Игра. Вторая жизнь - Екатерина Лебецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Торт? — фыркнула Настя. — Ты серьезно собираешься дарить Ветрову торт и шарики?
— Ну не только. Я еще купила браслет с гравировкой и… — я замялась, смущалась признаться, но всё-таки решила сказать, потому что мне нужна была помощь и совет подруг. — Я хочу признаться Роме в чувствах и хочу… с ним…
— Да, не мнись ты уже. — пробухтела Настя, пока я подбирала слова. — Поняли мы, какой основной подарок ожидает Ветрова. Богданова в кружевных стрингах и с красным бантом.
Я замотала головой. А Настя с Машкой засмеялись.
Я действительно купила кружевной почти прозрачный комплект белья. И не только его. Было еще черное платье и чулки. Я готовилась к дню рождения Ромы как к самому важному событию моей жизни. Мои подруги и друзья Ромы мне в этом помогли.
И вот суббота одиннадцатого декабря восемь ноль ноль и я топчусь под дверью у именинника, чтобы быть первой.
Несколько минут перед тем, как нажать на дверной звонок, я стою прислонившись лбом к холодной металической двери и повторяю, как заведённая:
— Все будет хорошо. Рома меня не обидит. Он меня любит.
Пора. Иначе я совсем себя накручу и слова вымолвить не смогу, а мне так много нужно сказать Роме.
— С Днем Рождения! — выкрикиваю я, как только дверь открывается, и протягиваю парню охапку воздушных шариков. Рома не успевает их взять и они разлетаются, заполняю всю прихожую.
— Красиво… Как в детстве… — сухо говорит Ветров. Настя была права — с шариками я ошиблась. — Проходи.
Снимаю пуховик и жду реакцию Ромы на мой новый образ. Но парень уже развернулся и двинулся в глубь квартиры. Странное щемящее чувство накатывает на меня, но я игнорирую его. Широко улыбаюсь и иду вперед за Ромой. Он стоит посреди большой светлой гостиной соединенной с кухней.
— Подержи торт. Я зажгу свечку, и ты загадаешь желание…
— Рома уже загадал желание, и я его уже исполнила.
Из соседней комнаты выходит Карина Малиновская в белой мужской рубашке, накинутой на голое загорелое тело. Красивая. Светлые волосы, рубашка, босые ноги. Как нимфа. Мне в своем платье далеко до такой красоты. И да, мне проще жалеть себя за внешний вид, чем думать о том, что меня предали.
— Ты опоздала, Богданова. — не смотрю на нее, но чувствую ее триумф и пусть. Только бы хватило сил выстоять. Стоять, пока моё сердце будут топтать. — Я поздравила Ромку первая. Медленно снимая друг с друга одежду, мы ждали, когда часы пробью двенадцать. Отсчитывали секунды и целовались, а в полночь он вошел в меня. Романтично? Правда, Богданова? Это было очень романтично, а еще жарко, страстно и незабываемо. Уверена, Ромка запомнит этот день рождения на всю жизнь.
Я даже не заметила слёз, которые ручьями текли по моим щекам и оседали на торт солёными капельками росы.
— Одно из сердечек расползлось, а я их так старательно вырисовывала. Машка хотела, но мне важно было самой. Зачем только старалась, идиотка? — думала я, пока мое сердце также расползалось. Только оно было живое, моё, а не из глазури.
Больно? Пока нет.
Сейчас обидно. Обидно за потраченное время, за неоцененные старания и возлагаемые надежды. Надежды на то, что этот грёбаный торт может иметь какое-то особенное значение для мажора Ромы Ветрова. Нет, ему плевать, он уже сыт. Было вкусно и горячо. Он уже наелся, возможно даже переел сладкого. Только почему от этого так тошно мне, почему мой желудок скрутило в тугой узел, почему у меня в горле мерзкий противный вязкий ком, почему мои руки ходят ходуном.
Тарелка падает и разбивается вдребезги о каменный пол, а торт превращается в распластанную бисквитную лепешку с надписью «Happy birthday».
— Прикольно, Богданова, а как символично… — иронизирует мой мозг. — Уже ничего не склеишь…
Но моё сердце не слышит замечаний мозга, не верит в происходящее…
Машинально присаживаюсь и собираю осколки. Слезы застилают глаза, но я на ощупь пытаюсь всё соединить, ведь чувства не тарелка.
— Бельчонок… Ты порезалась! — Ветров тряхнул меня за плечи. — Твою мать, отпусти ты это стекло.
Глупые слёзы не заканчивались, капали на колени. Стряхнула осколки и сжала окровавленную руку в кулак.
— Отпускаю. — сказала я беззвучно, одними губами. — Я отпускаю тебя, Рома.
Вскочила и выбежала из квартиры, захватив пуховик и оставив в прихожей коробку с браслетом, на котором было выгравировано «The part of me…» («часть меня»).
Не дожидалась лифта, бросилась к лестнице. Как хорошо, что