Обманутая, но торжествующая Клио (Подлоги письменных источников по российской истории в XX веке) - В Козлов

Нелегко разобраться, как происходили процессы оформления легенды и фальсификации подкрепляющих ее исторических источников. Прежде всего возникает вопрос об ее истоках. Бесспорно существование в XX в. некоей учительской семьи, в частности Алексея Пахомовича Раменского. Вполне возможно бытование каких-то устных преданий о связях Алексея Пахомовича с семьей Ульяновых. Очень вероятно, что именно от них отталкивался Антонин Аркадьевич в своих дальнейших фантазиях.

Они поначалу носили устный характер. Для их подтверждения в начале 60-х годов Антонин Аркадьевич начал фальсифицировать дарственные надписи на книгах. Следует признать, что это ему удавалось делать не без успеха, хотя в основе фальсификации автографов лежал бесхитростный прием их механического копирования из доступных факсимильных публикаций. Любопытно, что при знакомстве с такими записями эксперты независимо друг от друга зафиксировали одинаковое восприятие. Так, например, Веселина, говоря о ленинском автографе на книге "Борьба за хлеб", пишет, что "не хватает лишь какого-то малейшего напряжения зрения, чтобы прочесть ее человеческим глазом". О сходных впечатлениях пишет и Т.И.Краснобородько. По ее словам, пушкинские надписи "почти "угасли", они едва заметны и скорее угадываются, чем читаются". Зато эта неуловимость в прочтении ничуть не смущала Антонина Аркадьевича: он больше, чем кто-либо другой, желал, чтобы записи были неясны, но все же прочитаны. Поэтому появились копии этих записей, изготовленные якобы тогда, когда они хорошо читались.

Чтобы придать большую достоверность подложным автографам, Раменский фальсифицирует записи своих предков на "Письмовнике", а также придумывает тексты писем к ним знаменитых людей, предоставляя их в виде копий, изготовленных якобы до их утраты. Так возникают два новых вида подлогов. И они принимаются многочисленными журналистами за чистую монету, хотя и встречают скептическое отношение со стороны специалистов. Ильин рассказал автору книги о своих беседах со Штормом, не раз встречавшимся с Раменским. Шторм не верил ему, хотя "радищевская версия" истории династии Раменских красиво подтверждала именно его гипотезу.

Раменский не мог не учитывать этого обстоятельства. Если верить хронологии дальнейших событий, зафиксированной самим Антонином Аркадьевичем, во второй половине 60-х годов он изобретает новый вид подлогов -- "Акт" и его "Дополнение". Как официальные документы, составленные до гибели библиотеки и архива Раменских, они становились главной опорой фальсификаций, которые одновременно подтверждали и их достоверность, и их подлинность. В результате была создана система взаимосвязанных фальсификаций исторических источников. В начале 70-х годов она была дополнена "мемуарами" Антонина Аркадьевича, содержавшими новые детали истории рода, но в основе своей имевшими все те же фальсифицированные материалы.

Хитроумно и изощренно была продумана система прикрытия подлогов, которая со временем все более и более усложнялась. Первоначально появилась легенда об огромной библиотеке и архиве Раменских, хранившихся в селе Мологино Ржевского района и погибших во время Великой Отечественной войны. Затем стали находить ее остатки. Сначала они были обнаружены неизвестным мальчишкой-археологом, затем -- в старой, заброшенной сторожке самим Антонином Аркадьевичем. Почти одновременно с этими "открытиями" к Антонину Аркадьевичу стали попадать остатки еще одной библиотеки и архива Раменских -- из села Лялино Бо-логовского района. Знаменательно, что открытия начались с ленинских автографов, которые были бескорыстно переданы в Институт марксизма-ленинизма. И пока специалисты института занимались их экспертизой на предмет подлинности, легенда начала свое путешествие по страницам отечественных изданий. Гарантией ее достоверности в определенной мере служил и созданный журналистами образ мужественного коммуниста, прикованного к кровати, человека с героической судьбой. "Открытия" Раменского импонировали и местному партийному руководству, со стороны которого ему, как свидетельствуют архивные документы, оказывалось внимание: 200-летний юбилей скромной мологинской школы, присвоение другой школе имени Раменского могли состояться только с санкции партийных властей.

