География гениальности: Где и почему рождаются великие идеи - Эрик Вейнер

Боше выходил за привычные рамки. Это получалось у него естественно, само собой. Если ты веришь в монизм – единство в многообразии, – границы не столь уж значимы. Барьеры – иллюзия. На возрастающую специализацию в науке Боше смотрел с тревогой. Он опасался, по его словам, что дисциплина «потеряет из виду фундаментальный факт: вполне может существовать единая истина, единая наука, охватывающая все области знания». Одна из его книг открывается эпиграфом из Ригведы, индусского священного текста: «Что есть одно, вдохновенные называют многими способами»[55].

В индийской науке божественное всегда рядом. «Уравнение не имеет для меня смысла, если не содержит мысли о Боге», – сказал великий индийский математик Сриниваса Рамануджан. Боше также открыто признавал «подспудные богословские предпосылки» в своих работах (мало кому из западных ученых сейчас это придет в голову!). Но если подходить к миру с этих позиций, объяснял он, открытия, подобные его открытию, перестанут казаться невероятными: «Ибо каждый шаг науки совершался благодаря включению того, что казалось противоречивым или странным, в новую и гармоничную простоту».

Я читаю эти строки – и в мое сознание муссонным облаком врываются слова Брэди. «Есть хаотический набор фактов, которые с виду друг с другом не связаны. А потом кто-то приходит и говорит: "Постойте-ка! Вот как все это согласуется одно с другим". И нам это по душе». Все гении делают мир чуточку проще. Точки соединяются в линии. Вскрываются взаимосвязи. На закате карьеры Боше сказал, что ему доставляло великое удовольствие увязывать между собой «многочисленные явления, между которыми на первый взгляд нет ничего общего». Это не только хорошо резюмирует его деятельность, но и отчетливо показывает, что такое творческий гений.

Сделал бы Боше все эти открытия без Запада? Разумеется, нет. Он прожил бы свой век в деревне и не посещал бы даже школу в Калькутте: без британцев не было бы ни школы, ни Калькутты. Но он бы, наверное, не сделал бы эти открытия и в том случае, если бы родился в Лондоне и получил английское воспитание. По словам Субраты Дасгупты, Боше – «еще один яркий пример того межкультурного ума, которым отличалось Бенгальское Возрождение». «Индо-западный ум», как он называет его, выказывает исключительную способность «перемещаться между двумя мирами».

Хотя, на мой взгляд, гений индо-западного ума заключен не в его индийской и западной долях, а в пространстве между ними. Необычные плоды принесла Калькутта в конце XIX века: гении промежутка, гении дефиса! Сунетра Гупта, литератор и профессор теоретической эпидемиологии Оксфордского университета, говорит: «Калькутта научила меня, что лучше всего пребывать между культурами и их дискурсами».

В 1917 г. Боше учредил исследовательский институт, который носит его имя. Он существует и сегодня, и однажды, среди мощного муссонного ливня, я наведываюсь туда. Захожу в главный лекционный зал, гляжу на куполообразный свод и религиозные изображения. Возникает ощущение, что я попал не в научный институт, а в храм! Но так и было задумано. Открывая институт, Боше почтил роль науки, но добавил: «Есть и другие истины, которые останутся за пределами даже сверхчутких методов, известных науке. Для них требуется вера, проверенная не несколькими годами, а всей жизнью».

Надо ли удивляться, что карьера Боше была нелинейной. Сколько ему ставили палки в колеса! Однако он относился к этим перипетиям спокойно, ибо понял, что «иногда поражения важнее победы». А под конец жизни сосредоточился (по мнению некоторых – помешался) на своей гипотезе о том, что растения обладают «латентным сознанием». Ему не удалось доказать это, и он умер «ученым-еретиком и полузабытым мистиком» (по словам исследователя Ашиша Нанди).

Сказано чересчур резко. Мне больше по душе слова из «Британской энциклопедии», написанные вскоре после смерти Боше: его труды «столь сильно опередили свое время, что дать им точную оценку невозможно».

Деятельность Боше была плодом многих факторов, и совпадение сыграло здесь немалую роль. Он не пытался доказать «тезис Боше», как теперь называют его выкладки по поведению неживой материи. Он наткнулся на него случайно, проводя опыты в совершенно другой области: занимаясь радиоволнами. Приборы вели себя странно. Он мог бы не обратить внимания на эту аномалию и списать все на плохое оборудование, но не сделал этого. Он стал вникать в ситуацию.

