Больше чем огонь - Филип Фармер

— Кстати, тот же Гудини подтвердил свои доказательства научно-психическими экспериментами, — заявил Рыжий Орк. — Несколько раз ему даже удалось увидеть привидения, хотя и неясно. Но во сне умершие порой являются более или менее отчетливо. — И тоан посмотрел на Кикаху, как бы спрашивая взглядом: “Кто такой, черт побери, этот Гудини?”[8]

Кикаха за спиной у Дингстета сложил указательный и большой пальцы колечком, восхищенный сообразительностью тоана.

— Мой народ гораздо древнее тоанов! — громко возвестил Хрууз. — Мы знали о существовании призраков задолго до того, как тоаны узнали о нашем существовании!

Кикаха надеялся, что клоны не испортят эффекта излишним энтузиазмом. Чтобы Дингстет не поймал их на лжи, игру следовало вести осторожно и не зарываясь. Когда Дингстет повернулся лицом к Хруузу, Кикаха жестом велел братьям-клонам говорить поменьше. И тут же выругал себя: ведь Дингстет мог записывать все их движения через монитор, а потом просмотреть запись.

Если тюремщик увидит его жестикуляцию, придется изворачиваться ужом, чтобы как-то объяснить свои ужимки.

Вематол и Ашателон заявили, что всем на свете давно известно о существовании духовного мира и о том, как любят призраки являться в сновидениях. Но, конечно же, братья не сумели сдержать свою натуру и облили Дингстета презрением за его невежество чуть более щедро, чем хотелось бы Кикахе.

Если Дингстет и оскорбился, то вида не подал. Повернувшись лицом к Кикахе, он потребовал:

— Опиши Зазеля!

Хитрый, стервец! А выглядит таким простодушным! Чтобы потянуть время и собраться с мыслями, Кикаха засыпал тюремщика вопросами:

— Что ты имеешь в виду? Описать его наружность? Черты лица? Рост?

Сравнительные пропорции конечностей и туловища? Цвет волос и глаз? Форму и величину ушей и носа?

— Да.

Кикаха набрал в грудь побольше воздуха, надеясь почерпнуть из него вдохновение, и заговорил громким голосом, чтобы все пленники могли его слышать:

— Ну, видишь ли, он скрывался в тумане, поэтому лица его я не разглядел. Умершие, как правило, являются живым в туманной дымке, это же общеизвестно. Я не прав, ребята?

— Прав, конечно!

— Какие могут быть сомнения? Это доказанный факт!

— Да, будь здесь Гудини, он сказал бы то же самое!

— Мы, хрингдизы, всегда видели призраков только в тумане!

Кумас, неожиданно встав с одеял, подошел к решетке и завопил:

— Вы все с ума посходили!

После чего улегся и вновь замолчал.

— Он опровергает ваши утверждения, — заметил Дингстет.

— Ничуть не бывало! — убежденно заявил Рыжий Орк. — Он сам на грани безумия. Ты же слышал: он сказал “вы все”, то есть включил в число сумасшедших и тебя. Но ты-то сам уверен в собственной нормальности. И мы тоже знаем, что не сошли с ума. А следовательно, утверждение Кумаса, человека с нестабильной психикой, не соответствует действительности.

— Звучит разумно, — признал Дингстет. — Я и правда знаю, что мой рассудок в порядке. Что сказал Зазель? — спросил он, обращаясь к Кикахе.

— Во-первых, он поприветствовал меня. Он сказал: “Нисс Зацель”.

Вематол застонал, решив, что лебляббий безнадежно прокололся.

— Да, “нисс Зацель”. Я не сразу его понял. А потом до меня дошло, что он говорит по-древнетоански. На архаическом тоанском, которым пользовались в его время, “нисс Зацель” означало “меня зовут Зазель”. К счастью, язык изменился не слишком сильно. Я сумел разобрать почти все слова, которые говорил мне призрак, а те, что не разобрал, понял из контекста. Хотя голос его тоже звучал приглушенно, словно из-за туманной завесы. Призраки всегда так являются — будто сквозь неточно настроенные врата, искажающие их внешность и голос.

— Как я рад это слышать! “Нисс Зацель”! Ты ведь не тоан, а значит, вряд ли знаешь древнетоанский!

Кикаха решил больше не цитировать Зазеля дословно. По-древнетоански он знал всего несколько выражений, которым научила его Анана. Кто бы мог подумать, что эти давние беседы так ему пригодятся!

— Что он сказал еще? — требовательно спросил Дингстет.

Кикаха медленно заговорил, придумывая фразы прямо на ходу:

— Он сказал, что многому научился у других призраков и Верховного Духа, который правит тамошней страной. И теперь он понял, какие ошибки и промахи совершил при жизни.

