Разбойник - Роберт Вальзер

В ноябре, к началу сезона охоты, в замке стало оживлённо. Гости приезжали и уезжали, всё здание буквально кишело людьми, и слугам то было нечего делать, то приходилось делать слишком много дел сразу. Иногда замок мечтательно затихал, чтобы вновь наполниться самой что ни на есть оживлённой суетой в залах и коридорах. В том или ином месте вдруг возникали дамы, вышагивали гордо и высоко несли голову. Надлежало проявлять внимание, ум и прилежание. Кастелян метался в непрекращающемся возбуждении, а камердинер источал своё баснословное камердинерское величие. Один раз секретарь попросил меня отнести баронессе X. в комнату стакан лимонада от своего имени. Это изящное и трудновыполнимое задание привело меня в совершенный восторг. Поспешно, но и, разумеется, вполне торжественно понёс я напиток прекрасной даме, которая мне казалась целиком вылепленной из свежего молока. Баронесса X. и вправду была необычайная красавица, высокая и тонкая, но с мягко очерченной и полной фигурой. Ницше прав: женщины маленькие и с фигурой незначительной не могут быть красивы. Я вошёл в покои и передал лимонад баронессе, на которую прямо-таки молился, со следующими, казалось бы, тщательно отобранными и очень осторожными, а может быть, очень неосторожными и экзальтированными словами: «Меня, жалкого и ничтожного, но счастливого, сверх меры счастливого человека, послал к вам сию минуту такой же счастливый, сверх меры счастливый господин секретарь со стаканом цитрусового лимонада для госпожи баронессы, чтобы передать самой прекрасной на свете даме то, чего она пожелала испросить. Господин секретарь приказал мне передать госпоже баронессе, что он тысячекратно просит разрешения быть к её услугам. Я не знаю, где господин секретарь находится в данный момент; но знаю наверняка и смею утверждать, что где бы он ни был в этот час и в эту минуту и каким бы важным делом ни занимался, в мыслях он целует руку госпоже баронессе — причём, вероятно, страстнее, чем позволяют принятые в аристократической среде приличия — поскольку он каждую секунду ощущает себя верным рыцарем, защитником и покорным слугой милостивой госпожи баронессы. Прекраснейшие и милостивейшие глаза смотрят, как несложно заметить, с удивлением и некоторым изумлением на ничтожного посыльного и не имеющего значения курьера, который говорит на языке тех, кто опьянён выпавшим на их долю счастьем служить воплощению милости и красоты. Находиться в присутствии госпожи баронессы — великое счастье для каждого, и может быть, это обстоятельство отчасти извиняет дерзкую речь, которую счастливчик осмеливается произносить, и восторженный тон, в который он нечаянно впал».

Действительно ли я произнёс эту заносчивую и влюблённую речь, или только мечтал и фантазировал, а, может быть, всё же выпалил все эти слова — неважно, в любом случае, я отчётливо помню, что получил от прекрасной дамы весьма благосклонный, любезный и кроткий взгляд из действительно исключительно прекрасных и добрых глаз, а ещё она меня кратко, но очень вежливо поблагодарила, и это благодарное слово было для меня желанной добычей, заполучив которую в свою собственность, я поспешно удалился с низким поклоном. А вот нетерпеливо и беспокойно вышагивавший из угла в угол, на вид довольно неприятный или совершенно излишний человек смотрел на меня немилостиво и неприветливо; это был, так мне казалось возможным предположить, господин супруг прекрасной госпожи баронессы, который, возможно, с большим удовольствием бы меня высек за счастливую мину, образовавшуюся у меня на лице в присутствии его супруги. Когда впоследствии секретарь спросил меня, как повела себя баронесса при передаче ей стакана лимонаду, я ответил: «Прелестно! Очаровательная дама, её улыбка сладка как поцелуй, а глаза невыразимо прекрасны. Она велела благодарить вас за оказанную услугу». Этими словами он остался очень доволен. В дополнение остаётся сообщить о секретаре, что он очень хорошо играл на фортепиано, из-за чего пользовался моей, так сказать, любовью. А почему бы и не любить людей, которые доставляют нам удовольствие своими талантами, знаниями, умениями и навыками?

