Тень Уробороса. Эпоха лицедеев - Василий Шахов

— Ты говоришь о ядерном ударе?

— О каком же еще?

— Это будет начало Третьей мировой?

— USA не будут сидеть и ждать. Разумеется, они ответят. Мы ответим. И это будет начало Третьей мировой.

— Тогда какая разница? Буэнос-Айрес — тоже столица.

— Логично. Однако же здесь у жителей будет достаточно времени на эвакуацию. Там эвакуировать будет уже некого. Нью-Йорк и Вашингтон обратятся в пепел в течение нескольких секунд. Перехватить все ракеты наши установки ПВО будут не в состоянии. Если что, я сейчас иду на должностное преступление. Ну, когда рассказываю тебе все это.

— Пф! То, что ты говоришь, известно младенцу.

— Теоретически. А я говорю тебе о реальной опасности.

— А какие территории пострадают меньше всего?

— Сейчас это и выясняется. Но не думаю, что результаты будут утешительны. Нас очень много, Кейт. Нас свыше двенадцати миллиардов. Один Китай чего стоит…

— Ну и зачем ты заговорил об этом на ночь? Мы разве сможем что-то изменить?

— Уже нет.

— Тогда давай «подумаем об этом завтра», — процитировала я одну героиню из классического старого романа.

— Я хотел только узнать: ты поедешь со мной?

— Ради этого ты наговорил мне кошмаров?

— Не могу тебе лгать. Ты умная женщина и ты спросишь: «Во что ты нас втравил, кретин?»

— Я поеду с тобой. И я не спрошу тебя об этом. Ты спокоен?

Луис поцеловал меня:

— Спасибо.

Все-таки он инфантилен. Ну я же не стала говорить ему, что не ранее как несколько часов назад меня просили убить его…

И вскоре начался нью-йоркский период нашей жизни…

Однажды ночью я проснулась от ясной уверенности, что со мной что-то происходит. Включив ночник, я села в постели и стала ощупывать свои руки, ноги, тело. Это было странное ощущение, точнее, уверенность, что я — это не я. Сильно болела переносица: во сне мне привиделось, что какая-то вспышка ударила меня между глаз, а после передо мной возникла фигура мужчины в лиловом с непонятным инструментом в руке.

Я прикоснулась к своему лицу. Мои щеки и подбородок были мягкими и гладкими, даже чересчур, и потому я знала, что эта кожа — не моя. И длинные волосы — мне они не принадлежали. Я ущипнула себя и ощутила боль.

Мозг постепенно успокаивался. Все в порядке: вот рядом в белой маленькой кроватке сопит годовалый Квентин, Луис, как всегда, на службе, это уже привычный факт. Внизу в своей комнате спит отец. Снап, подняв умную белую морду и склонив голову набок, внимательно смотрит на меня.

— Боже ты мой! — прошептала я.

Вот так люди и начинают верить в прошлые жизни и сходят с ума…

Я встала. Сна не было, несмотря на то, что часы неумолимо показывали три десять утра.

Снаппи поплелся за мной, тяжко вздыхая и потягиваясь. Я вошла в кабинет Луиса, включила его компьютер. Разложу-ка пару пасьянсов, а там, глядишь, и сон сморит.

Было прохладно, я сходила за пледом.

Разыскивая пасьянсы, я вдруг наткнулась на один документ. Он назывался «Для Кейт».

— Надеюсь, для меня… — пробормотала я и подумала, что если это для какой-то другой Кейт, я Чейферу задам.

«Вселенная — не дом, а лишь один атом, и все мы — составляющая, консолидирующая ее часть, и в то же время каждый из нас — сам Вселенная для таких же, как мы, частей. И — до бесконечности».

Странный эпиграф.

Я двинула колесико «мышки». Последующий текст был на французском. Луис явно предполагал, что это буду читать я, и для облегчения моей задачи изложил свои мысли на том языке, который я понимала лучше всех:

«2031 г. Горный Египет. День 16-й. В ходе военных действий мы вошли в сектор А. По некоторым данным, на этом месте некогда находилась пирамида, сейчас от нее остались лишь развалины. До войны здесь работали археологи, но сейчас песок замел все следы их пребывания.

Мы должны были поддержать группу «Дионис», задавленную противником. Если кто-то и выжил, они могли найти убежище в ходах бывшей пирамиды. Арабы побаивались этих мест из-за своих древних верований, поэтому выжившие подвергались сейчас единственной опасности — смерти от жажды.

Я направил разведотряд в пирамиду, и люди спустились в один из ходов. Вскоре они выскочили наружу — все, кроме сержанта Бакстера. Они были потрясены, будто увидели там черта или воскресшую мумию. Именно так я и подумал, увидев эту панику. Эти молодые парни живут представлениями, которые навязывает нашей стране индустрия развлечений, и потому я долго не мог поверить в их рассказ.

Во-первых, их сразу же насторожило поведение приборов для ориентации на местности: сверхточные устройства показывали какие-то невнятные замеры, не имеющие никакого отношения к реальности, связь с координационным центром, то есть, с нами, была прервана, и так далее.

Затем они все же решили спускаться ниже. На глубине тридцати — тридцати пяти футов они наткнулись на каменную пластину, перекрывшую ход в основной коридор. Как говорили парни, «на них были какие-то каракули» (что ж, древние жрецы и писцы, надеюсь, были бы не слишком обижены таким сравнением). Бакстер толкнул преграду, и каменная пластина провалилась вниз, в расщелину, точно подогнанную под ее форму. Ребята перешагнули в узкий коридор и стали спускаться по ступеням все ниже и ниже.

Коридор привел их в узкое помещение с очень высоким потолком. Перед ними высилось каменное изваяние, напоминавшее не то известного всем Сфинкса, не то исполинского коня (так, по крайней мере, они описывали это животное), который лежал, вытянув передние ноги или лапы. На его груди покоился небольшой камень с высеченными на нем иероглифами («каракулями»). За камнем притаился еще один, как оказалось, последний, ход.

В результате недолгих обсуждений любопытство пересилило страх. Оставив двоих на входе, парни рискнули войти в отверстие на груди у лежащего исполина и спустились еще футов на тридцать-сорок под землю.

Тупик. Громадный пустой зал. Совсем пустой.

На полу, на небольшом возвышении, («типа алтаря», как выразился рядовой Хоуп) цветными камнями было выложено девять ровных кругов, один в одном, точно их выводили циркулем. Внешний — из черных кристаллов, похожих на каменный уголь; затем шел голубой, из бирюзы или подобного ей минерала, изумрудный, желтый, дымчато-серый из обсидиана, красный, сапфирно-синий, серебристый и желтовато-серый, наподобие кошачьего глаза. Центр состоял из покрытого слоем пыли золотого диска диаметром около двадцати футов. Долго спорили, настоящее ли это золото. Потом все подошли поближе. Сержант Бакстер оказался самым смелым: он взобрался на возвышение, направился к диску и попытался счистить пыль подошвой. При контакте с ним диск слегка вдавился в «подиум», будто гигантская кнопка.