Ригодон - Луи-Фердинанд Селин

Я отвлекаюсь!.. Итак, мы затаились в нашем углу… не правда ли?… На двух стульях… вагон-ресторан катится… катится… ах, вот наш «Красный Крест»! Он идет к нам… подает мне знак не подниматься… проходит между столами… спрашивает нас:

– Вы ничего не ели?

– Потом!.. Потом!..

Единственное, что мне хотелось бы узнать поточнее, так это куда наш поезд идет?… Словом, где мы должны выходить?

– Да где захотите!..

Я хорошо знаю, где я захочу выйти, в Копенгагене!..

– Конечно! Конечно!

В Швецию?… Невозможно! Я колебался… но Копенгаген, это так хорошо! Очень хорошо!.. До Копенгагена еще два-три часа… о, великолепно! Я абсолютно согласен!.. У меня друзья в Копенгагене… они нас ожидают!.. У меня даже есть адреса… я их показываю ему… Staegers Allee, Ved Stranden… и потом Landsman Bank… мой банк…

Однако он, и я мог это понять, не высказывает абсолютно никаких эмоций! Я бы даже сказал, он невозмутим… говорит мне: о! О! О!.. как будто его пугают эти адреса… и этот банк… он торопится нас предупредить:

– Beware!.. Остерегайтесь!.. Копенгаген очень антинемецкий! И вся Дания!.. Больше, чем Швеция!.. Не говорите, что вы служили у нацистов! Никогда! Ни одному человеку!.. Вы вырываетесь из хаоса, и это все! В поезде во Фленсбурге – хаос… В Гамбурге – хаос!.. Бомбы… с вами шведские дети?… Хаос! Найдены! Потеряны! Вы меня понимаете?

– Certainly!.. Certainly! [66]

Я понимаю, я ухватил суть! Ну, теперь я не оплошаю!.. В общем, еще три часа ехать в этой столовке… ведем себя разумно… никакого желания высовываться… а вот Бебер снова голоден, он мяукает в сумке… кухарка предлагает ему жаренную свинину… мнгам! мнгам!.. Он атакует… он воздает должное… Этот своевременно появившийся коллега, я забыл сказать, оставил на табурете два пальто, одно для меня, мужское, я его надеваю… совершенно новое, великолепное… а для Лили одну из этих шинелей для сиделок, подбитых каракулем, мне кажется… сказка продолжается!.. Думаю, что, прикрыв лохмотья, мы приобретем вполне респектабельный вид… я не теряю времени, я думаю, не сплю, прикидываю, что нам нужно будет сделать… датчане, выходит, убийцы[67]… о Боже, они не первые!.. И все-таки лучше быть уверенным… должен сказать, что я знаю Копенгаген, конечно, я постарался получше узнать его… и я таки наверняка знаю его лучше, чем его превосходительство Посол, хмельной от верительных грамот, иммунитета и лакомств…

– Лили, не беспокойся… думаю, самое тяжелое позади…

Я вижу, Лили настроена не так радужно… она сомневается, что нас хорошо встретят… даже меня, одетого вполне прилично, и ее в каракулевом пальто… я грешу оптимизмом… идем уже не по компасу, но он меня успокаивает!.. Только что изменили направление, на девяносто градусов!.. Восток!.. Значит, восток!.. До Копенгагена еще, по крайней мере, триста километров… я так думаю… я так думаю… надо пройти два морских рукава… И Малый Бельт… в Малом Бельте – мост… Большой Бельт, железнодорожный паром… словом, этот поезд катится ни шатко ни валко, я вам скажу, как до 39-го… в Малом Бельте я высунусь из окна… я ничем не рискую… надеюсь…

Нельзя сказать, что мы как-то почувствовали Малый Бельт, морской пролив, мост… возможно, и даже несомненно, мы слишком отупели, чтобы замечать что-нибудь… сознаюсь, поезд убаюкивал, укачивал, больше не было «американских горок»… если что-нибудь было не так, или бомбы, какая-нибудь опасность, конечно, нам бы об этом сказали… но ничего такого не было, поезд шел как по маслу, сплошное очарование… я не шевелюсь, Лили тоже, кажется заснули… о, это даже не полусон, это отдых, я бы сказал, в вертикальном положении, желанный… у вас вырабатывается привычка впадать в полудремотное состоянию, очень специфическое, тревожное, вы уходите в другой мир, где ваше воображение вибрирует и где вы способны на многое! Зубовный скрежет… а-а, наплевать на все! Человек! Квинтэссенция вида! Все дозволено! Но попробуйте что-то предпринять в этих условиях… катастрофы в семинариях, приютах, бистро, каторжные работы!.. Набраться в стельку! Жизнь замерла!.. В общем, не правда ли, я говорю вам пошлости… мой контракт с Ахиллом[68] иначе составлен! Я вам должен дорассказать, и это главное! Мы катили, к слову заметить, на очень хорошей скорости… через какое-то время я решился выглянуть наружу, я отдернул некое подобие оконной занавески… кухарка позволила… на Большом Бельте я просто вынужден выглянуть… это уже не мост, это железнодорожный паром… поезд въезжает на него, паром плывет к другому берегу, я вам говорил, что мне знакомы эти паромы… этот морской пролив очень спокойный… надо будет поглядеть… никто не приходил к нам, не интересовался, откуда мы и куда направляемся… тем лучше!.. Тем лучше!.. que ça doure [69]! Лучше не скажешь… Вот и Нордпорт… наш поезд замедляет ход… это должно быть здесь… о черт возьми! Это именно он… город, вокзал, ни одной царапины, мне кажется, никаких повреждений… это так странно, даже подозрительно, такой маленький городок и в таком виде, живет и в ус себе не дует… вы удивляетесь: чего же мы ждем?

