Тайны Чернолесья. Пробуждение - Анна Сазонова

По его просьбе дядя нашел какого-то человека, который представил его близнецам официально, после чего юноша наконец-то смог поговорить с ними.

— Ваше высочество, вы не рады видеть меня? — спросил Касс, когда они остались наконец-то втроем.

— Просто я не ожидала, что вы окажетесь настолько высоким гостем, принц.

— Но и я не ожидал, что столицу Руазия мне показывают столь важные персоны, — он внимательно посмотрел на нее и затем на ее брата, — это что-то меняет? Мне показалось вчера, что мое, да и ваше положение, не имело значения.

— Не знаю… наверное нет… — опустила взгляд девушка.

— Нисколько, — открыто улыбнулся принц Стасий, ответив одновременно с сестрой. — Стаси, что с тобой?

Эта его улыбка вдруг растопила неловкость и напомнила о вчерашнем дне, таком светлом и радостном. Вечер, устроенный в честь эдельвийского посольства, вдруг стал продолжением вчерашнего дня, легким и приносящим радость. Единственное, что омрачило его, это заявление Тиберия, что все дела завершены, и они уезжают уже завтра. Это было как удар — Кассий рассчитывал еще на пару дней, как минимум.

Танцуя со Стасией, он увлек ее на открытый балкон, в освещенную световыми кристаллами темноту весенней ночи дворцового парка.

— Мы уезжаем завтра, — выдохнул он в совершеннейшем расстройстве.

— Мне жаль… — девушка тоже выглядела расстроенной, — я так и не закончила ваш портрет. Сделала только зарисовки.

— Я бы хотел, чтоб вы с братом приехали в Эдельвию.

— Не могу обещать, но я бы хотела увидеть вас снова, — голос Стасии был грустным, и у Кассия перехватило дыхание от эмоций — ей тоже жаль, что он уезжает!

— Я приеду, — пообещал он с горячностью, — обязательно приеду. И очень скоро, — он не стал сдерживать порыв, взял узкую ладонь девушки в свои руки и прижал ее к губам. — Простите. И до встречи.

Он развернулся и вошел в зал, присоединившись к покидающей дворец делегации, бросив на девушку прощальный взгляд сквозь открытую дверь. Она так же стояла в проеме балкона и прижимала к груди руку, которую он поцеловал.

Полмесяца пути до Вейста он был сам не свой. Дядюшка любил путешествовать с комфортом и никуда не торопился, а потому Касс весь извелся в душной карете — верхом бы он добрался за неделю. Первые несколько дней он пребывал в грезах и воспоминаниях, приводя Тиберия в отчаяние своей задумчивостью и неразговорчивостью — брату отца было скучно, и он хотел беседы хоть с племянником, за неимением другой достойной компании — Видий покинул их почти сразу, уехав, как всегда по каким-то своим чародейским делам. А Кассий вспоминал принцессу с шоколадными кудрями и тосковал по ее обществу, хотел видеть ее снова. Потом его деятельная натура не выдержала, он должен был что-то придумать, и он придумал. Они же были равны, хоть он и незаконный сын, но все-таки эдельвийский принц, да еще и чародей. Они могли послужить объединению своих стран, пусть не сейчас, а когда-нибудь в будущем. Отец же был помолвлен с коэнрийской принцессой Розалией, пока она не пропала, так почему же Кассию не связать так же Руазий с Эдельвией. Он обязательно убедит отца в том, что это выгодный союз, и королева Жардиния (он знал, что политику соседей вершит не король, а именно она), не должна быть против. Приняв такое решение, он перестал терзать себя воспоминаниями, но зато стало совсем невыносимо ехать так медленно. Он мысленно торопил время и лошадей, сотню раз обдумав уже разговор с отцом. Он обязательно его убедит!

Приехав домой, он едва дождался завершения деловой встречи между отцом, дядей и приором. Он изнывал в коридоре перед дверью, боясь пропустить тот момент, когда князь освободится. Потом, с жаром доказывал отцу, что помолвка с руазийской принцессой Стасией жизненно необходима княжеству, рассказывал, какая она замечательная, наговорил много глупостей, свойственных влюбленным юнцам. Князь в принципе не возражал, но предупредил, что Руазий может иметь и другие планы насчет девушки.

— Не хочу тебя расстраивать, мой мальчик, — с сочувствием, и даже чуть виновато, посмотрел на него отец, — но ты все-таки незаконный отпрыск нашей семьи, так что будь готов к любому исходу своего предложения.

Кассий, у которого сжалось сердце в тревожном предчувствии, заверил отца, что он готов ко всему, схватил письмо, и умчался в Руазий простым гонцом, потому что месяц еще ждать ответа был не в состоянии. Он решил сам передать документ с предложением о помолвке, благо не настолько уж он известная личность при руазийском дворе.

— Сударь, не хотите ли купить картину или сувенир? — мелодичный женский голосок вырвал Кассия из прошлого, вернув в реальность, не хуже, чем ведро холодной воды.

