Когда-нибудь я ее убью - Кирилл Казанцев

Роман отмахнулся, прижал трубку ухом к плечу, закрыл ладонью микрофон и зашептал, косясь на посетителей в соседней кабинке и на конвойного, что прохаживался по проходу между прозрачными «скворечниками».

— Я вот что сказать хотел… Мне менты сказали, но не для передачи, сам понимаешь. Игорек-то наш крепко вляпался, Лерик его в такую игру втянул, что вовеки бы не отмылся. Прикинь, Чурсин, когда в дурке отдыхал, бизнес придумал: услуги по устранению лишних, неугодных там, конкурентов, жен или мужей надоевших и прочее. Причем чисто устранял, без крови, просто человеку ставили нужный диагноз, скоренько признавали недееспособным и сдавали Игорю под присмотр. Тот их укольчиками быстро до могилы доводил, и все чисто — смерть от естественных причин, не подкопаешься. Лерик его на процент посадил, чем раньше клиент ласты склеит, тем лучше. Для Игоря лучше, ну и для Чурсина тоже. Там еще человек десять было, за которыми Игорь приглядывал, не задаром, понятное дело. В основном старики, чьи квартирки кому-то приглянулись, еще парочка разных, и этот Олег ваш тоже…

— Жив он? — спросил Егор, хоть думал на самом деле о другом, но этот вопрос решил оставить при себе. Прошло уже почти полтора месяца, зажила рана, боль почти пропала, дело передали в суд, до него остались считаные дни и бесплатный адвокат, коротконогая пучеглазая тетенька с редкими крашеными волосенками предупредила — дела Чалова плохи. Он был и обвиняемым, и свидетелем в одном лице, ибо Олег Румянцев для допроса был признан категорически непригодным, а в кабинете, кроме трупов, больше никого не обнаружили.

— Совсем никого? — на всякий случай переспросил Егор, подивился этакому обороту событий и постарался забыть о Вике. Думал пару дней, как ей удалось выкрутиться — сбежать в тот момент было просто нереально, а вот поди ж ты… Что там произошло — он уже не узнает, и вряд ли Вика захочет когда-нибудь рассказать ему об этом…

— Что, Чалов, дубль два? — со знакомой ехидцей спросил Роман, глядя на Егора через стекло, заметил, как тот кивнул, и добавил:

— Судьба, брат. Я вообще в эти потусторонние материи не верю, но сейчас готов раскаяться. Расскажешь потом, как все было?

— Лет через пятнадцать, — сказал Егор, — раньше не получится.

Роман сплюнул через левое плечо, и оба замолчали — шутка не удалась. Помолчали еще, свидание закончилось, связь отключили, и последним, что услышал Егор, было:

— В суд приду, мне плевать, нравится тебе или нет…

И пришел, сидел на последнем ряду, вид при этом у него был как у Будды, решившего повторить свой заход в этот худший из миров. С задумчивым видом сидел на последнем ряду, смотрел внимательно и ничего не понимал, как и Егор, впрочем. Да тут бы сам черт не разобрался…

Странности начались за пару недель до первого слушания — на очередной встрече с адвокатом тетеньки в комнате не обнаружилось. Вместо нее Егора встретил подтянутый высокий молодой человек в сером костюме и дорогих ботинках, положил на стол свое удостоверение, и пока Егор изучал «корочки», негромко, внятно и твердо сказал:

— Егор Сергеевич, у вас теперь новый адвокат, вашим делом занимаюсь я. С делом я ознакомился в полном объеме, обстоятельства произошедшего мне известны как с ваших слов, так и… Из других источников. Предлагаю следующее — у нас с вами одна цель, и я знаю, как ее достичь, а вы нет, поэтому вам придется делать и говорить то, что я вам скажу. Только это, и не более, или я за результат не отвечаю. На вопросы тоже.

Аккуратно забрал у Егора «корочки», откланялся и покинул помещение, больше Егор его не видел, встретились они уже в суде. Егор смотрел в зал из-за толстых прутьев, потирал слегка онемевшие от наручников запястья и помалкивал, как и было велено, и решил просто подождать, когда все закончится. Адвокат с налету заявил, что все показания его подзащитного есть не что иное, как полный самооговор, и вообще гражданин Чалов во время совершения преступления находился в ином месте, чему имеются свидетели.

