Глазами Лолиты - Нина Воронель

Что такое швейцар, я знала, кто такой Евгений Миронович, догадалась, и только собралась спросить, что такое евроремонт, как Юджин меня перебил:

«Толя, знакомьтесь, это моя дочь — Светлана, прошу любить и жаловать».

Тогда Толик позволил себе посмотреть на меня прямо, и я состроила ему глазки, совсем как Габи. В ответ на что Толик поклялся, что будет всеми силами любить меня и жаловать, а Евгений Миронович позеленел от злости и больно вывернул мне руку за спиной Толика, так, чтобы тот не видел. Цепко держа меня за локоть, он дотащил меня до офигенной белой машины, припаркованной на вокзальной стоянке. Толик поставил чемоданы рядом с машиной и ловко распахнул заднюю дверцу передо мной, и только потом — переднюю для Евгения Мироновича.

При этом на щеках Юджина вздулись сердитые шишки, их, кажется, называют жевалки, — он, небось, мечтал сесть рядом со мной, чтобы всю дорогу гладить мне коленки. Я заметила, что он особенно любит гладить и тискать меня в таких местах, где есть другие люди, зато, если вокруг никого нет, он такими пустяками не занимается, а сразу приступает к делу.

Постояв в пробках и попетляв по заснеженным переулкам, Толик, наконец, подкатил к богатому на вид белому дому и выскочил из машины, чтобы распахнуть мою дверцу и подать мне руку. Юджин рывком открыл свою дверцу, не дожидаясь, пока это сделает Толик, и в два прыжка оказавшись рядом со мной, выдернул мою ладонь из ладони Толика, а Толику велел заняться чемоданами.

Когда мы в сопровождении Толика с чемоданами подошли к высокому застекленному подъезду, я увидела сквозь стекло усатого швейцара в опереточном костюме, напомнившего мне контролера из Чотоквы. Сердце у меня оборвалось и повисло на тонкой ниточке — как давно это было, как хорошо это было, как все с тех пор изменилось! Как я тогда радовалась при мысли, что Юджин запал не на Инес, а на меня! И к чему это нас всех привело — и меня, и его, и Инес!

Войдя в квартиру, я поняла без объяснений, что евроремонт, — это когда все сверкает, и стены, и мебель, и стекла, и рамы. Особенно мне понравился пол — у нас в Израиле пол выстлан гранитными плитками, от них летом в доме прохладней. А московский пол теплый и нежный, он выглядит как ковер из узких деревянных пластинок, выложенных елочкой по всей длине комнаты.

Толик поставил чемоданы рядком на диван, чтобы их удобно было распаковывать, и спросил: «Евгений Миронович, вы хотите отдохнуть с дороги или повезти вас с дочкой куда-нибудь в ресторан?».

Юджин подумал и предложил, чтобы Толик оставил ему ключи от машины — мы, мол, чуть-чуть отдохнем и поедем обедать. Но Толик и слушать об этом не захотел:

«Вы никуда не можете поехать без меня — я приставлен к вам не только шофером, но и телохранителем».

«В каком смысле — телохранителем?».

«А в прямом, охранять ваше тело». — Толик отогнул полу своей куртки и показал нам два пистолета, большой и маленький.

«Это ты уже слишком! — нахмурился Юджин, входя в образ Евгения Мироновича и переходя с Толиком на ты. — Зачем этот арсенал?».

«А затем, что здесь вам не Париж, а Москва, здесь такому человеку, как вы, без телохранителя из дому выходить опасно».

«Так что, мы без тебя теперь и поесть не сможем?».

«Почему не сможете? Очень даже сможете. Сегодня Лариса наварила вам еды полный холодильник, на два дня хватит. А послезавтра она опять придет убираться и стряпать. Вы только ей списочек составьте, что бы вы хотели на обед и на завтрак, ну, и деньги, конечно».

«Значит, у этой Ларисы есть ключ от нашей квартиры?».

«Нет, ключ у швейцара, хранится в сейфе. В этом доме все жильцы — клиенты нашей фирмы, отвечающей за их безопасность. Не беспокойтесь, ребята у нас первый класс, все бывшие спецназовцы, да и швейцар тоже».

«И Лариса тоже от вашей фирмы?».

«Нет, Лариса от вашей. Но у нее есть допуск, она, кроме вас, еще две квартиры здесь обслуживает».

От их разговора у меня даже уши разгорелись — я думала, такое бывает только в кино, но никак не в моей жизни. Когда я вернусь домой и расскажу про это Лильке и Анат, они лопнут от зависти. Я чуть было не хихикнула, представив себе, как они взовьются, но тут же закрыла рот — я вспомнила, что я уже не дружу с Лилькой и Анат, не учусь в своей старой школе, и вообще неизвестно, вернусь ли я когда-нибудь домой. Я так огорчилась, что даже не заметила, как Юджин меня о чем-то спрашивает уже не первый раз: «Все-таки, Светка, ты что предпочитаешь — поесть дома или поехать в ресторан?».

