Трудная профессия: Смерть - Mirash

— Ты не слышишь, что ли? Я тебя спросила, ты с нами? — спросила Вересная.

— Да нет, я и не знала про вашу гулянку. Просто в комнате шумели. Я вообще спать пойду.

— Я тоже недолго, — понимающе сказала она. — Глаза слипаются и ноги не держат. Давай часок посидим и вместе уйдем. Там все равно еще в домике много людей, спать не дадут. Пока все добредут, как раз час пройдет, если не больше.

Она развернулась и пошла к сумкам с продуктами. Твою мать, Вересная, ты надо мной издеваешься? Что я здесь буду с вами делать целый час? Вроде и скандалить нет оснований, и уйти просто так странно, и оставаться глупо. Ну как тебе удается раз за разом ставить меня в такое глупое положение, когда я вообще не понимаю, что мне делать?

— Мягкова, не помоешь огурцы? — Лабутчер показала на пакет.

А как же! Это вообще совершенно нормально, что я здесь и сейчас займусь огурцами, потом еще песен с коллективом спою! Мне вдруг стало смешно от нелепости ситуации. Ну и ладно, почему не помыть вам огурцы, все равно надо чем-то занять руки. Я взяла пакет, складное ведерко и канистру с водой. Ребята справлялись быстро, чувствовался навык. Не успела я разобраться с огурцами, а уже горел костер, были постелены туристические коврики, разложены еда и напитки. Аня Воронина стеснительно протянула мне помидоры и нож, она вообще боялась лишний раз ко мне подходить, слишком я выбивалась из ее плюшевых представлений о мире. Ладно, порежу я тебе молча помидоры, какая уже разница…

Публика потихоньку прибывала, расчехлили гитары, расселись вокруг костра. Я налила себе газировки, взяла бутерброд и тихонько уползла в темноту, под дерево. Мне вдруг страшно захотелось еще немного здесь побыть. Никто на меня внимания не обращает, говорят не обо мне, главной головной боли — Дягилевой — пока нет, может быть вообще не придет. Почему не посидеть со всеми, хоть посмотрю, как оно бывает? Все равно скоро уйдем вместе с Вересной, главное, не потерять ее из виду. И все будет нормально.

Ребята пели песни, смеялись и делились впечатлениями о прошедшей практике. Меня не замечали, кажется, большинство вообще не подозревало, что я здесь. Мне было достаточно прохладно, но в целом терпимо. Вересная сидела у костра и смеялась вместе со всеми. Она забыла про свои намерения уйти через час? Впрочем, ладно, посижу еще немного. Только глаза слипаются…

— Ой, это Мягкова? — услышала я сквозь сон голос Бабушкина.

— Точно. Она что, успела набраться?

— Да нет, Митя, не думаю. Просто устала, они с Женькой всю ночь над отчетом просидели, та вон тоже отключилась.

— Она над отчетом сидела? Это в смысле?

— В прямом смысле, писала раздел. Накладка вышла, мы и не в курсе были, все спали, а они с Вересной пахали как две лошадки.

— И что, Мягкова прямо работала? Не шутишь?

— Не шучу, прямо работала. Два раздела отчета ее рук дело. Кстати, пишет классно.

— Ничего себе, — подивился Митя.

— Чего тут у вас, заговор? — присоединился веселый голос Игоря.

— Тише, не буди.

— Ого, Ксения тоже здесь, — он убавил громкость.

— Ну как тебе сказать… физически она с нами, а дух ее в стране Морфея.

— Духу Ксении может и хорошо, а вот ее бренное тело замерзнет на голой земле спать.

— Предлагаешь будить?

— Зачем, пусть спит, перенесем просто. Там коврик свободный найдется?

— Даже спальники брали на всякий случай.

— Вот и отлично. Постели рядом с Женькой, ее уже уложили.

Я почувствовала, как меня подхватывают на руки и сквозь сон с трудом пробормотала:

— Я сама…

— Спи, спи. Я тебя переложу в тепло.

Игорь уложил меня в мягкий и теплый спальник, сил открыть глаза так и не было. Пусть делают со мной что хотят…

— Какая умильная картинка, Мягкова и Вересная вместе сопят носами. Надо их сфотографировать, когда еще такое увидишь, — балагурит Митя.

— Мягкова тебя пошлет матом, а Женя вежливо, но обе в одном направлении, — скептически замечает Статская, — лучше не нарывайся.

— Брось, такие милашки, дайте же мне фотоаппарат!

— Хотя бы вспышку отключи, папарацци, разбудишь.

— Да ладно, я шучу. Смешно просто на них смотреть, согласитесь.

— Ну и не смотри, — ворчит Игорь. — Умаялись девчонки, оставь их в покое, пойдем к костру.

Голоса удаляются, я поворачиваюсь на другой бок и окончательно проваливаюсь в сон.

Глава 17

— Женя, Ксюша, просыпайтесь. Надо в домик перебираться, — негромко позвала Лабутчер.

Я разлепила глаза и огляделась. Небо уже начинало светлеть, костер был затушен, на полянке лежали пакеты с собранным мусором, самые стойкие будили остальных и собирали вещи. Людей осталось немного, остальные, видимо, успели разойтись раньше. Рядом со мной зашевелилась Вересная.

— Не хочется вставать… — она секунду жмурилась, потом рывком выпрыгнула из спальника.

В свою очередь я выползла медленно и моментально закоченела. Как холодно-то, зуб на зуб не попадает. Вересная уже бодро прыгала по полянке, разминаясь. Я натянула кеды, кем-то заботливо с меня снятые — видимо, не хотели упаковывать в спальник в обуви.

— Ну что, господа студенты, пробираемся на свои места согласно штатному расписанию?

Митя подхватил часть сумок, остальное разобрали другие. Пакеты с мусором, как самое легкое, досталось женской половине, по дороге мы завернули к мусорным бакам и избавились от них.

— Ты замерзла? — поинтересовался Коля.

— Немного.

— Надо же было додуматься в одной тонкой водолазке пойти. Держи, — он снял с себя куртку, я смутилась и отрицательно покачала головой.

— Бери, у меня свитер теплый.

Я нырнула в нагретую Колину куртку и почувствовала себя лучше. Минут через двадцать мы вышли к базе, я было нацелилась на центральный вход, но Митя поспешно перехватил меня за шиворот.

— Мягкова, блин, ты совсем головой не думаешь, — беззлобно выругался он. — Раз уж мы нарушаем распорядок, так не надо это делать столь демонстративно и входить на глазах у охранника.

— Но… я через забор не перелезу! — они засмеялись.

— Тебя никто и не просит, золотые ворота на что?

— Какие золотые ворота?!

— О, студентка, называется. Пойдем, просветишься.

Золотыми воротами оказалась небольшая дырка в заборе со стороны студенческих домиков, отлично скрытая кустами от посторонних глаз. Вокруг дырки шутливо вился фломастерный узор, была приспособлена кривоватая табличка «Золотые ворота», выцарапаны чьи-то имена, сердечки и прочая ерунда. Видимо, к этому месту у студенческого сообщества было особо трепетное отношение. Всмотревшись, я увидела выцветшую надпись, подозрительно напоминающую автограф Некруева.