Уже начал падать первый снег, большие мягкие хлопья сыпались во двор замка, а я втайне был тому, странным образом, рад. Наши глубоко (или, во всяком случае, весьма) уважаемые господа зачастую возвращались домой с прогулок насквозь промокшие. Снег и дождь, на самом деле, невежливые, невоспитанные, неотёсанные компаньоны без всяких манер и образования, и их, мне кажется, никакой ценой и, даже приложив огромные усилия, невозможно обучить приличиям в отношении высокопоставленных особ, а ведь отсутствие необходимой порции нежности в обращении с такими особами портит им жизнь, не говоря уже об отсутствии уважения к их благородному происхождению, рангу и богатству. Но ни ветер, ни непогода не удосуживаются спрашивать: «Что угодно?» и «Чего желаете?»; они по - королевски свободны и независимы и могут позволять себе столько безоглядностей, сколько им заблагорассудится. Никто не злится на слякотную погоду за слякоть и промозглость, поскольку все сходятся во мнении, что сердиться в этом случае бесполезно. Непосредственно после возвращения домой дамы и господа кушали в столовой зале горячий чай, который мы, ловкие и проворные слуги, сервировали с грациозностью, поспешностью и изяществом, чтобы все снова стали довольны, согрелись и развеселились и чтобы ни один благородный отпрыск, нет, даже ни пол-отпрыска чтобы не простудилось. Аристократия была представлена в большом числе, равно как и управляющий, либо руководитель, либо директор придворного театра. А вот что касается промышленников и коммерсантов, то бросалась в глаза живейшая недостача их визитов к нам, а также изобилие их присутствия в других местах, но нам, людям из прислуги, это было совершенно безразлично, поскольку мы не имели ни малейших общественно-политических интересов. Кто давал больше и щедрее на чай, тот был нам вместо царя. Не только отдельные моменты, но всё своё пребывание в замке я находил чарующим и захватывающим, а сам замок я полюбил, как свой собственный. От своеобразной внутренней радости я почти подпрыгивал и от всей души и счастливого сердца пылал любовью к окружающим людям и предметам. Всё, что ни попадалось мне на глаза, казалось мне прекрасным, а с теми неприятностями, с которыми приходилось сталкиваться в повседневной жизни, я примирялся таким образом, что пытался сдружиться или хотя бы сговориться со всеми недружелюбностями и несговорчивостями, и такое поведение мне, по всей видимости, шло только на пользу.

Непосредственно перед основным приёмом пищи, он же ужин, в коридорах, на лестницах и в залах требовалось зажигать благовонные курения, обязанность, возложенная на незавидные плечи сочинителя этих строк. Волшебно, словно в сказке из «Тысячи и одной ночи», пахло тогда в замке, и пленительные, околдовывающие змеи расползались по всем комнатам, чтобы окончательно разогнать и изничтожить неугодный чад и неприятные кухонные запахи. В те вечера, когда давали большой званый ужин, замок уподоблялся сладкой мечте, полной прелестных, возвышенных невероятностей. Великолепные юбки, то есть, скорее мантии и шлейфы, шуршали и хрустели по залам и коридорам, а человек, с которым я весьма хорошо знаком, звонил в швейцарский коровий колокольчик перед началом трапезы, чтобы гулким мелодичным звоном пригласить гостей к торжественному мероприятию, т. е. угощению. Боже, как очаровывал меня этот захватывающий звон колокольчика, этот прекрасный, глубокий звук, вслед за которым открывались двери, и все присутствующие люди, в княжеских нарядах и украшениях, собирались к столу, чтобы отведать яств и развлечься беседой. Сама столовая зала и застолье выглядели не менее чудесно: свечи, рассыпанные по скатерти цветы, поблескивающие стаканы и блюда, разрумянившиеся лица, звуки Моцарта и звонкий, задорный смех. Но для многословия не хватит места и бумаги. Место здесь, как строительный участок, даётся дорогой ценой, потому я должен сдерживать и усмирять себя; надеюсь, что мне это по силам.

На открытое, красиво выставленное напоказ, белое и гладкое декольте мне всегда казалось приятно посмотреть. Но это чудо природы оживляет и освежает меня куда больше, когда оно залито и, в некоторой степени, приближено к совершенству доверительным сиянием свечей. Однажды, во время большого обеда, или, лучше сказать, ужина, меня постиг сенсационный и сокрушительный неуспех: я продемонстрировал непростительную глупость, капнув горчицей на туалет графини. Уничтожающий взгляд был мне, несчастному, наказанием по заслугам, хотя это ещё далеко не означало, что я, несчастный, был вынужден признать себя так уж целиком уничтоженным. А в другой раз поражение с лихвой окупилось победой, причём успех, виной которому стал безвредный древесный червь, был блистателен и грандиозен. А именно, мне удалось, прислуживая за столом, ухватить и уловить червячка, который полз по белоснежной скатерти рядом с пухлой дамской ручкой. Бедное невинное, хоть и, возможно, несколько отвратительное животное проделало путь в камин и там, по всей видимости, погибло в огне. Сам граф оказался свидетелем моего мастерства и кивнул мне с одобрением и поощрением. Должен признаться, что это происшествие с червяком осчастливило меня на целый вечер. Кастелян откровенно завидовал гордому виду, который я напустил на себя по поводу моей маленькой удачи. А разве не играют мелочи огромной роли в жизни людей? Я думаю, что очень и очень!