Вообще-то я устала и не прочь была бы поужинать дома, тем, что приготовила таинственная Лариса, у которой есть допуск — интересно, что это, диплом кухарки или специальный поднос? Но я представила себе, что как только Толик уйдет, Юджин не даст мне поесть, а сразу начнет тискать меня и катать по постели, а мне сегодня этого совсем не хотелось. И я заявила, что предпочитаю ресторан — чтобы я сидела за столиком в нарядном зале и меня бы обслуживали официанты.

Юджин зыркнул на меня прозрачным глазом, но спорить не стал:

«Ладно, в ресторан, так в ресторан! Хочешь переодеться или поедешь, в чем стоишь?».

Толик протянул Юджину обтянутый целлофаном лист бумаги:

«Куда поедем? Вот список рекомендованных вам ресторанов».

«В каком смысле — рекомендованных?», — не понял Юджин.

«А том же самом — у которых есть специальная охрана».

Пока я переодевалась, Юджин внимательно изучил список, а я, воспользовавшись этим, вытащила из своего чемодана ночную сорочку и на всякий случай спрятала в ванной, которая выглядела как рубка космического корабля. Если, конечно, в космических кораблях есть рубки.

«Отлично», — сказал Евгений Миронович, когда я вернулась, и ткнул пальцем в какую-то строчку, сообщив, что он давно мечтал поужинать именно там. Мы прошли мимо швейцара и опять покатили по заснеженным улицам, на этот раз, правда, недалеко. В ресторане было полно народу — неужели их всех охраняют такие Толики с пистолетами? Или некоторые втерлись на халяву, не имея права на охрану?

Когда нам принесли красивые тарелки, на которых лежали маленькие горки мяса, я решила добраться до сути:

«Евгений Миронович, объясни, что вдруг случилось? Когда ты успел стать такой важной персоной?».

Услышав, как я назвала его Евгением Мироновичем, Юджин поморщился, но стерпел. Он повертел в пальцах вилку и сказал:

«Понимаешь, мы с Эли затеяли тут шикарный бизнес. Шикарный, но опасный. Он может принести в скором будущем много денег. А пока были нужны деньги, тоже немалые, чтобы начать здесь это дело, и Эли сумел поднять изрядную сумму под меня».

Я представила, как Юджин висит на воздушном шаре, высоко-высоко над землей, а Эли с помощью подъемного крана поднимает под него изрядную сумму — по-моему, лучше было бы сказать «под ним». Куча денег все растет и растет, и, наконец, дорастает до ног Юджина. Тогда он спрыгивает с шара на эту кучу, а она прогибается под его тяжестью и он рушится с нее вниз на землю.

«Если это опасно, зачем ты согласился?».

Глаза Юджина потемнели и стали как два синих озера где-то высоко в горах:

«Во-первых, я люблю опасность — она придает вкус существованию. А во-вторых, я вычислил, что это единственный способ вырвать тебя из когтей Инес».

Раньше он никогда не называл мою мать Инес, он назвал ее так впервые. И впервые заговорил со мной, как со взрослой.

«А сказку про мафию, от которой мы заметали следы, ты просто придумал?».

«К сожалению, нет, мафия действительно охотится на нас с тобой. Но не было бы счастья, так несчастье помогло. Именно благодаря угрозе мафии мне удалось выкрасть тебя раньше, чем я предполагал. Ведь у меня появился законный предлог тебя увезти. А дальше уже все покатилось само собой».

Выходило, что он встрял в этот опасный бизнес ради меня. Но хоть мне было приятно, что он готов рисковать ради меня жизнью, я все же решила сегодня его к себе не подпускать, — я и вправду очень устала. Поэтому уже в машине я начала притворно засыпать, а в лифте просто упала Юджину на руки и, кажется, действительно заснула.

Он втащил меня в спальню и плюхнул на кровать. Теперь надо было не допустить, чтобы он стал меня раздевать, — я уже знала, чем это кончается. Поэтому я вдруг с силой оттолкнула его, вскочила с криком: «Ой, сейчас уписаюсь!» и помчалась в ванную — в нашей новой офигенной квартире было две уборные, одна при ванной, а другая совершенно отдельно. В ванной я поспешно сорвала с себя все одежки, натянула ночную сорочку и тихонько прокралась во вторую спальню, где юркнула под одеяло, не зажигая свет.

Зато в ванной я нарочно оставила свет, чтобы Юджин думал, что я еще там. Не отбрасывая покрывала, я влезла под мягкое теплое одеяло и немедленно заснула — день сегодня был трудный и длинный. Не знаю, сколько времени я спала, но проснулась от дикого вопля «Светка! Светка, где ты?». Я слышала, как Юджин мечется по квартире, почему-то не догадываясь заглянуть в ту комнату, где я притаилась под одеялом. А может, он уже заглядывал, но не заметил меня в темноте.