Прорыв выживших. Выжженные земли - Михаил Гвор

Но я не росла в альплагере после ядерной войны. Не пасла овец, не убирала хлев, не охотилась на диких собак. Не лазила по скалам, не ночевала в снежных пещерах и не ходила на восхождения высших категорий. До высших категорий я и позже не дошла.

Моя дочь всё это делает. И довольно давно. Тряпки ее не интересуют, о косметике и макияже этот зверек не имеет ни малейшего представления, как и о кино или театре. Книжки — да! У детей повальное увлечение чтением. Читают всё подряд, не разбирая, что попалось. Санька в своё время проглотила «Войну и мир» за две недели. Но между вторым и третьим томом таким же запоем читала учебник по физике. Неделю на Толстого, неделю на Ландау…

Мальчики ее волнуют слабо. И рано еще, и слишком она привыкла к их вниманию. К преклонению не мужчин перед Женщиной, а воинов перед Богиней Войны. Не Афродита, но Афина! Этакое маленькое божество с ободранными коленками и набитыми костяшками кулаков, догоняющее архаров на скалах, и без промаха стреляющее из арбалета… Голоногое, голорукое, коротко стриженное… Способное пробежать за неполных два часа двадцать километров вверх по ущелью только потому, что «надо экономить горючку». Олег же собирался послать за ними машину. Отказались…

Боже, как же она коротко стрижется, ведь у девочки просто роскошные волосы. Их бы отрастить, хорошо подстричь или хотя бы подравнять… А она? Разве можно так: наискосок, ножом… А как-то наголо сбрила: «Мешают в бою». Да кто ж тебя пустит в бой, дурочка моя! Я всё понимаю: выживание, дикие условия… но девочка должна оставаться девочкой, а не «боевой единицей», как шутил свекор еще до войны… Дошутился…

— Мама, слышишь? Я целый месяц буду в Лагере, а потом уйду на верхние пастбища. Одна! Только с Коно и с отарой!

Ну вот. Выросла дочка. Разрешение самостоятельно пасти овец — первая ступень взрослости. В четырнадцать далеко не всем доверяют отару в одиночку. Это, кажется, первый случай… Но хоть месяц удастся пообщаться. Хотя как пообщаться, она же опять целыми днями будет носиться по лагерю…

— Поздравляю, Санечка!

— Мам, ну что с тобой? Ты не рада?

— Нет, что ты, конечно, рада! Просто задумалась. Вот что, как ты ни сопротивляйся, но я хоть немного приведу твою голову в порядок!

— Обязательно, ма! Если бабушка раньше не успеет…

— Ты обманул меня, «зеленый брат». Но я не в обиде. Хотя поединок и оказался коротким, но мои моджахеды довольны. Они еще никогда не видели, чтобы кто-то победил Дэва. И шахматы вслепую тоже оказались увлекательным зрелищем. Я буду счастлив, если когда-нибудь твой сержант даст несколько уроков этой мудрой игры.

— Ин ша Аллах, не мне тебе говорить. Но на обратном пути может и получиться. Скажи мне, Умид-ака, если можешь, Шайкенов просил нас убрать?

— Шайкенов? Аллах всемогущий! Жанибек-джан, между нами говоря, большая сволочь. Но ваши жизни ему дороги больше собственной. Вы сумели сильно напугать моего казахского брата. А вот кое-кто другой не против увидеть ваши трупы. Очень многие хотят поссорить Жанибека с астраханскими урусами. Приходили разные люди и говорили разные вещи.

— Выходит, Жанибек играл с нами честно?

— Андрей-джан! Какой смысл Жанибеку в вашей смерти? Его люди мечтали, чтобы я дал вам то, что сержант выбил из меня своими руками и головой. Зато другие этого совсем не хотели. Почему-то казахи очень не любят твоего сержанта. Сейчас я понимаю, почему.

Урусов усмехнулся:

— Да, мой сержант умеет произвести впечатление. А в хозяйстве Шайкенова водятся жирные крысы…

— Не беспокойся, капитан, Жанибек-джан узнает об этом. У меня нет предпочтений среди казахских братьев. С удовольствием перерезал бы глотки им всем. К сожалению, пока я не могу себе позволить такого. Впрочем, пусть пока грызутся между собой. Думаю, до осени останется кто-то один, — лицо узбека исказила злорадная ухмылка. За это время мой старший брат, дражайший шах Великого Хорезма, закончит свои дела в Ташкенте и Фергане, и наши руки будут развязаны. Каспийская нефть нам нужна. Я надеюсь, мои русские братья не станут нам мешать?

— Ты же понимаешь, что это решаю не я. Очень многое зависит от того, что будет в конце пути.

— А что вы хотите там найти, Андрей-джан?

— Мой друг очень надеется найти там своего старшего брата.

— У маленького бойца есть старший брат в Таджикистане? Если он хоть наполовину так же хорош, как младший, слава о нем должна греметь по всей стране…

— Олег меня намного сильнее, — вздохнул Борис, — и драться умеет по-настоящему…

Умид уставился на него, как на привидение:

— Аллах всемогущий! Неужели может существовать боец, по сравнению с которым тот, кто за пару секунд уложил Нахруза, не умеет драться?