А сейчас переместимся в лето 1928 г., в одну лондонскую лабораторию. Микробиолог по имени Александр Флеминг выращивает бактерии стафилококков в чашках Петри по ходу изучения простудных заболеваний в больнице Святой Марии. Однажды он замечает нечто необычное – чистое пространство там, где его не должно быть.

Многие биологи (а может, и большинство) не придали бы этому значения. Однако Флеминг ощутил укол любопытства: как это могло получиться? И выяснил, что, пока одна из чашек оставалась открытой, в нее попала плесень. Плесень принадлежала к роду пенициллиновых и уничтожила бактерии, освободив пространство в чашке. Новое антибактериальное вещество Флеминг назвал пенициллином. Так появился первый в мире антибиотик.

Впоследствии Флеминг размышлял о том, как все совпало: «Существуют тысячи видов плесени и тысячи видов бактерий. Вероятность того, что нужная плесень попадет в нужное место в нужное время, была не больше шанса выиграть на ирландском тотализаторе».

Возможно. Однако некоторые факторы работали на Флеминга. Выросший на ферме в шотландской глубинке, он подсознательно был скопидомом и барахольщиком – не выбрасывал никакие вещи, если не считал их стопроцентно ненужными. Так и тут: он неделями держал чашки со стафилококками – и додержался: нашел в них нечто необычное. Одним словом, прав Луи Пастер: «Случай благоволит подготовленному уму».

Велико число случайных открытий! Это и закон Архимеда, и закон всемирного тяготения Ньютона, и динамит, и рукописи Мертвого моря, и тефлон. Для открытий удачных и неожиданных есть даже особое слово: серендипность (serendipity).

Серендипность – слово выдуманное, даже в большей степени выдуманное, чем многие другие слова. Честь его изобретения принадлежит британскому писателю и политику Горацию Уолполу. В письме к другу (1754 г.) он рассказывает, какое волнение испытал, обнаружив старую книгу с гербом семьи Капелло, который был нужен ему для украшения картинной рамы. Свою удачу Уолпол приписывает необъяснимой способности находить все, что ему нужно, «à point nommé (в нужном месте и в нужное время. – Э. В.) – стоит только покопаться».

Дальше в письме он упоминает, что недавно прочитал интересную книгу под названием «Три принца из Серендипа». (Серендип – древнее название Шри-Ланки.) По его словам, эти принцы «в силу случая и смекалки вечно открывали вещи, которые не искали».

В данной фразе ключевое слово – «смекалка» (его часто упускают из виду). Да, «серендипные» открытия случайны. Но делает их не каждый встречный-поперечный! Александр Флеминг годами изучал микробиологию к тому моменту, как заметил странность с чашками Петри. Альфред Нобель давно ставил опыты с различными формами нитроглицерина к тому моменту, как нашел способ стабилизировать это летучее вещество и получить динамит. Мухаммед эд-Диб, молодой бедуинский пастух, не был археологом, но по опыту понял, что «что-то не так», когда в 1946 г. метнул камень в пещеру под Иерусалимом и услышал странный звук[56]. Он нашел сосуды со свитками, которые впоследствии получили название «рукописи Мертвого моря». Да, «случай благоволит подготовленному уму»…

Впрочем, не только подготовленному, но и наблюдательному: «серендипные» открытия именно так и случаются. Пятьюдесятью годами ранее, замечает «Энциклопедия творчества» (Encyclopedia of Creativity), один ученый также заметил необъяснимые следы погибших бактерий в чашке Петри, но подумал, что здесь нет ничего особенного. Не захотел отвлекаться от основного исследования. Ученый же, умеющий использовать случай, испытывает готовность отвлечься. Он более чуток к небольшим изменениям, особенно аномалиям, в обстановке. Замечать и примечать то, чему другие не придают значения, очень важно, если вы хотите поймать Жар-птицу.

Серендипность требует также неугомонности. Да, «принцам из Серендипа» улыбался случай, но они и сами не сидели на печи. Они двигались и активно взаимодействовали с окружающей средой. Польза такого образа действий подчеркивается известным «принципом Кеттеринга»: Чарльз Кеттеринг, видный инженер-автомобилист, призывал сотрудников двигаться. «Я не слышал, чтобы хоть один человек натолкнулся на что-то, сидя на одном месте», – говорил он.

А еще есть испано-цыганская пословица: «Собака, которая бегает, найдет кость». Конечно, если мчаться сломя голову, можно и проскочить мимо нужного объекта, – так тоже кости не найдешь. Но в целом мобильность – друг творчества.