Нам хватает опыта даже с избытком!.. Еще бы! Начиная с Бютта!.. И наконец Дания, мы увидим… как я вам говорил, как я и думал, этот Большой Бельт очень спокойный, датское море светлой голубизны, для туристов… не сильная зыбь, однако уже достаточная, чтобы волны обзавелись красивыми пенными гребешками и чайки с криком носились вокруг… поистине картинка для буклетов, неотразимая прелесть… сказать по правде, эти чайки не только пикируют в волны, они набрасываются на винты, на кильватерные струи и особенно на иллюминаторы кухонь, на остатки пищи, на содержимое мусорных баков… все, что плавает, что выбрасывается в море… пенные гребешки… зыбь… до самого горизонта, огромные облака плывут по небу… все это продлится не менее часа… мне знаком другой берег, куда мы пристанем, Корсор… всему свое время, я вас поведу туда… а теперь самое деликатное, паром причаливает, поезд проходит через стык, легкий толчок… пересекая Бельт, пассажиры надышались свежим воздухом… я вижу сиделок, они – не мы, мы только собираемся высунуться!.. Скорее в наш угол, и в путь!.. До Копенгагена еще сто километров… мы на наших неизменных стульях, в глубине вагона-ресторана… из-за голода, я уже сказал, совершенные сомнамбулы… я вижу, что Лили мигает и щурится… однако нельзя поддаваться… и нельзя, чтобы Бебер вылез из сумки, Лили держит ее на коленях… думаю, мы все же иногда дремали… Начиная с Фленсбурга, не зная о том, не отдавая себе отчета, черт побери, и не надо!.. Это не самый подходящий момент, чтобы расслабиться – смею сказать, и вы меня поймете – в убаюкивающем окружении, в постукивании колес поезда, что катится легко, будто на роликах!.. Хи-хи!.. Это смешно?… Нет!.. Не смешно!.. Мы как-никак с улицы Жирардон… из пассажа Шуазель… из Безона и так далее… мы больше всего нуждаемся в мире… в Бавьере не меньше, чем в Дании, чем в любом другом месте… они все такие добрые, что до смерти осточертели… погодите, не уходите, я имею в виду журналистов, которые являются воровать мое время, и телевидение, взбесившее меня, «о мэ-этр!» со своей передвижкой и сотней микрофонов… они исчезли так же, как и явились… рассеялись навсегда… весь мир, в действительности, воет оттого, что у него нет подходящей арены… весь мир требует нас, чтобы покарать, как надлежит, Петьо все приготовил, Кусто и Ландрю, и Вайян… и даже те, которые еще не существуют, эмбрионы в инкубаторах, поборники справедливости, которые разовьются в мясников и расчленителей, доселе никогда невиданных… мы увидим… берите отовсюду понемножку, я вам раскрою чудовищную мерзость! Со времени «Путешествия», из которого крадут, заимствуют, выдирают, которое обгладывают, у меня воруют все, попросту говоря… вся орда!.. У меня впечатление, что с 33-го я их всех угощаю, они сидят за моим столом, и все требуют добавки, жрут, до отвала, и никогда, никогда они не признают… вы заведете речь о гостях, однако же я никогда никого не приглашал, они полагают, что все им должны… более того: с 33-го они сделали все, чтобы меня четвертовали, разъяли на части, содрали с меня кожу живьем… они претендуют на то, что только они существуют в литературе, а я никогда не существовал!.. Плутни плагиаторов! Это длится с 33-го… я содержатель харчевни, я злюсь! Вы скажете мне: они имеют право, я с этим согласен, пусть, но чтобы они потом не орали: «Грязный подлец, мы никогда о нем ничего такого не знали!» Каково! Возмущение меня захлестывает, от малейшего намека я воспламеняюсь… извините меня! Я возвращаюсь к нашему поезду, точнее, к нашему вагону-ресторану… я говорю о проблеме подвески и комфорта: перед войной вы совершенно не чувствовали рельсов… здесь нам, правда, ни в чем не отказывали… нам оставалось только обслужить себя, толстая повариха предлагала… возьмите то! и это! Я согласился на маленькую чашечку кофе, Лили тоже, Бебер… на рубленую, жаренную на сале свиную котлетку!.. Он поглощает… мнгам!.. Мнгам!.. Он не стесняется… порядок! Я рискну выглянуть… приподнять занавеску… знакомый пейзаж… фермы, как в Нормандии… за исключением пастбищ… земля такая скудная, травы так мало, что скотина никогда не выходит из стойла… а зима долгая, безжалостная, холодно круглый год… месяца два, примерно, когда они остервенело набрасываются на эти глыбы земли, заставляя ее родить, вопреки всему, пшеницу, корма, фасоль, картошку… а потом все приобретет «балтийский» вкус… абсолютно безвкусно… треска, земляника, фасоль, спаржа взаимозаменяемы… тот же самый «балтийский» вкус… через двести тысяч лет ветер и волны отвоюют назад эту землю, все сотрут, унесут, затопят… Дания, Тиволи, тюрьмы, монархия и сельское хозяйство, все эти ужасы… я знаю, что говорю!.. Они держали меня два года в заключении ни за что, для развлечения, недаром же они никогда не впустят меня в свою страну в качестве туриста… не знаю, есть порочные типы, их было много на галерах, часто вовсе не заслуженно, сильные личности, жертвы великого страдания, которые предпочитали погибнуть под ударами… вы видите господ в автомобилях, самых богатых в стране, высокопоставленных, всегда готовы перепрыгнуть через пограничный столб, вырвать с корнем самый могучий платан… выпустить бы всем кишки и зашвырнуть – в кусты!.. Скорей! О, как можно скорей!