Час возвращения - Андрей Дмитриевич Блинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ах, вот зачем она бегает по школам», — подумал Бахтин, ожидая, что скажет доктор дальше. А она говорила:
— Ничуть не лучше детство заласканное, чрезмерно опекаемое. Оно — почва для эгоцентризма в мышлении, для стремления к высоким желаниям, требованиям. Так вырастает личность претенциозная, она всегда ждет легкого, доступного удовлетворения всех желаний. Но мир взрослых, реальный мир не дает ей ходу, и человек разочаровывается, дает волю разрушительным желаниям. Алкоголь оказывается самым доступным средством, чтобы успокоиться, удовлетворить сжигающее душу чувство недостижимости. Так и появляется среди людей алкоголик — ущербная, несовершенная душа. У него слаба приспособленность к жизни и затруднены межличностные связи. Чтобы компенсировать свою несовершенность, он и прибегает к помощи извне. И тот же алкоголь снимает напряжение от столкновения с жизнью, облегчает контакты и в конце концов подавляет угнетающее чувство собственной несостоятельности…
— Значит, важнейшие звенья в формировании личности — семья и школа? Правдивое, честное, умное воспитание? Подготовка человека к реальной жизни, к трудностям? — подытожил Прохоров. Ему были созвучны мысли доктора. — А что сегодня, что завтра делать нам с теми, кто уже, так сказать, сформировался?
— Остепениться. В первую голову самим. И людей своих не спаивать…
— Екатерина, говори, да не заговаривайся! — сразу же встал в позу Бахтин: что это она, на самом деле?
— А я в своем уме, Василий. Ты подсчитай, сколько у тебя праздников в году? Только своих, совхозных? «Березка» — это что, окончание сева? «Ромашка» — конец сенокоса, так? «Дожинки» — понятно. А на фермах? Там свои праздники. Ну а профессиональные. О государственных я уж молчу. Хотя их тоже можно праздновать без пьянства, без последующих прогулов. Ну а ты с твоим характером везде — живой пример.
— Угадала! — Бахтин сердито пыхтел, недовольный проработкой.
— Не нравится? Ну, конечно. В совхозе тебе никто не скажет: вместе выпиваете. Да и сверху кто скажет? Всем ты нужен. Ну, ну, не корчись. Я ведь знаю: каждую пятницу тебе звонок из области. Ты уж, наверно, боишься этих звонков: «Ах, Василий Спиридонович, как твое драгоценное? В норме? Чудесно! А совхозные прудики не обмелели? И караси, наслышан, нагуляли вес. Так приедем. Да, да, снасти у нас свои и о наживке позаботимся». И вот привалят порыбачить. А у тебя походный стол уложен, барашек только что прирезанный, лучок зеленый, огурчики… Ты постой, дай уж я выскажу тебе все. Выпиваешь с ними, хотя душа болит — с семьей-то сколько выходных не бывал. Пьешь и волнуешься. Петр-то Семенович «Посольскую» любит, а Семен Петрович к «Зверобою» пристрастен, будто бы эта настойка желудок лечит. Ты же не можешь с ними не выпить, они твои гости и будущие протеже в областных инстанциях. Я уж не говорю, что это безнравственно, а еще и здоровью урон. А сколько людей постепенно втягиваются? А в районе что, лучше?.. Иные комиссии тем и тешат себя, что ждут отходной пирушки — выезда на природу или в ресторан.
— Ну, знаешь!
Но доктора остановить было уже нельзя.
— Ты бы, Василий, оглянулся, что это у вас все без конца празднуют? Юбилей какой-нибудь или юбилейчик: свой, жены, дочки, сына, внука — пьют. Поминки — это святое. Проводы, встречи. Наши шайбу забили — стопочку. И пошло. Да что это — как с цепи сорвались! От пьяниц родятся уже предрасположенные к алкоголизму. Хотя бы подумали о будущих поколениях. Кого мы оставим после себя? Какое это будет поколение? Какое потомство оно способно будет дать? Надо внушить людям веру, веру в свое бессмертие.
— Катерина, ты в уме? Что, снова бога призываешь? — попытался отшутиться Бахтин.
— Ординарно ты мыслишь, Василий. Бессмертие — в детях. Если бы ты, Василий, внушил себе и детям, что ты и они никогда не умрете, и внуки твои не умрут, и внуки твоих внуков, потому что в них твое бессмертие, ты не стал бы убивать в себе и в детях здоровье, физическое и духовное. Бессмертен-то, в конце концов, не ты, не капитан Прохоров, а наше здоровье. Быть здоровым — это подвиг человека.
Доктор Смагина, рассерженная не на шутку, почти разъяренная, уже не могла сидеть. Она встала, подошла к окну, задумалась.
Прохоров видел, как ей было трудно говорить, ведь для нее это не просто слова, за ними — судьбы, страшные судьбы людей, которые прошли перед ней за эти годы.
Екатерина Власьевна не слышала, когда ушли гости. Повернулась — кабинет пуст, будто Бахтина и Прохорова вовсе не было. Это огорчило ее, вызвало неприятное чувство одинокости. Вот и они ушли, не сказав ни слова. Ишь ты какие корректные, не хотели, видимо, отвлекать ее от размышлений. Хорошенькое дело? А она-то, она как глубоко отвлеклась… Ну а Василий, он ведь только одну половину усваивает. Нет бы браться всерьез, а половинчатость и поражение ходят рядышком, рука об руку.
Она оглядела кабинет. Шкафы полны историй болезней, ее наблюдений над больными. Скольких она вылечила, а еще больше — не сумела. Они прошли перед ней и исчезли, бесследно. Когда-то она была увлечена подготовкой диссертации, но вдруг остановила себя: не кощунство ли на трагедиях людей делать науку? Теперь-то она знает, что была неправа. Надо было сказать людям всю правду, предостеречь новые поколения от ошибок их отцов. Теперь нет, не отступится и напишет диссертацию, чего бы это ни стоило.
В окно она видела, как вышли из подъезда Бахтин и Прохоров. Первым порывом ее было остановить их, досказать то, что не досказала, но не остановила. Если у Васьки что-то засело в голове, то он не успокоится. Кто-кто, а она-то уж знает его еще по школьным временам. Председатель ученического комитета, он был напорист на пути к цели, умел увлечь ребят. Еще бы — с таким веселым, неунывающим характером можно горы свернуть. По вот и он где-то не устоял против сложностей времени и теперь намерен выкарабкаться. Хорошо, если сумеет.
Они, двое, постояли у машины, поговорили, видимо, неравнодушно — иначе Бахтин не стал бы так сердито размахивать руками. Вот нырнули в «уазик» и умчались. Екатерина Власьевна отвернулась от окна. В кабинет тихо входили врачи и рассаживались. Начиналась утренняя пятиминутка.
