Дороги Фландрии - Клод Симон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет
Я снова сказал Ты не веришь что я тебя люблю снова навалившись на нее животом и бедрами проникнув в сокровенные глубины ее тела на миг она задохнулась потеряла голос но наконец ей удалось снова произнести:
Нет а я: Ты не веришь что я тебя люблю В самом деле Не веришь что я тебя люблю Ну хоть сейчас скажи люблю я тебя скажи люблю и с каждым новым вопросом я все резче и резче налегал на нее не давая ей времени сил для ответа из груди ее из глотки рвался теперь лишь нечленораздельный стон но голова яростно перекатывалась по подушке справа налево в темном пятне ее волос как бы утверждая Нет Нет Нет Нет, они заперли на дальнем краю луга в свинарнике фермы служившем им караулкой какого-то сумасшедшего он сошел с ума во время бомбежки иногда он принимался орать и вопил без конца вроде бы и без толку орал если так можно выразиться вполне мирно то есть не бушевал не барабанил в дверь не стучал просто вопил и просыпаясь ночью от его криков я всякий раз говорил Да что же это такое, а он Это сумасшедший, и по обыкновению своему угрюмо мрачно сворачивался клубочком стараясь запрятаться с головой под шинель, мне было видно их, я видел их черные тени безмолвно шагавшие взад и вперед по главному проходу в неуклюжих тяжелых своих шинелях со своими собачьими ошейниками порой поблескивавшими при лунном свете, с ружьем за плечом, и они тоже надеясь согреться похлопывали себя по плечам совсем как кучера фиакров, до меня донесся его голос из-под шинели приглушенный яростный он сказал Будь я на их месте я бы врезал ему разок по морде прикладом небось перестал бы нам в печенки въедаться сволочь вот так всю ночь без передышки, он орал в потемках без толку без цели, потом она вдруг сразу перестала кричать мы лежали разжав объятия как двое мертвецов безуспешно стараясь наладить дыхание и нам чудилось будто вместе с воздухом из груди изо рта пытается выскочить само сердце, оба и я и она мертвецы оглушенные гулом собственной крови которая с грозным ворчанием отхлынула от нутра спеша ворваться в сложное разветвление наших артерий вот так же бывает, это называется по-моему подъем воды во время прилива, когда все реки вдруг текут вспять к своим истокам, словно бы наши артерии пересохли на мгновение от отсутствия крови словно бы вся наша жизнь целиком бросилась ревя как водопад из наших утроб вырываясь выдираясь из нас из меня из моего одиночества и очутившись на свободе устремлялась прочь хлынула широко разлившись затопляя нас обоих без конца так как будто конца никогда не должно было наступить как будто этому никогда вообще не бывает конца (но это неверно: был только один миг, когда мы в опьянении думали что он вечность, но в действительности это был только один миг вот так же бывает когда с тобой во сне наслучалась кажется целая куча вещей а откроешь глаза и видишь что стрелка часов лишь чуть стронулась с места) потом все отхлынуло бросилось теперь в обратном направлении будто с размаху налетев на стену, на какое — то непреодолимое препятствие прорваться через которое удалось бы лишь крошечной частице нас самих и то до известной степени обманным путем другими словами обманув разом и то что мешало ей прорваться освободиться и нас самих, нечто яростное несправедливо обойденное вопившее тогда в нашем несправедливо обойденном одиночестве вновь потерявшее свободу, яростно толкающееся в перегородки в тесные и глухие рубежи, бушующее, потом мало-помалу улегшееся, и через минуту она зажгла лампу, я быстро закрыл глаза все стало коричневым потом коричнево-красным я все еще не открывал глаз я слышал как серебристо течет вода все унося с собой растворяя… (я мог слышать ее серебристо ледяную и черную той ночью стекающую с крыши сарая заваленного молодыми дубками казалось что в темноте сама природа деревья вся земля вот-вот целиком растворятся утонут раскиснут сами превратятся в жижу что их сгложет этот медлительный потоп тогда я решил тоже пойти к колченогому который пригласил нас к себе сегодня вечером присоединить — с я к ним вместо того чтобы валяться на коричневом сене или вернуться в кафе и снова начать пить; Вак все равно будет бодрствовать, хотя нынче вечером он не дневальный по конюшне но все равно никуда не пойдет: он молча смотрел как я проследовал мимо и вышел под черный дождь но и сейчас как и днем мне не удалось ее увидеть, они втроем с колченогим сидели уже вокруг стола, Иглезиа и еще один вели о чем-то вполголоса беседу со слугой стоявшим