— Конечно, — Боря простодушно уставился на хозяина. — Олег намного лучше меня дерется. И Леша Верин, — он хотел добавить в список и Андрея, но засомневался. Кто его знает, этого Умида, затеет еще один поединок… — И папа. Только у него сердце больное. Многие лучше меня. Я в нашем дворе только в шахматы сильнейший…

— Я не слышал о таких бойцах в Таджикистане. Разве что за людьми Ирбиса отмечались некоторые странности. Может, Ирбис и есть твой брат? Тогда я втройне рад итогу сегодняшнего боя. Обидеть брата Леопарда гор может только сумасшедший. Тебе ничего не говорит вот этот рисунок?

Умид достал из красивой шкатулки лист бумаги.

Боря повертел его в руках и пожал плечами:

— Зверь какой-то. Не то собака, не то лиса.

— Считается, что это барс. Но на барса он не похож.

Урусов молча забрал рисунок. Рассматривал недолго. Собственно, один взгляд.

— Да, на барса он не похож. Умид-ака, расскажи нам всё, что ты знаешь об этом Ирбисе.

— А ничего не знаю. И никто не знает. Его никогда не видели. Это посредник, передающий информацию. Оставляешь в условленном месте знак, и к тебе приходит человек. «Язык, глаза и уши Ирбиса». Они передают всё, всем и всегда.

— А что, нельзя послать своего человека?

— Своих жаль. Некоторые баши несколько жестоки по отношению к посланцам врагов…

— А людей Ирбиса не трогают?

— Когда-то пытались. Я не слышал, чтобы кому-то улыбнулась удача. А обидевший язык Ирбиса живет не больше недели. — Умид пожал плечами и произнес, явно кого-то передразнивая: «Таковы Правила!».

При последней фразе Боря вздрогнул и хотел что-то спросить, но Андрей опередил сержанта:

— Да, интересная личность… А что мешает ему вести свою игру?

— Ничего. Но еще никто не слышал о том, что язык Ирбиса неточно передал слова. Его услуги дороги, но они того стоят. — Умид улыбнулся. — Впрочем, это не может быть тот, кого вы ищете. Все языки Ирбиса — таджики. И они очень молоды…

— Ну и бог с ними… Скажи, брат, какой путь нам выбрать, чтобы избежать ненужных сюрпризов?

— Вах! Во имя Аллаха милосердного, ну какие сюрпризы? Вы же гости Умида Мизафарова! Только один человек во всем Узбекистане может отменить моё решение. Но вам придется очень постараться, чтобы шах Великого Хорезма, так на вас осерчал! Да и вообще заметил двух солдат на дырявом джипе, — хохотнул Умид.

— Мы не собираемся гневить шаха. Если честно, мой «зеленый» брат, то мы и встречаться с ним не собираемся.

— Это будете решать не вы, Андрей-джан. Если Сарыбек-ака захочет посмотреть на того, кто победил Нахруза, вам придется наведаться к нему в гости. Но этого не стоит бояться. Шах ценит хороших бойцов. И хороших шахматистов тоже. До сегодняшнего дня я лишь один раз проиграл поединок, и победителем был Сарыбек…

— Ты же сказал, что Нахруз раньше не проигрывал.

— Сарыбек бился со мной. И как результат его победы возник Великий Хорезм. Интересно, что возникнет в итоге сегодняшних схваток? Аллах никогда не отбирает у меня победу без серьезных причин. Впрочем, вряд ли тебя это интересует, капитан…

— Маршрут какой посоветуешь? Кроков не требую. Хотя бы азимут провесь.

— Есть три пути. Можно пойти через Дербент в Душанбе. Там сейчас дивизия урусов. Двести первая, если это что-то говорит моим братьям. Мне кажется, вам там будут рады. Но дорога проходит близко к афганской границе, и надо быть очень осторожными. Ну и не ругаться всякими непотребствами, типа «кроков» и прочих «азимутов», когда беседуешь с уважаемыми людьми, — подмигнул Умид.

— Еще какие есть?

— Два других пути лежат через Самарканд. Один дальний на Худжант. Не вижу в нем интереса. Разве что недалеко оттуда мой старший брат присоединяет к Великому Хорезму заблудших овечек. Согдийцы могут ввязаться в войну на стороне Ташкента. А вы имеете шанс влезть в эту заварушку.

— Точнее, вляпаться обеими ногами.

— Всеми четырьмя ногами, Андрей-джан, всеми четырьмя. Но совсем недалеко от Самарканда есть небольшой город Пенджикент. Его бек Саттах — наш брат. И не такой, как казахские «братья». Если домулло будет лежать связанный, я перережу не глотку, а веревки. Он лучше меня знает, что творится в стране таджиков. Советую братьям заглянуть к нему в гости. Кроме того, это самая близкая и безопасная дорога…