Властелин рек - Виктор Александрович Иутин

— От Аннушки и сыновей привез тебе пожелания доброго здравия. Ждут тебя, — докладывал Архип. — Она уж со мной порывалась поехать, я не дозволил. Пущай с детьми останется… Живут они у Матрены… Та уж полюбила Матвея с Васькой, как внуков. Озорные они… Васька на тебя становится похож… Уж они ждут тебя, не дождутся…

Михайло слушал, жадно улавливая каждый слог Архипа, и наконец не выдержал, заплакал. Архип обнял его, похлопал по спине.

— Ничего… Ничего! Шведа побьете, а там…

— Ты сам-то надолго тут? — сделав над собой усилие, вопросил Михайло, утирая слезы.

— Я проездом. Отправлю Аннушке послание, что ты жив, здоров… А я сам в пермские земли к Строгановым поеду… Давно слыхал, что у них на доброй службе можно хорошее жалованье получить. Надобно же вам помогать…

— Отчего так далеко? — нахмурился Михайло.

— Слыхал не раз, что зуда весь люд работящий к лучшей жизни уходит. Дай, думаю, и я погляжу, как там. А то, ежели помру, до конца дней жалеть буду, что своими глазами не увидел…

Михайло спохватился, пригласил Архипа в избу, согнал от стола играющих в кости товарищей, кликнул хозяйке, дабы та ставила в печь вчерашние щи. Архип с дороги был, видать, очень голоден, жадно стал хлебать, обжигаясь, дымное варево.

— Сам-то что делать намерен? — вскидывая глаза, вопрошал Архип. — Бугровое восстановишь?

— На то у меня ни сил, ни денег не хватит, — отвалившись к стене, уныло отвечал Михайло, — много думал о том. В Новгороде буду, попрошусь на службу к какому воеводе. Воин я добрый, глядишь, не откажут.

— В боевые холопы подашься, стало быть? — изумленно спросил Архип.

— Иного пути не вижу…

В те годы множество разоренных дворян шли на службу к богатым боярам и князьям. Это был сложный и рискованный путь — все зависело не только от личных качеств служилого и от его отношений с хозяином, но и от самой удачи. Можно было получить от господина в конце службы земельный надел и не знать более бед, а можно было и на всю жизнь остаться в тяжкой кабале, ведь за пищу, кров и вооружение, которым снабжали боевых холопов, надлежало дорого платить…

Архип уезжал в тот же день. Перед дорогой Михайло поведал о тяжких месяцах осады, о князе Иване Петровиче Шуйском, которым все здесь восхищались, Архип же делился тягостным для него впечатлением от страшно разоренных окрестностей Пскова, выжженных дотла на многие версты. Далее он поведал о смерти Белянки, о своей жизни в монастыре и службе в смоленском гарнизоне, вскользь упомянул о казаках, своих новых боевых товарищах. И они бы говорили и говорили, Михайло радовался и такому мимолетному единению с семьей и все не хотел от себя отпускать Архипа, но времени у них уже не было. Напоследок они крепко обнялись.

— Обещаю содеять все, что смогу, — пообещал Михайло. Архип кивнул ему в ответ и, похлопав зятя по плечу, сел на своего коня и, круто развернув его, поскакал прочь.

Наконец, посольство к королеве Елизавете, получив последние наставления, было отправлено в путь. Иоанн долго ждал этого мгновения, и вот — свершилось! Федор Андреевич Писемский, опытный дипломат, некогда вместе с Афанасием Нагим участвовавший в переговорах с крымским ханом, стоял во главе посольства. Он и должен был лично предложить королеве новые условия военного союза меж Англией и Россией.

Иоанн мечтал отомстить Баторию, и все, о чем он думал тогда — как бы привлечь на свою сторону сильных союзников, вкупе с которыми можно было бы отбить у Польши потерянные земли! Тут как раз присланный год назад к Иоанну лекарь Елизаветы как бы случайно поведал ему о молодой племяннице королевы — Марии Гастингс. Иоанн, заметно оживившись, подробно расспрашивал о внешности девушки и ее здоровье. Оказалось, молодая девушка, по словам доктора, была очень хороша собой, и в голове Иоанна мгновенно сложился план будущих действий — он непременно должен породниться с королевой через эту прекрасную Марию и таким образом привлечь Елизавету к военному союзу против общих врагов, от коего королева так долго уклонялась.

«Тайно открыть королеве мысль государеву в рассуждении женитьбы, если Мария имеет качества нужные для царской невесты, для чего требовать свидания с ней и живописного образа её» — так звучало письменное наставление для русского посольства. Иоанн не сомневался в успехе этой миссии. Теперь оставалось самое тяжкое — ждать.

Отпустив дьяков, Иоанн проследовал в свои покои. Сегодня каждый шаг давался особенно тяжело и порой причинял страшную тупую боль во всех членах. Она была нестерпимой, оттого вспышки гнева были все яростнее и неукротимее. Боль, телесная и духовная, сопровождала Иоанна теперь всегда, словно он уже оказался в аду, где суждено ему было поплатиться за великие свои многочисленные грехи…

Тяжело идет государь, стуча посохом. На пути появляются, как всегда, бесчисленные придворные, но они молчат, кланяясь, пятятся, отступают в тень. Даже они своим вездесущием гневили Иоанна, и он старался просто не замечать их — в его глазах они представлялись безликими пятнами. Он всю жизнь вынужден был терпеть рядом с собой толпы лизоблюдов и льстецов. И теперь желал лишь покоя и уединения.

Иоанн уже осознал, что монашество так и останется для него несбыточной мечтой. Как оставить сыну Федору все то, что он, государь, создавал, укреплял, защищал, завоевывал все эти годы? Как этот жалкий инок, не смыслящий ничего в государственных делах, восстановит, укрепит поруганную державу и вернет принадлежащие России по праву земли? Не сможет он править! Не потому ли бояре не захотели себе иного государя, кроме Федора? Хотят царствовать вместо него!

Да, так и случится. Годуновы — вот кто захочет взять власть в свои руки! Подобно пиявкам, они присосались к царевичу, безмерно влюбленному в свою супругу, не принесшую, однако, за все эти годы наследника царскому дому! Ежели ранее Иоанн и не желал, чтобы Федор дал потомство, которое рано или поздно начало бы враждовать с потомством царевича Ивана, как это было всегда в доме Рюриковичей, то теперь от рождения наследника в семье Федора зависит судьба целой страны! Следовало бы развести Ирину и Федора… Но так много бед случалось из-за того, что Иоанн вмешивался в