Грехи и погрешности - Алексей Владимирович Баев

Я вошёл в кабинку лифта. Створки за моей спиной тут же зажмурились: услышал лишь… Stairway to Heaven. Телефон! Я дослушал вступительную партию Джимми и только после этого коснулся иконки «ответить». Уже на улице…

Donnerwetter…

В день, наступивший после выходных моего собственного тридцатилетия, я отчётливо понял, что жизнь моя мне не нравится. Не удовлетворяет она меня. В смысле, морально не удовлетворяет. Если хотите – духовно.

Нет, иметь в собственной огненных оттенков ауре дорогой антураж, на ужин приличные кабаки, а после ужина прекрасных дам – это, конечно, неплохо. Но душа просит большего. Неправильно выразился. Не большего, а чего-то иного. Совсем другого.

Это когда ты «типичный представитель среднего класса» с хорошей зарплатой и не слишком, но обременительной, ипотекой, порой хочется «этакого», как говорится – с под-вы-под-вер-том. Осетринки там под коньячок, койку три на три с водяным матрасом и Милу Йовович в этой койке. Не меньше. Но если всё это и так есть (и даже вполне достойные Милы эквиваленточки), мечты почему-то уносят тебя совсем в другом направлении. Вот и меня унесли.

Не могу сказать, что к четвёртому десятку я из ощутимых взглядом и прикосновением благ получил всё, к чему стремился. Нет, «боинг» я не купил, да и крейсерской яхтой не обзавёлся. А когда-то хотел. Но дом себе в ближайшем Подмосковье построил, гараж при нём на дюжину колёс под крышу завёл, положение в обществе тоже приобрёл. До этого кандидатом экономических наук стал, спустя пару лет – доктором. Консалтинговую фирму открыл. То есть личную пресловутую пирамиду потребностей имени господина Маслоу для себя вроде как соорудил. Дальше куда двигаться? Какое, donnerwetter, ещё нужно саморазвитие? Нет путей непроторённых…

Или есть? Может, всё сначала начать? В иной сфере… ап-слу-жи-ва-ни-йа?

Можно, конечно, счета из оффшоров вывести, расписать их на раково-беспризорную благотворительность, дом с транспортом каким-нибудь адвентистам подарить и уехать на БАМ, Гоа или куда-то, где никто не узнает. Но смысл в чём? Заново добиваться признания, ишачить, чтобы заработать на то, от чего только что добровольно отказался? Жениться в очередной раз? Детей завести?

Donnerwetter! Глупости это. Хер-рун-да.

В общем, в тот самый день, когда мне исполнилось тридцать лет и три дня, я решил сменить курс. Не то, чтобы обо всём забыть и пустить дела на самотёк, а так, пожить годик, может и больше, в некотором отстранении.

На следующее утро, проводив очередную «Милу» до такси, я поехал в офис, собрал у себя в кабинете сотрудников и, довольно туманно обрисовав ситуацию, перепоручил текущие дела заму и помощникам. За бизнес я был спокоен, он держался крепко. Заказов хватит на год вперёд.

Вернувшись домой на недавно приобретённой коллекционной «кошке», я загнал её в бокс, выкатил на свет Божий первый свой драндулет – ведровер шестой жигулёвской модели цвета «грязный асфальт», оставленный когда-то до новой эры просто так, на память и, бросив его дрожать вхолостую, поднялся в гардеробную.

Скинув на пол опостылевшую «спецодежду» от гламурного «шефа», спрятал эксклюзивный «брегет» в сейф, натянул на задницу аккуратненько затертые индийским каннабисом пятьсот первые, купленные пять лет назад в филадельфийской лавочке у старого хиппи, удивительно похожего на Планта, и синий затасканный джемпер, чудом сохранившийся с годов студенческих загулов. Потом сунул ноги в стоптанные «мартены», накинул на плечи потёртую турецкую кожанку времён челночных походов на Царьград и, набрав код сигнализации, с лёгким сердцем покинул своё «ласточкино гнездо», забитое под крышку пусть дешёвыми, но весьма дорогими понтами.

«Шаха» летела куда-то по М-7 не медленней брошенной в гараже «кошки». Правда, дорогу совсем не держала, поэтому приходилось то и дело удерживать себя. В руках и под контролем. Почему я выбрал это направление? Понятия не имею. Просто так получилось, что со МКАДа захотелось уйти именно на ту развязку, которая выплюнула мой ведровер на восток.

Сейчас кто-то из скептиков скажет: «Ну, конечно! Восток – дело тонкое. Мудрость там, Шамбала, Тибет»! Вот только не надо. Какие, donnerwetter, шамбалы на Среднерусской?

Через несколько часов синяя, наполовину скрытая ветками, дорожная табличка выдала мне знак: «Нижний…»

Чудесно. Выше мне и не надо.

* * *

– Руди, тебе бы не менеджером по маркетингу устраиваться, а специалистом по разводам.

Нет, Сонино контральто меня определённо возбуждало. Donnerwetter!

Я затушил только что прикуренную сигарету о дно пепельницы, повернулся к Кудряшке и, проникнув правой рукой в щель между матрасом и её офигенной талией, впился, словно упырь, в шею. Боже, какой от неё идёт запах! Аромат грёз… Фи, пош-ля-ци-на.

– Руди… Руди!

«Груди, груди… щаzz вас Руди…»

…Stairwey to Heaven… to Hell… Нет, пожалуй, достаточно Heaven…

– Кем, ты говоришь, мне надо работать? – я вновь закурил.

Она тоже.

– Спецом по разводам, – улыбнулась Соня, выпустив белёсое колечко в сторону мёртвого телевизора.

Не долетело. Растворилось в остатках воздуха.

– Им и работаю, – улыбнулся я свои мыслям.

– В смысле?

– В прямом…

Мы одновременно потянулись к пепельнице, и я вдруг осознал, что этот синего стекла мутный восьмиугольник, этот Пуп земли – нашей земли, нечаянно выросший с моей же помощью и при непротивлении другой стороны в самом центре кровати и есть то Совсем Иное, что я искал… и – о чудо! – нашёл так удивительно быстро. Donnerwetter!

Donnerwetter, ещё три дня назад я не знал, что мне нужно. Не ведал, чего хочу. Мучился, устав от жизни. А оказалось всё так легко. Просто до примитива и гениально до безумия. К чёрту все эти потребности, выведенные претенциозным иностранцем с исковерканной русской фамилией. Donnerwetter, к чёрту! Весь мир мой вращается вокруг пепелки, торчащей микросценой из статичных волн потной простыни. И будет вращаться. Всегда…

Я откуда-то это знаю… Точно знаю…

– Руди, я люблю тебя…

– Мне кажется, что я тебя тоже, Кудряшка…

Затяг. Выдох.

– А мне, кажется… не кажется… Я откуда-то это знаю… Точно знаю…

Вдох.

Вот так.

Donnerwetter.

Блажь

Ковалёв Александр Алексеевич, сорока двух лет от роду, служил доцентом в политехническом университете, где преподавал теоретическую механику. Был он женат вторым браком, любил прозу Бунина, поэзию Хлебникова, музыку Мориса Равеля и вообще считался в своей механически-трудовой среде, несказанно далёкой от возвышенных тонких материй, неисправимым романтиком.

Прошедшие новогодние праздники оставили в душе Ковалёва лёгкую грусть по съеденным деликатесам, убранной в подвал многоразовой «лесной» красавице тайского производства, выстроенным на центральной площади дощатым горкам, выпитому шампанскому, вызвавшему безудержную икоту прямо во время телеречи уважаемого многими Президента, и не