Охотники за каучуком - Манфред Кюнне

Семена, полученные с этих деревьев, в 1881 году были распределены для посева в западных провинциях полуострова Малакка.

3

Плантация раскинулась посреди лесов, покрывающих всю западную часть страны. Обширные участки, заваленные срубленными деревьями, серые от пепла сожженных ветвей и листьев, тянутся до самой реки, которая, описав крутую дугу, бежит к морю. На ее берегу выросло несколько бревенчатых складов. На опушке леса стоят хижины индийцев, немного поодаль — жилища белых надсмотрщиков и дом управляющего.

Каждый день над вырубкой разносится рев быков зебу. Восемьдесят, а то и сто животных, соединенных в одну упряжку, пыхтя и фыркая, волокут к реке на железных цепях ствол огромного дерева. Свистят бичи погонщиков, наконец дерево скатывается в воду. Взлетают фонтаны брызг. Раздаются окрики. Петли канатов обвиваются вокруг потрескавшейся замшелой коры и стягивают бревна в плоты.

До самых сумерек зебу месят копытами сырую землю, поднимают широкие, тупые морды, бессмысленно озираются, бредут обратно к опушке, а затем, обливаясь потом и гремя цепями, волокут к реке очередной ствол.

Над джунглями стоит полуденный зной. Пандаб и Манахи выходят на большую прогалину. Они странствовали несколько недель, и, хотя по совету Маркеха запаслись копрой и мукой, все же последние дни им пришлось голодать.

При виде взмокших быков они останавливаются. Только что бревно зацепилось обрубками сучьев за кусты. Животные дергают цепи и ревут. Глаза их налиты кровью. Градом сыплются удары погонщиков на черные косматые спины.

Долговязый мужчина в тропическом шлеме подходит к Пандабу и Манахи. Голос его звучит резко и повелительно.

— А вы что тут стоите?

— Нам нужен Джонсон-сахиб.

— Что вам от меня нужно?

— Господин! Мы ищем работу!

Долговязый сдвигает шлем на затылок и разглядывает обоих.

— Это хорошо, — произносит он затем. — Мне нужны люди, а вы на вид крепкие.

Он обращается к Пандабу.

— Ты говоришь по-тамильски. Ты не здешний?

— Мы из Мадраса, — отвечает Пандаб и показывает на Манахи. — Это моя жена.

— Хорошо. Получите здесь работу, — говорит долговязый. — Но только мы берем не меньше, чем на три года! Мы заключим контракт!

Пандаб кивает.

Долговязый показывает на одну из хижин.

— Располагайтесь пока вот там. А вечером придете ко мне в контору.

У входа в хижину сидит седой как лунь индиец и курит бамбуковую трубку. Он не обращает внимания на пришельцев, даже когда они останавливаются перед ним и здороваются. И лишь когда Пандаб спрашивает, можно ли войти в хижину, старик поднимает глаза.

— Какие вы молодые! На моей родине дома открыты для всех!

— А где твоя родина?

— Ассам, — роняет старик.

Он выпускает дым маленькими расплывающимися кольцами и провожает их взглядом.

— Моя мать называла меня Талембой, — говорит он немного погодя. — Я собирал камедь в лесах у святого Ганга. Теперь я стар и никому не нужен.

Пандаб разглядывает морщинистое лицо старика, его руки, на которых проступают набухшие синие вены. Спрашивает:

— Ты останешься здесь?

— Сегодня вечером белый сахиб скажет мне, чтобы я уходил.

На опушке леса под ударами темнокожих лесорубов валится на землю дерево. С реки доносится рев быков.

Пандаб и Манахи входят в хижину. Она пуста и, видимо, построена совсем недавно. Манахи расстилает в дальнем углу одеяло, кладет узелок с табаком и солью, который подарил им Маркех, и пустой мешочек из-под риса.

Пандаб подходит к двери. Рядом с ней, прислонившись спиной к деревянной стенке, сидит Талемба, продолжая пускать кольца дыма и безучастно наблюдая, как они тают в воздухе.

Расходы предпринимателя, закладывающего крупную каучуковую плантацию, огромны. Одна корчевка джунглей требует значительных средств. На больших участках заболоченной местности приходится рыть канавы и прокладывать дорогостоящие дренажные трубы. Необходимы средства на сооружение домов для управляющих, надсмотрщиков, рабочих; крупные суммы нужно израсходовать на постройку фабрики первичной обработки быстро свертывающегося латекса, а также на посадку деревьев и уход за ними в течение первых пяти-десяти непроизводительных лет.

И тем не менее каучуковые плантации Британской и Нидерландской Индии принесли их владельцам миллионные прибыли.