возле очага; только ее тут не было, остановившись на пороге я поискал ее глазами, но ее тут не было и помолчав я спросил уж не происходит ли здесь заседание совета солдатских и крестьянских депутатов, но они подняли на меня недоверчиво-осуждающие глаза я сказал им пусть не обращают на меня внимания сказал что за всю жизнь научился играть только в батай то бишь в баталию и отойдя сел у очага: там стоял огромный эмалированный кофейник а стол на котором они играли был покрыт желтой клеенкой где красным были изображены пальмы минареты мужчины с ятаганами и женщины у фонтана наполняющие водой или несущие на плече продолговатые кувшины, всякий раз когда один из игроков бил карту он сначала секунду-другую держал ее на весу потом бросал (жестом торжествующим, злобным?) на стол прихлопывая при этом яростно ладонью, потом я увидел ту: нет вовсе не ее, не эту белизну, не то сладостное и теплое видение промелькнувшее на миг в предрассветной светотени конюшни, но так сказать ее противоположность или скорее полное ее отрицание или скорее ее извращение извращение самой идеи женщины грации сладострастия, как бы кару за все это: отвратительную старушонку с козлиным профилем и козлиной бородкой с непрерывно трясущейся головой и старушонка эта когда я присел с пей рядом на скамейку за очагом уставив на меня два своих бледно-голубых глаза, две почти белесые лужицы с минуту украдкой наблюдала за мной приглядывалась, а нижняя ее челюсть ходила беспрерывно взад и вперед не переставая что-то жевать, а вместе с нею ходила козлиная бородка, потом она пригнулась приблизив ко мне свое лицо так что я мог коснуться этой желтой иссохшей личины (мне почудилось будто сидя здесь в обычной крестьянской кухне я стал жертвой некоего наваждения — и впрямь было что-то колдовское в этом крае затерянном отрезанном от всего мира с его глубокими лощинами откуда доходило лишь слабое потренькивание колоколов с этими как губка пропитанными влагой лугами с этими лесистыми склонами одетыми осенью в рыжину и ржавь; так оно и было: словно бы весь этот край застыл в оцепенении во власти злых чар утонул под безмолвной пеленой дождя ржавел себе изглоданный загнивая помаленьку в запахе перегноя опавшей листвы а ее становилось все больше целые кучи ее медленно разлагались, и я всадник завоеватель в высоких сапогах явившийся сюда чтобы найти в глубинах мрака в глубинах времен соблазнить похитить лилейную принцессу о которой я мечтал с юных лет и вот в то самое мгновение когда уже казалось я настиг ее, схватил, заключил в свои объятия, прижал к себе, я очутился лицом к лицу с безобразной старушонкой словно написанной Гойей…) и сказала: Я его сразу узнала. А как же как же и бородка такая же! а один из них бросив разговаривать со слугой, взглянув на меня поверх очага подмигнул, заявив Сразу бьешь без промаха а я За этим-то я сюда и пришел а он Боюсь только возраст у нее для тебя не совсем подходящий а я Да этак лет на двести больше. Но это значения не имеет. Так что же вы видели бабушка? она нагнулась еще ближе ко мне бросила быстрый взгляд в сторону колченогого, игроки по-прежнему озабоченно и шумно хлопали картами по столу: Иисуса сказала она. Иисуса. Христа. Только это нечистый был. я посмотрел на него поверх очага он снова подмигнул мне Я тоже так думаю сказал я Самый нечистый из всех нечистых А где он?
На дорогах Да? Как же так?
Со своей бородкой ответила она И с палкой Я тоже его видел сказал я
Он палку из рук не выпускает. Хотел меня прибить Ух ты чертова потаскуха, крикнул колченогий обернувшись в нашу сторону Да кончишь ли ты чушь плести Иди-ка лучше спать
Дерьмо сказала старуха. Трое солдат сидевших вокруг стола покатились со смеху, на минуту старуха застыла поглядывая на колченогого ожидая когда он соберет свои карты вся скукожившаяся съежившаяся на краешке скамьи ее крохотные выцветшие глазки окруженные розовой блестящей каемочкой вспыхнули злостью ненавистью, Рогач! сказала она (по-прежнему шамкая цедя слова сквозь зубы:) Злыдни они Я совсем одна, потом повторила Рогач! и еще раз Рогач! но они уже начали играть, старуха бросила в мою сторону торжествующий взгляд и опять нагнулась ко мне, Прогнали его с его ружьем, сказала она, Хоть взял ружье, а все равно рогач. Я снова поверх печурки взглянул на него и он снова подмигнул мне
Пускай сколько душе угодно запирает ее в спальне хихикнула она Она еще ближе пригнулась ко мне толкнула меня локтем в бок и маленькие мертвые глазки в желтых потеках беззвучно смеялись Но ключ-то не один добавила она.