Ниже неба - Пол Блок

– Но мне ничего не было сказано.

– Я не думал, что в этом есть крайняя необходимость. В конце концов, Грэхэм провел в тюрьме – сколько уже? – шестнадцать лег? Какая нам разница, закончит ли он оставшиеся четырнадцать в стенах тюрьмы или как свободный каторжник в Новом Южном Уэльсе?

– Свободный? – гневно крикнула Зоя, она вскочила со своего стула и указала пальцем на брата. – Грэхэм был послан на рабскую работу в Австралийскую колонию! Это ты называешь свободой?

– Я сделал так, чтобы он получил выходной билет. – Остин резко подался назад и тоже встал, чтобы оказаться лицом к лицу со своей сестрой. – Ему больше не придется созерцать тюремные стены, он будет преспокойно жить там.

– Так это был ты? Так значит, именно ты заплатил за то, чтобы Грэхэма убили?

– Довольно! – вмешался Седрик, вставая из-за стола и протягивая руки к обоим своим детям. Повернувшись к сыну, он провозгласил: – Я хочу знать правду. Ты действительно замешан в этом деле?

Остин посмотрел сперва на отца, затем на сестру, после чего сказал спокойным, ровным тоном:

– Я не имею никакого отношения к делу об этом стражнике. Насколько можно судить по заключению суда, сын Грэхэма настолько сильно забил голову бедолаги мыслями о возможной свободе, что когда тот этой свободы не получил, то в отчаянии бросился на стражника.

– И ты хочешь, чтобы мы поверили..?

– Довольно, Зоя! – Седрик взмахом руки попросил Остина продолжать.

– Что касается самого слушания, то да, я действительно сделал так, чтобы его дата была изменена, и даже нашел причину присутствовать на нем, – со следующими словами он обратился к Зое: – Но я не сделал ничего такого, что могло бы повлиять на решение суда. Я только попытался убедить судей в том, что семейство Баллинджеров не будет возражать, если мистеру Магиннису выдадут выходной билет и он получит возможность провести остаток своих дней за пределами тюрьмы.

Остин снова сел на стул, лицо его озарила победная улыбка.

Повернувшись спиной к брату, Зоя положила ладони плашмя на стол и приблизилась к отцу:

– Он не все тебе рассказал. Я уверена, что он и Эдмунд заплатили стражнику за убийство Грэхэма Магинниса. Так же, как и наняли двух бандитов, чтобы сделать то же самое с Коннором.

– Довольно! – закричал Седрик; неожиданно подавшись вперед, он ударил дочь по щеке. – Как смеешь ты обвинять свою собственную семью в... в совершении убийства!

Зоя отпрянула, ошеломленная скорее поведением отца, чем болью. Она стояла, держась за щеку, стараясь сдержать слезы, стоявшие в ее глазах, и переводила взгляд то на Седрика, гневно сжимавшего свои кулаки, то на Остина, спокойное лицо которого говорило само за себя.

Опустив руку, Зоя ткнула пальцем в сторону Седрика:

– Ты ведь знал об этом, не так ли? Все это дело от начала до конца было разыграно тобой – все для того, чтобы сохранить внешние приличия. Ты, наверное, не хотел знать все детали этого дела такими, какими они были, но все же действительно знал. У тебя самого, наверное, тоже руки в крови.

Лицо Седрика перекосилось от ярости.

– Убирайся отсюда! – завизжал он. – Убирайся из моего дома!

Зоя опрометью бросилась из комнаты, побежала по коридору... и чуть не сбила с ног Бертрана Каммингтона, поворачивая за угол.

– Все в порядке? – спросил он, хватая Зою за руку. – Я просто решил пойти и посмотреть, не...

– Нет, все не в порядке! – тело Зои напряглось, как натянутая пружина, но она сделала над собой усилие, чтобы не оттолкнуть Бертрана.

– В чем дело, Зоя? – мягким голосом спросил Бертран, поднимая ее лицо за подбородок. – Я могу чем-либо помочь?

– Нет, Бертье, никто ничем не сможет мне помочь. Это... это очень личное.

– В этом замешан тот молодой человек?

Зоя удивленно посмотрела на Бертрана.

– Вы знаете, кого я имею в виду. Я не слепой, хотя, наверное, и глупый. Очевидно, в ваших мыслях есть кто-то еще. Из того, что, кажется, происходит... ну, я должен заключить, что это тот самый человек в экипаже – тот, которого мы встретили на пути в Пикадилли, – когда Зоя ничего на это не ответила, Бертран произнес вызывающе: – Скажите мне, что я ошибаюсь, и я навсегда выкину это из головы.

Посмотрев Бертрану прямо в глаза, Зоя мягко коснулась его щеки и прошептала:

– О, Бертье, пожалуйста, забудьте обо мне. Найдите себе привлекательную, любящую вас девушку и обзаведитесь, наконец, семьей.

