Город грешных желаний - Елена Арсеньева

Аретино не пришел ни разу. Очевидно, он так же не хотел видеть Троянду, как и она его. Что-то высохло у нее в душе за те месяцы вынужденного одиночества, пока она мучилась ожиданием родов, терзалась угрызениями совести… а потом признание Аретино словно бы полило эту высохшую душу ядовитым раствором, и на ней теперь уже ничего не могло взойти. А он… то ли его запоздало томило раскаяние, то ли отвратительным показалось зрелище рожающей женщины, то ли не мог простить Троянде смерть сына… но он не приходил. Зато приходила Пьерина.

…Джилья ничего, ни слова не говорила о случившемся. Она или молчала, разглядывая Троянду так пристально, что той становилось не по себе, или заводила какие-то странные разговоры, как бы ни к кому не обращенные и в то же время исполненные какого-то глубокого значения, — жаль только, что слишком глубокого, и измученный мозг Троянды никак не мог в эту глубину проникнуть.

Однажды Пьерина как бы между прочим сообщила, что кому-то из бывших друзей Аретино, не раз пользовавшемуся его милостями, но оказавшемуся неблагодарным и пустившему грязную клевету, по наущению великого Пьетро, который был на короткой ноге с дожем Венеции, отрубили руку и конец языка. Этот отсеченный кончик привязали к мизинцу отрубленной руки, а руку прибили к воротам дома, где жил клеветник. Утром следующего дня кровавый знак сняли, но к этому времени хозяин уже счел за лучшее покинуть Венецию.

Но, сделав такое грозное предупреждение, Джилья тут же начинала восхвалять великодушие Аретино по отношению к тем, кто не причиняет ему вреда. Оказалось, что он содержит четыре притона брошенных родителя ми маленьких девочек, которых усиленно обучают музыке, а потом отдают в дома богатых людей и в церковные хоры знаменитых певиц и музыкантш. Жаль только, что мало опытных воспитательниц в этих школах…

В другой раз Джилья сказала, что ни одна женщина которая хоть о чем-то попросит Аретино, не останется ( неисполненной просьбой. Если она честная женщина и желает сама зарабатывать на хлеб, то Аретино определяет ее в одну из своих мастерских, где плетут кружево или шьют платки, простыни, рубашки. Все изделия покупает сам Пьетро: они ему по большей части не нужны, однако он хочет дать бедняжкам постоянный заработок.

А как-то раз Джилья рассказала о судьбе некой Франческины. Эта девочка училась в одной из знаменитых аретиновских школ музыки и пения, и талант ее был такие, что она сделалась известной певицей и благодаря Пьетро познала богатство и роскошь, которые обеспечили ей многочисленные почитатели ее голоса и красоты. По слухам, в настоящий момент ей нужна была наперсница — компаньонка, как говорят французы: молодая, красивая, умная…

Придя через день или два, Джилья со смехом бросила на постель Троянды кусочек отличного твердого картона. Оказывается, Франческина имела обыкновение, придя в какой-то дом и не застав хозяев, оставлять в знак своего присутствия вот такие картонки. Их разрисовывали для знаменитости великие художники, причем ничем не стесняя своего воображения, так что эта картонка с изображением двух целующихся голубков и возбужденного этим зрелищем Адониса относилась к числу наиболее скромных. Тут же Джилья с упоением описала прочие сюжеты картинок: сатиров, совокупляющихся с вакханками, кентавров — с нимфами, героев — с юными кобылицами, богов — с прелестными девушками… По ее словам, та же Франческина была счастливой обладательницей иллюстраций к знаменитым «Приапеям». Их автор, Николо Франко, бывший секретарь Аретино, кончил в Риме виселицей. После казни непристойную книгу запретили, однако ее украдкой читали все, и художники состязались в похабной изощренности иллюстраций. «У куртизанок это самое модное развлечение», — подчеркнула Джилья, и с тех пор тема куртизанок надолго стала главной в ее глубокомысленной болтовне.

О том, что тип величавой и честной республиканки прошлого исчез, Троянда уже знала из разговора с Пьетро, состоявшегося возле Дворца дожей сразу же после церемонии «обручения с морем».

— Теперь, — с усмешкой сказал Аретино, — почтенные жены считают крайне неприличным показываться публично с мужьями. Для этого существуют чичисбеи, пользующиеся всеми правами мужа и великодушно оставляющие мужу скучную обязанность разоряться на свою легкомысленную Еву. Как видишь, милая Троянда, Венеция стала настоящим раем для всяческих легкомысленных кавалеров — и адом для ревнивых мужей. Женщина, не имеющая любовника, потеряна в глазах высшего света… так же, как и мужчина, не содержащий любовницу из когорты куртизанок.

Нечто подобное она слышала теперь и от Джильи…

— О, жизнь куртизанок гораздо интереснее, чем жизнь патрицианок, — вдохновенно живописала гостья. — Они появляются всюду, они свободны, в то время как патрицианки живут затворнической жизнью и показываются лишь во время больших торжеств. Конечно, они всецело зависят от щедрот своего покровителя, поэтому хорошо, если у дамы есть какие-то свои ценности, свои средства, на которые она может существовать, прежде чем выберет себе самого привлекательного и богатого любовника. Скажем, за такую вот безделушку, — Джилья бросила что-то тяжелое в постель Троянды, — любой ростовщик обеспечит доходы, на которые можно жить, подобно принцессе! Посмотри, полюбуйся, как это красиво. А мне пора идти, — вдруг заторопилась Джилья. — Я совсем забыла… столько дел… И не скучай. Я непременно приду завтра. А ты пока почитай вот эту книгу. — И она подсунула под подушку Троянды томик в тисненом переплете. — Ну, до завтра!

Троянда проводила Джилью равнодушным взглядом. Как всегда, от ее трескотни только хотелось спать. Больная вытянулась поудобнее, но мешали тяжесть на простынях и твердая книга под подушкой. Решив терпеливо нести свой крест, Троянда вынула книгу и отыскала ту «безделушку», которую бросила ей Джилья.

Да… хорошенькая вещица! Какое-то головное украшение с шестнадцатью алмазами, таким же количеством изумрудов и сапфиров и со ста пятьюдесятью жемчужинами: Троянда почему-то тщательно пересчитала их. Они сначала никак не могла распознать фасон этого украшения, а потом поняла, что к нему прицепились еще четы ре ожерелья с прекрасными драгоценными камнями.

Да это истинное сокровище! Даже на самый неопытный взгляд оно стоило около пятидесяти тысяч дукатов

Троянда не удержалась — надела на себя и венец, и ожерелье. Камни приятно холодили лоб. Это были сапфиры — ее любимые сапфиры! И жемчуг…

Вдруг вспомнилось, как она говорила Цецилии: «Будь я богата, я заказала бы себе жемчужные четки!» И так сжалось сердце, такая острая боль пронзила все ее существо, что Троянда сорвала с себя убор, швырнула его в угол, схватилась за книжку, но та выпала из рук, раскрылась на титульном листе — и она увидела имя автора и название.