Что же служило источником этого беспримерного обогащения? Жесточайшая эксплуатация рабочих на плантациях.

4

Человек в тропическом шлеме входит в дом управляющего. Открывает дверь, ведущую в комнату с окнами, закрытыми жалюзи.

У стены за небольшим столиком сидит мужчина в белом полотняном костюме. На вид ему чуть больше сорока. Виски слегка тронуты сединой. Когда он берется за стоящий перед ним бокал, на его руке вспыхивает большой перстень с печаткой.

Мужчина резким движением ставит бокал на стол, поворачивается к вошедшему и раздраженно спрашивает:

— У меня вы служите управляющим или нет? Черт возьми, мистер Джонсон, уж не думаете ли вы, что я приехал сюда из Лондона, чтобы пить ваше виски. Мне нужно обсудить с вами кучу дел, а вы шляетесь где-то по лесу!

Тот, к кому обращены эти слова, кладет шлем на подоконник и вытирает лоб платком.

— Простите, пожалуйста, сэр! Управляющий должен смотреть за порядком. Сегодня утром привезли кирпич для осушительных канав, а наши вербовщики прислали еще сорок человек — для вас, мистер Даллье!

— Спасибо.

Джордж Даллье открывает кожаный портсигар и достает оттуда сигару.

— Техническая сторона, а значит, и набор рабочей силы — это ваше дело, — говорит он, закуривая, и прибавляет ироническим тоном: — Я видел, как вы беседовали с кучкой рабочих. Это и были ваши сорок человек?

— Нет, только трое! Старик, а с ним двое молодых и здоровых. Они пришли сами.

— Зачем вы берете таких старых?

Джонсон пожимает плечами.

— Нам нужно бы еще человек двести! Пока нет ничего лучшего, не приходится быть особенно разборчивым.

Он подходит к письменному столу, стоящему у противоположной стены, и начинает сортировать лежащие на нем бумаги. Даллье задумчиво смотрит на него.

— Джонсон-сахиб, — произносит он. — Кажется, так вас называют индийцы?

— Да.

— И что это должно означать — доверие или страх?

Джонсон грузно опускается в кресло.

— Доверие, а вернее, недоверие, страх, ненависть — в общем, все что угодно! — отвечает он. — А почему это вас интересует?

— Значит, вас ненавидят?

— Они видят во мне не управляющего, а грозного судью! Вот вы не вызываете у них ненависти, потому что только получаете барыши, а устанавливать нормы, сокращать оплату, наказывать предоставляете мне.

— В нашем контракте не предусмотрено, чтобы вы делали мне упреки.

— Это вовсе не упрек, сэр! Вас станут ненавидеть, когда поймут, что именно ради ваших прибылей страдают от голода и плетки надсмотрщика.

Даллье некоторое время пристально смотрит на него. Потом произносит:

— Политика политикой, а дело делом.

Джонсон возражает сухим тоном:

— Это ошибочная точка зрения. Я знаю местных жителей уже пятнадцать лет. Говорят, будто у них нет потребностей. Вздор! Эти люди просто еще не осознали, что у них могут быть собственные потребности. Не дай бог, если в один прекрасный день они поймут это!

— Довольно, — прерывает его Даллье. — Не будем строить догадки!

Он не спеша приклеивает отделившийся от сигары табачный лист и продолжает:

— Цены на каучук растут!

— Будет ли нам польза от этого?

— С тех пор как королева Виктория сделала нашего Генри Викхэма за его заслуги дворянином, он стал важной персоной в английских колониях. Правительство уже привлекает его в качестве советника по административным вопросам, и я полагаю, что разведение семян гевеи начнется вскоре в широких масштабах.

— Семена! Вот в них-то и загвоздка! Через пять-шесть недель часть земли будет уже готова для посева.

Даллье решает:

— Я еду с этим вопросом к губернатору сегодня, сейчас же! Надеюсь, яхта стоит под парами?

— Да, я уже распорядился.

— Хорошо. Мои чемоданы останутся здесь. Я вернусь из Сингапура не позже чем послезавтра. За это время мой секретарь проверит с вами финансовые отчеты. Лучше мне явиться к губернатору пораньше. Найдется у вас еще глоток виски?

Пока Джонсон наполняет бокал, Даллье продолжает:

— В Лондоне меня ждут не раньше, чем через полтора месяца, так что я обязательно пробуду здесь еще несколько дней. Кстати, похоже, что дело обойдется гораздо дороже, чем я рассчитывал. Нет, вы тут не при чем. Придется все же подумать об акционерном обществе, которое взяло бы на себя ведение всего хозяйства за определенный процент участия в прибылях. Но об этом мы еще поговорим!