Нельзя не отдать должного способностям и начитанности, знаниям в области истории Антонина Аркадьевича. Всего лишь один, но очень показательный штрих. В литературе о Карамзине вплоть до выхода книги Н.Я.Эйдельмана[365] практически никогда не фигурировала небольшая публикация, посвященная судьбе архива историка, хранившегося в большом сундуке в одном из имений Нижегородской губернии. В фальсификациях Раменского мелькает "сундук Карамзина", с которым мечтал познакомиться Пушкин, -- факт, примечательный для характеристики познаний Антонина Аркадьевича. Эти знания и дали ему возможность изготовить подлоги, в высшей степени изящные и изощренные по своему содержанию, придумать хитроумные версии их бытования и обнаружения. Его фантазии оказались масштабны по географии и хронологии охвата событий и людей. Франция, Турция, Польша, Болгария, Венгрия, Соединенные Штаты Америки, события XIX, XVIII и даже XIV вв., Авраам Линкольн, Ленин, Горький, Островский и т.д. -- все это было систематизировано, продумано и уложено в сложную схему истории учительской династии.

Рисунок 9

Последняя страница "Дополнения" к "Акту" об обследовании библиотеки и архива Раменских

Быть может, именно эти масштабы, поражая слушателей и читателей, заставляли их верить и восхищаться. Раменский был востребован системой, которая в своих воспитательных потугах желала взрастить героев-созидателей, строителей светлого коммунистического завтра. Ради этого система создавала тот образ прошлого, который отвечал ее идеалам. Ради этого она лгала откровенно, создавала мифы и пресекала искры подлинного знания. И именно поэтому сам Раменский востребовал эту систему. Искренне или нет, но он ловко воспользовался ею для легализации своих подлогов. Может быть, Антонин Аркадьевич, работая с книгами и первоисточниками, осознал мифологичность истории своего Отечества, созданной партийными идеологами, и потому цинично и смело начал дополнять ее вымышленными фактами и людьми. Возможно и наоборот: именно такая история составила основу его искренних убеждений и чувств -- не случайно в его подлогах фигурируют исключительно официально признанные герои и события, не случайно только после реабилитации Тухачевского он начинает прорабатывать его "след" в истории рода. Как бы там ни было, но именно на основе и с помощью существовавших официальных взглядов на прошлое он начал создавать и легализовывать свои подлоги.

Сказанное, как нам кажется, помогает установить мотивы подлогов Раменского. В них, конечно, был свой меркантильный интерес. Всеобщее внимание, уважение и почет -- вещи, не самые последние для человека вообще и тем более -- пораженного недугом. И все же было в этом что-то от наивной фантазии, едва ли не детского желания приноровить себя через свой род к истории Отечества. Люди осваивали космос, страна начала забывать раны страшной войны, народ строил будущее и мечтал о нем. Маленький человек не хотел, чтобы его мир был замкнут стенами квартиры в Грохольском переулке в Москве. И он начал создавать легенду, таким способом запечатлевая память о себе в истории. Иначе он не мог, другого ему волею судьбы не было дано. У него получилось едва ли не все, о чем он мог мечтать. Во всяком случае, при жизни.

Сегодня подлоги и легенды Антонина Аркадьевича стали предметом рассказа в настоящей главе. Но феномен их бытования -- это уже загадка его современников. Магия веры или магия мифа словно окутывали романтическим покрывалом большинство тех, кто имел дело с его подлогами. Спокойный, уверенный рассказ Антонина Аркадьевича гипнотизировал собеседников, помогавших потом ему творить мифы. Не было истинного знания, были вымыслы, которые старательно излагались печатно. Советский исторический китч торжествовал на вере, которую остроумно использовал Антонин Аркадьевич.

Подлоги Раменского в некоторых своих чертах напоминают фальсификации Сулакадзева[366]. И в том, и в другом случае мы видим массовое изготовление фальсификаций. И в том, и в другом случае сходна типология подлогов: надписи на книгах, составление описей, обзоров фальсифицированных материалов. Разница, конечно, имеется в уровне изготовления фальшивок. Примитивному и темпераментному Сулакадзеву далеко до основательно начитанного и изощренного в фантазиях Раменского.

Ну, а мы сегодня -- можем ли мы найти в себе силу духа, имеем ли способности ума, чтобы решиться обнаружить и разоблачить те сотни и тысячи созданных и еще не вырванных с корнем исторических мифов? Есть ли у нас, живущих сегодня, потребность в таком разоблачении? Может быть, жить в мире, где если не торжествуют, то уживаются с правдой легенды и мифы, проще и спокойней?