Двойная звезда - Ирина Успенская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шаг, еще шаг… Вот и поворот у края зала, и сейчас они окажутся лицом к лицу в первой фигуре. Томительное сладкое предчувствие не давало думать ни о чем другом, кроме нескольких минут, когда он будет смотреть на нее, дышать ароматом ее кожи и волос, встречать ее взгляд, удивленный и слегка лукавый, как помнилось ему все эти годы… Беатрис… Пряное сладкое имя, такое же хмельное, как она сама. Шаг, еще… Он чуть сильнее, чем нужно, сжал ее горячие пальцы в своих, вдруг испугавшись, что все это – очередной сон. Вот сейчас рванет залп фраганских орудий – и греза развеется… Но вместо залпа грянули литавры, обозначая смену позиций в ловансьоне, и Беатрис замерла напротив, глядя ему в глаза.
– Вы счастливы, милорд? – шевельнулись ее губы, и Грегор несколько мучительных мгновений пытался осознать смысл сказанного, а поняв – едва не рассмеялся.
Счастлив ли он? Дорвенант чествует его как героя, король благодарен, а двор в восхищении. Титул, богатство, почести, слава – все это его по праву. Он уходит с поста главнокомандующего лишь потому, что сам желает этого, но теперь можно подумать о карьере в Ордене: сильнейшему некроманту своего времени, Избранному Претемной, прямая дорога в магистры гильдии, а там и в кресло Архимага. Жизнь лежит перед ним, ровная и блистающая, как паркет этой бальной залы, и ничто не омрачает победительного сияния его трофеев, нынешних и будущих…
– Да, моя королева, – солгал он, глядя ей в глаза. – Я счастлив. А вы?
Длинные черные ресницы дрогнули, она улыбнулась и ничего не сказала, только чуть качнула головой, и на гладком шелке волос, уложенных в замысловатую прическу, заплясали блики.
«Глупец! – обругал себя Грегор. – Какого ответа ты ждал? Что она несчастна с мужем и все десять лет вспоминала тебя? Или что забыла, как только ты исчез в южных лесах, и думала о тебе, лишь когда при дворе обсуждали военные новости? Какое право ты имеешь рассуждать о ее счастье? Ты, не способный приказать собственному сердцу…»
Он отвел глаза, изо всех сил сохраняя спокойное и любезное выражение лица. Благодарение Семи Благим и придворному этикету, что это всего лишь ловансьон, самый приличный танец из всех, допускаемых при дорвенантском дворе. Ладонь дамы в ладони кавалера, на смене позиций ее пальцы касаются середины его ладони – и снова руки смыкаются, допуская лишь этот краткий миг близости. Ни страстности паэраны, ни бешеного веселья па-майордель, ничего непристойного… совсем как у них в жизни.
Шаг, и еще, и еще… Она следовала за ним, такая покорная, пусть и только в танце, сияя обжигающим взглядом из-под длинных ресниц, ожидающая чего-то… Грегор же старательно смотрел мимо, мимо, мимо… Вот следующая пара: высоченный и тонкий, затянутый в серое с серебром, лорд-канцлер Ангус Аранвен с женой. Женился на кузине из младшей ветви Аранвенов, и его жена похожа на него, словно родная сестра. Оба возвышаются над окружающими почти на голову, светловолосые, сероглазые и длиннолицые, с тонкой светлой кожей и резкими тонкими чертами лица. Смотрят только друг на друга, не зря их считают образцом супружеской любви.
Дальше – кто-то из Логрейнов и его дама – леди Корсон… Потом – еще кто-то знакомый, и еще, еще… И глупо ускользать от требовательного взгляда в упор, глупо и трусливо!
Он снова посмотрел на Беатрис, молча прося пощады, но его возлюбленная королева следовала за ним и телом, и взглядом, как и положено искусной даме в танце. Или умелому противнику в поединке.
– А вы совсем не изменились, мой Грегор, – сказала она так просто, словно и в самом деле не было этих десяти лет.
Словно лишь вчера они ели замороженные взбитые сливки на дворцовом балконе. Король, его невеста и друг короля – набор для пошлой чувствительной баллады или пьески из тех, которые Грегор с детства ненавидел.
– Это кажется, моя королева, – сказал он, пытаясь улыбнуться, но улыбка стекала с губ, как правильно исполненная «тленная суть» – с пальцев. – Я изменился, поверьте.
– Во всем?
Идеально изогнутая бровь приподнимается еще чуть-чуть, улыбка лукаво прячется в уголках губ…
– Не мне судить, – уронил Грегор в ответ.
Шаг, еще шаг, поворот и смена позиции. Снова они идут рядом, ее рука – в его, и аромат ее духов обволакивает их обоих, пряно-тревожный, сладко-опасный. Будь прокляты баллады, они никогда не заканчиваются хорошо! А если бы… если только предположить…
«Она никогда не оставит мужа, – холодно и ясно подумал Грегор. – Стать ее любовником? Прятаться, превратив святое чувство в непристойную интригу, бояться разоблачения и презирать самих себя за это? Я не утоплю в такой грязи ни свою честь, ни свою любовь к ней. Я друг Малкольма, я подданный своего короля. И двойного предательства не совершу. Как не пожелаю Малкольму скорой смерти даже в мыслях. Но даже случись что-то и останься она вдовой… Королевы не выходят замуж за подданных, они могут лишь снизойти до них. А Бастельеро не принимают ни снисхождения, ни подачек. Я могу любить ее… и люблю, видят Семеро! Но это безнадежно, как поиски эликсира бессмертия. Так что же ты ищешь в ее глазах, Грегор?»
– Десять лет, – выдохнула она едва слышно, поворачиваясь к нему лицом, когда отзвуки литавров снова возвестили смену позиции. Взглянула отчаянно и тревожно, и маска бесстрастности исчезла с ее лица. – Мне рассказывали, что лорд Бастельеро не смотрит на женщин. Что возлюбленная лорда – его шпага, обращенная против врагов королевства. Десять лет верности, Грегор… Неужели найдется женщина, не способная это оценить?
– Я верен своему королю, ваше величество, – сказал он непослушными, как на морозе, губами. – И его королеве. И благодарен, что вы это цените.
Наверное, это лучи главной люстры озарили ее лицо так, что оно вспыхнуло, будто налившись золотом изнутри, а глаза сверкнули алыми отблесками рубинов. Не может ведь это быть гнев – за что? Она сама сказала ему при последней их встрече, что между ними всегда будет стоять долг. Ее долг принцессы, что должна выйти замуж в интересах двух народов. Его долг верноподданного и друга. Так что же теперь она режет ему сердце ржавым ножом невозможной надежды? Нет между ними ничего и быть
