаклей, которые приходилось видеть в зарубежных поездках.

В Вашингтоне поехали на Арлингтонское кладбище возложить венок на могилу президента Джона Кеннеди. Там была длинная молчаливая и сизая, как пасмурный день, очередь, начинавшаяся у подножия холма и извилисто тянувшаяся к его гребню. Мгновенно сработал «беспроволочный телеграф», стало известно: приехали русские артисты. Нас пропустили вперед. Шли вдоль очереди и все время слышали: «Рашен, рашен…» Чувствовалось, что американцы смотрят на нас, советских людей, пришедших отдать дань уважения злодейски убитому президенту, с большой почтительностью. Возложили венок, на минуту застыли в траурном молчании. Тут заработали фото-и кинокамеры неизвестно откуда взявшихся репортеров. Медленно покинули кладбище, унося в памяти могилу под голыми деревьями да синий огонь, горящий день и ночь на дне чаши. Очередь озябших людей расступилась, провожая глазами, и мы снова слышим: «Рашен, рашен…»

Вашингтон мне показался не таким уж чопорным и холодным, каким его считали побывавшие в нем. Наоборот, он больше, чем какой-либо другой город Штатов, похож на европейский: в нем есть и уют, и неторопливость, нет нервозности и суеты, во всяком случае, внешне — люди ходят спокойно, неспешно, услужливо уступают дорогу. Примерно половина жителей — негры, преимущественно мелкие служащие, подсобные рабочие. Основанный более полутора веков тому назад, город не знал ни войн, ни стихийных бедствий, ни других потрясений. Респектабельные особняки утопают в пышной зелени бульваров и парков. Ни в центре, ни в пригороде не видно фабричных или заводских труб. Зато монументальный обелиск первому американскому президенту, выложенный из белого камня и устремленный ввысь, виден едва ли не с любой точки в черте города. Национальная художественная галерея изящных искусств, музеи, памятники Вашингтону, Линкольну, Джефферсону вместе с многочисленными гостиницами, кинотеатрами, магазинами, спортивными сооружениями создают внушительный архитектурный ансамбль.

Прямоугольный Кеннеди-центр не просто центр искусств, но и мемориал. Огромное фойе — «Холл Наций», в оформлении которого принимали участие лучшие художники и архитекторы из многих стран мира, соединяет сразу пять театральных и концертных залов. Ежедневная программа чрезвычайно насыщенна. Помимо нас в соседних залах выступали симфонический оркестр, театральная группа, джаз и группа «поп-музыки»…

Американский Юг! Я знала о его жизни и быте, проблемах и заботах только из газет да из книг Марка Твена, Джона Стейнбека, Эрскина Колдуэлла. Теперь кое-что увидела сама.

Атланта — сравнительно небольшой город, один из представителей «одноэтажной Америки». Лишь в самом центре — кучка небоскребов. Как тут не вспомнить И. Ильфа и Е. Петрова, прекрасная книга которых не устарела и сейчас. Стрэтфорд, Хартфорд, Норфолк, Гринвилль, Рок-Хилл… Все эти маленькие городишки, где проходили наши гастроли, как близнецы похожи друг на друга, они словно меньшие братья и сестры крупных городов и напрочь лишены какой-либо индивидуальности.