“Только не увлекайся, — одернул себя Кикаха. — Рассказ должен быть впечатляющим, но кратким. Чем меньше скажешь, тем меньше вероятности ляпнуть что-нибудь не то”.

— Короче, он сказал мне, что может вступить с тобой в контакт только через посредство человека, открытого для психической связи. Я таким и оказался. Ему потребовалось некоторое время и усилия, чтобы пробиться ко мне, поскольку я был расстроен тем, что попал в заключение. Но в конце концов прошлой ночью он явился мне во сне и сказал, что ты должен выпустить нас и обращаться с нами как с гостями, не переставая, впрочем, следить за Рыжим Орком, поскольку он опасен. Однако Зазель категорически запретил давать кому бы то ни было данные о машине творения. Тебе следует уничтожить их и отпустить нас на все четыре стороны. — После небольшой паузы Кикаха продолжил: — Он также сказал мне — вернее, приказал, — чтобы я забрал рог Шамбаримена, который ты отнял у Рыжего Орка. Это моя собственность, и я, по словам Зазеля, не употреблю ее во вред.

Рыжий Орк побледнел и злобно, но беззвучно оскалился. Он не смел противоречить Кикахе, боясь, что Дингстет откажется их освободить. С другой стороны, Кикаха должен был включить тоана в список освобождаемых — ведь иначе Рыжий Орк тут же разоблачил бы его как лжеца.

— Таким образом, ты выпустишь нас из клеток и откроешь выходные врата со своей планеты. Но Зазель приказал не возвращать Рыжему Орку оружия и снять с его катера лучевые пушки. Мы полетим на своих машинах до выходных врат. Планету мы покинем все вместе, и врата выведут нас во дворец Рыжего Орка на Земле-2.

Рыжий Орк сверкнул глазами. Он прекрасно знал, почему Кикаха ставит такие условия.

— Зазель не сказал мне, почему он этого хочет, — добавил Кикаха. — Видно, у него есть на то свои причины, объяснять которые он не стал. Но я уверен, что все его распоряжения нам только во благо. Мертвым известно все.

Дингстет молчал несколько минут. Глаза его застыли неподвижно, как у статуи, — он не переводил их с одного узника на другого, не мигал поминутно, как это делал бы человек в такой напряженной позе. Люди в клетках, все, кроме Кумаса, не спускали с тюремщика глаз.

— Купится он или нет? — пробормотал себе под нос Кикаха.

Ни с одним тоаном такой номер не прошел бы, равно как и с большинством землян. Но Дингстет не был человеком и почти не имел опыта общения со столь коварным видом, как гомо сапиенс.

Наконец Дингстет заговорил:

— Приказы Зазеля будут выполнены. Ах, если бы я умел видеть сны — он мог бы разговаривать со мной!

На мгновение Кикахе стало жаль его. Может, это существо более человечно, чем все они думали? Или оно просто хочет стать более человечным?

Он отпустит их, сказал Дингстет, в течение часа и перебросит через врата в пещеру, где хранятся их воздушные катера. Но выполнение “приказов Зазеля” заняло немного больше времени, чем предполагал Кикаха. Как это часто бывает, случилось нечто непредвиденное. Первым в пещеру должен был попасть Хрууз, за ним Кумас, а потом уже Рыжий Орк. Кикаха велел организовать переброску через врата в такой очередности, поскольку не хотел, чтобы Рыжий Орк оказался в пещере один. Кто знает, на что способен этот хитрый ублюдок, если его оставить одного или только с клонами? А Хрууз достаточно силен, чтобы справиться с ним в случае чего.

Хрингдиз встал в круг внутри клетки и исчез. Но с Кумасом вышла заминка: Дингстет никак не мог заставить его подчиниться. Клон повернулся к нему спиной, лежа на одеялах, и не двигался с места. В конце концов Дингстет заявил:

— У меня есть в распоряжении средства, чтобы принудить тебя выполнить мою команду. Но это весьма болезненные средства, учти.

Полминуты Кумас молчал. Потом поднялся — с безучастным лицом и пустыми глазами. Добрел до круга и встал посредине. Дингстет нацелил один конец маленького дистанционника в сторону круга и нажал на кнопку. Раздался радиосигнал, означавший начало процесса, но полностью врата активировались лишь через пять секунд.

Кумас, очевидно, считал каждую секунду, ибо в тот самый миг, когда ему полагалось исчезнуть, он метнулся к краю оранжевого круга и высунул правую ногу за черту.

А потом исчез. Только нога, фонтанируя кровью, осталась в клетке и тут же свалилась на пол.

— Он убил себя! — воскликнул Рыжий Орк. Бывшие узники замерли, онемев от неожиданности. Дингстет, возможно, тоже был потрясен, но вида не показал, только спросил: