Пять имен. Часть 1 - Макс Фрай

А я свой конверт не вскрываю пока. Еще просто повода не было проверить, сколько мне там на самом деле одиночества отмеряно. Я с этим одиночеством пока что вполне неплохо живу. И, может быть, проживу так весь срок, который полагается. А там посмотрим.

Еще говорят, есть такое одиночество, когда тебе все равно, сколько вокруг тебя людей — ты все равно будешь один. Но этому надо учиться, долго. Зато, если научишься, год такого одиночества за два обычных идет. Такие дела.

Еще у нас в городе есть облака. Много и волшебные, как и все остальное. На облаках у нас всякие девушки гадают, когда приходит им пора влюбиться. И каким-то образом умудряются увидеть там, наверху, не слонов и бегемотов, а суженого-ряженого или даже совсем настоящую свадьбу. Как выглядят эти свадьбы, я так и не поняла, но девушки говорят, что вполне пристойно. Я-то по старинке на кофейной гуще гадаю,

если вдруг повод появляется, как-то мне оно сподручнее. Да и облака переводить на такие глупости — это, как по мне, расточительство непростительное. Нет, им-то можно, конечно, они ведь молодые и влюбленные. А молодым и влюбленным вообще все можно. Хоть свадьбы в облаках видеть, хоть в этих же облаках витать. Им прощается. Я долго пыталась понять, почему так, а колдуны объяснили, что обычный человек только пару раз в жизни перестает быть человеком и становится чем-то вроде бога. И это вот как раз один из таких случаев. Так что пусть, сказали колдуны, у них это все равно быстро заканчивается, сразу после свадьбы, и облака тогда перестают всякую ерунду показывать.

А когда облака перестают показывать всякую ерунду, в них можно разглядеть прошлое, настоящее и будущее. Прошлое лучше всего рассматривать перед закатом, тогда можно увидеть то, что было на самом деле, а не то, что ты себе навспоминал да напридумывал. А будущее обычно показывают перед рассветом, разумеется, когда солнце еще только собирается взойти. И вот в этом, оранжево-розовом, с помощью которого оно готовится, как раз будущее и показывают. На это, правда, редко кто решается. Потому что облака, как и колдуны, всегда оказываются правы, и того, что ты утром там увидишь, уже никак не изменить.

Ну и днем, сидя на улице или на берегу реки, можно увидеть свое настоящее. Самую его суть. Это очень помогает иногда, если хочешь в себе разобраться. Там, на небе, все очень доходчиво объясняют обычно.

А еще, бывает, облака занимают детишки, и вот тогда по небу плывут слоны, верблюды и драконы, как и полагается.

И выйдешь, бывает, утром, кофе попить, смотришь на небо и пытаешься понять, то ли это девушки опять гадают, то ли детишки балуются, то ли тебе твое настояшее показывают.

Случилась у нас тут в городе эпидемия странная. Не то в воздухе что-то появилось, не то в воде, не то старый Джон какую-то гадость в вино подмешал. Он у нас шутник знатный. Как бы то ни было, а стали люди в городе выглядеть одинаково со своим настроением. Не то, чтобы там пол у кого-то поменялся или что-то еще кардинальное, это нет. А вот возраст менялся туда-сюда за милую душу. И всякие прочие внешности.

Я как узнала-то об этом, шла себе спокойно по главной улице в дальнее кафе. В дальнее кафе редко кто ходит, за мост и то чаще. Все потому, что в дальнем кафе полагается только печальные мысли думать. И приходить туда надо с печальными мыслями, иначе кафе это и не появится даже. Сначала никто понять не мог, зачем это у нас в городе такое кафе сделали, нам же всем вроде радоваться жизни полагается в любую погоду, а потом каждый хоть раз там да побывал. Уж очень хорошо там думается о печальном. А главное что — выходишь оттуда и настроение уже немного лучше. Потому что, как я думаю, ты там всю свою грусть вместе со счетом оставляешь. А уж куда хозяева кафе ее потом складируют — этого никто не знает. Да и не интересуется особо, потому что тайны у каждого свои.

Хозяев в кафе двое — девушка красивая длинноволосая и ее мама. Мама обычно сидит где-нибудь в уголке, все что-то подсчитывает. А девушка кофе носит. Только не улыбается никогда. Ну это-то как раз понятно.

И вот иду я значит в своих мыслях и вдруг чувствую, что как-то мне не очень хорошо, поясницу вдруг ломить начало, и вообще, состояние здоровья не мое совершенно. А мне навстречу мальчик идет. «Бабушка» — говорит. "Вам, может помочь чем? До лавочки какой-нибудь отвести?"

— Ты что, — отвечаю я, — совсем с ума сошел, мальчик? Какая я тебе бабушка?

— А какой я тебе мальчик? — обиделся он. — Я уже молодой человек, как минимум. А что-то у вас бабушка лицо такое знакомое?

Я на него смотрю и понимаю, что мне он тоже как-то очень знакомым кажется. Очень сильно на друга моего Матиаса похож. Так у него, из-за его одиночества пожизненного детей вроде быть не должно. Хотя всякое бывает, конечно.

И я его так осторожно спрашиваю

— Матиас, это ты, что ли?

— А что, — отвечает, — непохоже?

Ну тут мы сразу разобрались в чем дело, и на радостях весь день в песочнице играли. А что еще делать оставалось. Не ковылять же мне старушкой с грустными мыслями до того самого кафе.

Эта напасть у нас еще дня четыре была, пока колдуны из отпуска не вернулись и не сделали все как было. Но эти четыре дня жить было как-то уж очень странно. Потому что и друзей своих узнаешь с трудом, и сам то и дело меняешься. Самое страшное было, когда я вдруг в крашеную тетку превратилась. Большую такую и очень злобную. Я до того разозлилась на кого-то сильно, уже не помню за что, вот, видимо, со мной такая штука и произошла. Пришлось тут же идти с человеком мириться, чтобы не оставаться в этом виде надолго. Уж больно я себя теткой неуютно ощущала. Мне все думалось тогда про какие-то покупки, стирки и готовки. Бабушкой и то лучше было. У нее мысли прозрачные совсем. Но чаще всего я все-таки почти собой оставалась или вот, если с Матиасом встречалась, тут же в детство впадала. Это заразное, наверное, потому что он все четыре дня ребенком пробегал и даже расстроился немного, когда колдуны все починили.

— Всю жизнь я таким, конечно, оставаться не хочу, — сказал Матиас. — Но еще недельку, хотя бы, можно.

А я, когда все это закончилось, все-таки решила дойти до дальнего кафе. Но как-то не получалось. Как начну что-нибудь грустное думать, сразу себя старушкой вспоминаю. Мне как-то обидно стало, что я не могу кофе хорошего попить там, где хочется, и пошла я тогда к колдунам поскандалить.

— Что, — говорю, — Опять воспитанием занимаетесь? Как-то уж слишком в лоб на этот раз.

Колдуны в ответ только пробурчали что-то про сбой в матрице и истинные сущности, и ничего толком не ответили. А я, когда от них уходила, мельком в зеркало глянула, и померещилась мне там тогдашняя тетка. Я испугалась очень, и весь день потом лепила куличики с дочкой соседки. А кофе до сих пор попить не могу. Потому что наглядность страшная штука все-таки.