Далее в зале один, за другим появились три абсолютно незнакомых Егору мужика лет под сорок, хорошо одетых, уверенных в себе, спокойных, видно, что при деньгах, и все как один дружно заявили, что знают Чалова Е. С. с самого детства и с самой лучшей стороны. Более того, их давняя дружба до сих пор не угасла, и в тот злополучный день поименованный Чалов Е. С. на их глазах отверг предложение главврача психиатрической больницы Мартьянова И. В. употребить с ним алкоголь в рабочем кабинете последнего и поехал с ними троими в сауну, что располагается в сорока километрах от города. И если уважаемому судье угодно, то он совместно с присутствующим здесь господином из прокурорских сам может пойти и проверить, а также познакомиться с барышнями из персонала, что помогают состоятельным господам скоротать досуг. Возможно, и опросить этих самых барышень в привычной для них обстановке, и каждая подтвердит, что Чалов Е. С. в тот день находился на значительном отдалении от психиатрической больницы и к бойне в кабинете главврача ну никак не причастен.

Роман поглаживал свой гипс, смотрел то на свидетелей, то на адвоката, ходатайствовавшего о вызове очередного свидетеля, изъявившего готовность подтвердить свое тесное знакомство с подзащитным и подтвердить, что…

Но не потребовалось, судья ходатайство отверг, еще полистал дело и объявил, что приговор будет объявлен завтра. Пока надевали наручники, пока выводили, Егор успел перекинуться с Романом парой слов:

— Это что вообще? — хорошо скрывая потрясение, спросил тот.

— Свидетели, — ответил Егор, как проинструктировал его адвокат, и поехал в СИЗО ждать завтрашнего дня.

Оглашение отложили сначала на час, потом еще на полтора, потом в здании суда отключили свет, потом включили, и все началось уже к вечеру. Что там говорил судья, Егор не слушал, смотрел из-за решетки в окно на мощный солнечный луч, что падал на пол, на мокрую ветку березы за стеклом, на квадратик огромного, высокого синего неба, настоящего, весеннего, чистого, без единого облачка или дымки. Стоял, заложив руки за спину, смотрел, как луч на полу переползает по проходу между стульями, как подбирается он к прутьям «клетки», как оказывается внутри и падает на носки ботинок.

— …суд приговорил: оправдать Чалова Е. С. по предъявленному ему обвинению в совершении преступления за отсутствием в деянии состава преступления. Меру пресечения — заключение под стражу — отменить и освободить его в зале суда.

Он даже не сразу сообразил, что это значит, по-прежнему смотрел в окно и в себя пришел только от грохота железной двери. Конвойный распахнул ее, отошел в сторонку, Егор вышел из клетки и попал в лапы адвоката — донельзя довольный юноша вцепился обеими руками в его ладонь и горячо, от всего сердца поздравил с победой.

— Приговор будет у меня через неделю, — Егору казалось, что молодой человек сейчас прослезится, руку аккуратно выдернул и спросил:

— Может, объясните, наконец?

Адвокатскую радость как корова языком слизнула, он сухо распрощался и провалился с глаз долой, но Егору на это было плевать. К нему шел Роман, обнял, от избытка чувств огрел гипсом по спине, Егор охнул, и оба вышли из зала.

— Ты что-нибудь понял? — спросил Роман. — Кто все эти люди? И что за бордель с отзывчивыми блядями на нашей территории — я впервые слышу.

— Сам не знаю, — Егор понимал, что его слова звучат глупее некуда, но отвечал честно. От пережитого даже голова чуть кружилась, стала пустой и легкой, хотелось не идти — бежать по длинному темному коридору суда, выбить плечом дверь и поскорее оказаться на улице.

Так и сделал, обогнал Романа, толкнул тяжеленную дверь, вылетел на крыльцо и чуть не ослеп — солнце било прямо в глаза. Ветер — теплый, свежий, — принес такие запахи, что Егор даже зажмурился и ухватился за перила. Весна била под дых, валила с ног прямо в лужи, огромные лужи, что растеклись по дороге, оглушала птичьими воплями и едва ли не под ногами, на последней ступеньке крыльца дрались воробьи, да так самозабвенно, что только перья летели. И на засевшего неподалеку кота плевали, и на собаку, остановившуюся полакать воды из лужи, и на машину, что не спеша проехала мимо и едва не задела драчунов колесами. И над всем этим небо, огромное, бесконечное, густая, живая синева, от которой слезятся глаза и смотреть вверх никак невозможно.

Роман кое-как справился с дверью, оказался рядом с Егором и глубоко вдохнул, пошевелил торчащими из гипса пальцами.

— Снимут скоро, — поделился он, — там перелом хитрый какой-то, на две недели дольше продержали, я уж озверел… Ладно, ты что дальше делать будешь?

«А черт его знает», — едва не сорвалось у Егора с языка, но решил промолчать, не портить такой славный денек. Зачем повторять очевидное — жить ему негде, идти некуда, работы нет, денег тоже, ничего нет, зато бок не болит и в голове ни одной здравой мысли. Не просто здравой — вообще ни одной, пусто в голове, зато настроение такое, точно хорошего коньяка граммов сто накатил.