– Но мне нужны именно вы.

– Я не могу вам принадлежать, – произнесла Зоя тоном, не оставляющим никаких сомнений в ее словах.

Бертран как-то разом вдруг обмяк, плечи его опустились:

– Но ему можете, не так ли?

– Я... я сомневаюсь, что смогу... – голос Зои срывался из-за наплыва эмоций, – ...принадлежать вообще кому-нибудь.

Глаза ее наполнились слезами, и, вырвавшись из рук Бертрана, она побежала дальше по коридору.

– Зоя! – крикнул он, кинувшись было Следом. – Зоя! Подождите!

Но было уже поздно.

* * *

Дневной воздух был сырым и холодным. Даже в своем укромном месте в трюме «Чатама», скорчившись в три погибели в большом деревянном ящике с табаком из Вирджинии, Коннор мог с уверенностью сказать, что дождь начнется прежде, чем корабль выйдет в открытое море.

Идя вдоль Английского канала, «Чатам» накренился немного вправо и начал набирать скорость. Запертый в темных стенах своей самодельной тюрьмы, Коннор вслушивался в доносившиеся со всех сторон звуки и пытался прикинуть в уме, сколько еще он сможет продержаться, прежде чем рискнет вылезти и подкрепиться чем-нибудь из своих скудных припасов.

«У меня достаточно пищи на целую неделю», – сказал он сам себе, похлопав по пропитанному маслом холщовому мешку, в котором находились сухари, вяленое мясо и фляжки с водой. К тому же у него было одеяло и грубое ложе из спрессованных табачных листьев – достаточно, чтобы жевать до самой Австралии и на пути назад, если, конечно, он сможет к этому привыкнуть. Лишний табак был посреди ночи выкинут из ящика за борт. Эту операцию Коннор проделал с участием Мойши Левисона, который помог ему незаметно пробраться на корабль и прятаться до того момента, когда во вторник днем, 25 октября 1838 года, были подняты паруса.

Коннор хорошо понимал, насколько мало у него шансов добраться до Австралии незамеченным. Однако он собирался скрываться от команды корабля столь долго, сколько это будет возможным, выходя из своего укрытия темной ночью. И если его все-таки обнаружат, Коннор молился за то, чтобы его заставили служить, но только бы не выбросили за борт.

Он лежал в ящике на одном боку, не имея возможности вытянуться в полный рост. Всего через несколько часов руки и ноги Коннора начала сводить судорога, и он засомневался в том, что сможет протянуть так до конца дня. Ящик, который выбрали Коннор и Мойша, находился на вершине большой кучи из себе подобных в задней части трюма. Они оттянули верхнюю крышку и оставили ее в таком положении, чтобы Коннор смог приподнять ее, когда понадобится. Кроме того, они пробили несколько дырок в толстых досках боковых стенок – однако воздух в ящике все равно оставался довольно спертым.

Из своего убежища Коннор мог слышать приглушенные шаги моряков, работающих на палубе прямо над ним. Иногда, когда раздавались командные выкрики, Коннор мог даже разобрать некоторые слова, но чаще он слышал только скрип досок корабля, плавно покачивающегося из стороны в сторону.

День клонился к вечеру, когда до сознания Коннора дошло, что шум вокруг стал намного громче обычного. Откуда-то сбоку раздались беспорядочные стуки и послышались приглушенные выкрики. У Коннора появилось ощущение, что сумятица происходит не где-нибудь на палубе, а прямо здесь, в трюме. Осторожно приподнявшись на локтях и коленях, он прижался ухом к дырке в стенке ящика. С огромным трудом ему удалось разобрать обрывки разговора:

– Вон там – проверь вон там!

– Это загружено сзади!

– Ты говоришь, табак?

– Да открой ты их все, черт подери!

– Эй! Наверх!

Коннор почувствовал, как по его спине пробежал легкий холодок и волосы на голове медленно начали приподниматься – какая бы ни была причина, люди в трюме, очевидно, искали ящики с табаком. «Возможно, они решили просто набрать немного табака для команды и взломать какой-нибудь ящик», – подумал Коннор. В тот же момент его обожгла другая, намного более страшная мысль. Он принялся молиться, чтобы не оказалось так, что они поймали Мойшу этим утром, когда тот оставил спрятавшегося в ящике Коннора и попытался тайком пробраться назад на берег.

«Господи милостивый, только бы ты не дал им поймать Мойшу! – умолял про себя Коннор. – Да нас же обоих оденут в униформу или сделают что-нибудь похуже!»

Голоса становились все громче и громче, и Коннору уже больше не нужно было прикладывать ухо к дырке, чтобы их слышать. Он почувствовал, как гора ящиков закачалась, когда группа моряков полезла наверх, намереваясь во что бы то ни стало найти ящик с пометкой «Табак».