Он повернулся и увидел маленькую улыбчивую девушку в легких штанах и мужской рубахе, которая торговала на лестнице картинами и дешевыми поделками из камней и ракушек. Окинул взглядом ее прилавок, показав на первый попавшийся рисунок и расплатившись, он медленно пошел назад, к дому эдельвийского посла в Руазии, где по традиции остановился на время приезда. Вспоминать дальнейшее совершенно не было желания. Он чувствовал себя старым, разбитым и усталым. И это в самом начале визита, а впереди была еще встреча с королевой, у которой был змеиный взгляд и изворотливый ум. Нельзя было так распускаться.

На веранде своего загородного дома, удобно расположившись в плетеном кресле, блаженствовал первый писарь Эдельвии, один из лучших знатоков старолирийского языка Василий Полесских. Старик довольно улыбался, щурясь от ярких лучей весеннего солнца, набивал трубку ароматным табаком и любовался буйством весны в саду. Молочно-розовое цветение деревьев, золотые переливы на озерной воде, сочно-зеленая трава — все казалось нарисованным искусным художником.

— Какая красота, не правда ли Виллемий? И почему я не родился поэтом или художником, чтобы запечатлеть все это? — не оборачиваясь к вышедшему на веранду чародею, прошамкал полубеззубым ртом старик.

— Василь, вот как Вам удается узнавать о моем приближении, при том, что я стараюсь входить почти бесшумно? — развел от удивления руками чародей, подходя ближе к креслу.

— Бесшумно? — Василь засмеялся своим скрипучим как несмазанная дверь смехом, потрясывая седыми волосами, — да Вы топаете как медведь, юноша!

Виллем улыбнулся — старик Василь определенно нравился ему. Хитро прищурившись, обнажив все морщинки на старческом лице, посмотрел на Виллема и старик. Ему тоже нравился его помощник — еще несмышленый как все юнцы, но глубокий и толковый. Кивнув на древний фолиант и кипу листов в руках Виллема, спросил:

— Ну? В чем трудности, Виллемий?

Чародей вздохнул, протягивая Василю работу.

Первый писарь Эдельвии, отложил в сторону трубку, достал из нагрудного кармана выпуклое стекло и, приложив его к правому глазу, начал читать, водя пальцем по строчкам фолианта. Наконец, старик оторвался от чтения, хитро посмотрел на помощника:

— И в чем же сложность, Виллемий?

— Простите, Василь, но я не смыслю ничего в этой старолирийской поэзии, мне куда проще работать с книгами по теории чародейства. А тут почему-то речь о людях, потом сразу о растениях, затем почему-то автор переключается на музыкальные темы. И вот как позвольте, я должен все это сплести воедино?

— Ох, юноша, но все же проще простого — это о любви. Автор сравнивает возлюбленную то с цветком, то с музыкальным инструментом, — снова засмеялся своим скрипучим голосом Василь.

Виллемий лишь недовольно хмыкнул и забрал протянутый фолиант.

— А скажи мне, Виллем, любил ли ты сам когда-нибудь? — все также хитро улыбаясь, спросил помощника старик.

Чародей только развел руками:

— Ну, если Вы о женщинах, Василь, то конечно они были у меня.

— Нет, юноша, я спрашиваю не в скольких спальнях ты был гостем, я спрашиваю — ЛЮБИЛ ли ты когда-нибудь?

— Неожиданный вопрос…

— Ну, можешь и не отвечать прямо, по глазам вижу, что любил, — довольно кивнул головой старик, и, набив ароматным табаком трубку, протянул чародею. — Присядь рядом, Виллемий, и послушай старика.

Чародей взял предложенное, послушно подвинул второе кресло и сел рядом. Добродушно похлопав помощника по плечу, старик Василь закурил еще одну трубку, взявшуюся непонятно откуда. Он странный, этот седовласый морщинистый старик. И не чародей совсем, но будто видит наскозь и знает заранее все, что собираются сделать и сказать люди вокруг него.

Виллем пожал плечами, задумавшись, закурил…

Сладковатые клубы дыма окутали чародея, молочно-розовое цветение деревьев опьянило не хуже дорогого вина, взор затуманился, голос старика звучал где-то на заднем плане. А перед глазами чародея та самая скамейка с той самой девушкой, которой он не смел сказать о своих чувствах. Ежелия оборачивается, Виллем тонет в ее синих бездонных глазах, опушенных длинными ресницами, что-то шепчет несвязно, девушка смеется заливисто, прикрывая рот рукой. И вот уже перед Виллемом улыбчивая пышногрудая Лали… что-то рассказывает ему. На минуту Лали отворачивается, а вместо нее уже золотые кудри рассыпавшиеся по плечам, оленьи печальные глаза Веснии. Чародей хочет коснуться прекрасного видения, но не успевает — вот уже вместо Веснии — мутно-зеленые глаза. Агния… бледное лицо, смоляные волосы и идеально вылепленное упругое обнаженное тело… Вот по кромке моря за ним бежит Мадлен, сверкая хорошенькими белыми ножками, вот он накидывает теплый плед на худенькие плечи баронессы Амалии. И снова образы встают перед ним, на этот раз все вместе, как бы сливаются в единое целое. В клубах сладкого дыма, на фоне безумных красок весны взору Виллема предстает прекрасная статная женщина, протягивающая к нему руки. И вот он уже не взрослый мужчина, а маленький мальчик бежит навстречу видению: