Земля, позабытая временем - Эдгар Берроуз

Ал-тан с минуту мрачно молчал, но потом его лица прояснилось и стало чуть добродушнее.

— Вы меня не так поняли, — произнес он, — я не собираюсь причинять вреда этому незнакомцу, я хотел только задержать его на один день, чтобы он мог принять участие в пиршестве в деревне. А утром пускай идет своей дорогой, я его не держу.

Сомнения мои его речь до конца не рассеяла, но побывать в деревне кро-лу было любопытно. Кроме того, если Ал-тан и замыслил какой-то обман, мы все равно находились в его власти. Ночью же мог подвернуться удобный случай для бегства. Пытаться вырваться из кольца воинов сейчас было безумием. Поэтому я, чтобы рассеять подозрения, тут же согласился на его предложение и вежливо поблагодарил за оказанную честь. Это ему явно понравилось, и по дороге в деревню Ал-тан шел рядом со мной, расспрашивая о моей стране и ее обычаях. Больше всего его, кажется, удивило, что у меня на родине люди могут спокойно передвигаться днем и ночью без риска быть съеденными хищными зверями или ящерами. Когда же я рассказывал ему об армии, его наивный рассудок отказывался принять тот факт, что огромные массы людей содержатся обществом с единственной целью — истреблять себе подобных.

— Как хорошо, — сказал он, — что я не живу в твоей стране среди столь кровожадных людей. Здесь, на Каспаке, тоже сражаются воины разных племен. Наше оружие предназначено в первую очередь для охоты и для защиты. Мы не делаем оружия с целью убивать, как это делаете вы. В твоей стране, чужеземец, живут, должно быть, настоящие дикари, и тебе повезло, что ты теперь находишься в мирном и спокойном краю.

Как видите, вождь высказал довольно смелую и свежую мысль, с которой я готов согласиться, особенно если учесть, что перед этим рассказывал Ал-тану о большой войне, вот уже два года бушующей в Европе.

По дороге в деревню мы постоянно сталкивались с хищниками и трижды подвергались нападению, но все это воспринималось Ал-таном как нормальный ход вещей. Он наносил удар копьем или пускал стрелу в нападавшего хищника, а затем, как ни в чем не бывало, возвращался к прерванной беседе. Двое воинов получили ранения, а один даже был убит насмерть разъяренным носорогом, но стоило опасности миновать, как о ней уже больше никто не вспоминал. С убитого сняли одежду и оружие и оставили на месте — хищники позаботятся о погребении. Трофеи, которые кро-лу пренебрежительно оставляли пожирателям падали, заставили бы позеленеть от зависти любого английского охотника. Они забрали с собой лишь мясо носорога, и то по единственной причине, что очень его любят. Часть носорожьей шкуры они тоже забрали с собой — она используется для изготовления обуви, щитов, рукояток ножей и других целей и ценится за толщину и прочность.

Особенно заинтересовал меня их щит. Я даже оказался свидетелем отражения нападения саблезубого тигра с его помощью. Огромный зверь неожиданно выскочил из кустарника, где, по всей видимости, спал после утренней охоты. На него обрушился град копий, некоторые из них были пущены с такой силой, что пробили тело насквозь. В момент нападения тигр находился очень близко к отряду, поэтому ему удалось прорвать цепь обороны. Метнув копья, воины с непостижимой быстротой принялись пускать в него стрелы. Рыча от ярости и боли, зверь обрушился на Чал-аза, я же в отчаянии сжимал бесполезное в такой сутолоке ружье. Но Чал-аз был готов к нападению. Отбросив свой лук, он спрятался за большим овальным щитом, в центре которого находилось отверстие диаметром в шесть дюймов. Крепко сжимая щит за внутренние ремни левой рукой, в правой он сжимал тяжелый нож. Утыканный, как дикобраз, копьями и стрелами хищник в прыжке опрокинул Чал-аза на землю. Тот упал на спину и прикрылся сверху щитом, который полностью накрыл его тело. Пока тигр рвал когтями плотную кожу носорога, покрывавшую щит, Чал-аз через отверстие наносил ему удары ножом. Безо всякого сомнения, храбрый воин обошелся бы и без моей помощи, но тут мне представилась возможность выстрелить без риска зацепить кого-нибудь, и одной пулей я уложил тигра наповал.

Поднявшись на ноги, Чал-аз взглянул на небо и заметил, что собирается дождь. Все остальные молча возобновили движение. Инцидент был исчерпан. Не знаю почему, но этот эпизод напомнил мне одного знакомого. Тот как-то застрелил бродячую кошку у себя во дворе, и три недели подряд только об этом и говорил.

Уже темнело, когда мы добрались до деревни. Она состояла из нескольких хижин, покрытых травой и листьями, и была обнесена высокой изгородью. Жилища эти располагались группами от двух до семи хижин.

Вплотную примыкая друг к другу, они чем-то напоминали пчелиные соты. Если хижина стояла одна, значит в ней жил воин с одной женой, а если хижин было больше — то с несколькими. Изгородь вокруг деревни была сделана из кольев, плотно примыкающих друг к другу и крепко связанных. Они были врыты в землю под углом и торчали наружу, поддерживаемые также врытыми в землю деревянными подпорками, установленными таким образом, что центр тяжести находился чуть ниже места соединения. Верхушки кольев были заострены. Единственный вход внутрь представлял собой отверстие размером три на три фута. Изнутри оно плотно закрывалось чем-то вроде огромной пробки из сложенных вместе бревен.

Войдя в деревню, мы были встречены толпой воинов и женщин. Я не заметил признаков враждебности на их лицах. Когда же Чал-аз поведал о том, как я его спас, ко мне стали относиться с настоящей теплотой. Судя по всему, он пользовался немалой популярностью среди своих сородичей. Меня и Аджор буквально задарили местными «сувенирами», среди которых были ожерелья из зубов тигра и льва, прекрасно выделанные шкуры и глиняная посуда, чудесно разрисованная, а также масса всяких съедобных вещей. Все это буквально сыпалось на нас, вызывая ревнивое неудовольствие наблюдающего за нами Ал-тана.

Наконец, мы смогли уединиться в отведенной для нас хижине и поесть. Ужин наш состоял из жареного мяса и овощей, принесенных женщинами. Кроме этого, я впервые попробовал местного молока от настоящих коров сыра сделанного из молока диких коз.

Еще нас угостили медом, ржаным хлебом грубого помола, виноградом и молодым вином. С того момента, как я расстался с кают-компанией «Тореадора», это была, без сомнения, самая чудесная трапеза, напомнившая мне о чернокожем поваре Тайлера-старшего, творившем настоящие чудеса, — в его руках обыкновенная свинина превращалась по вкусу в курицу, курица же вообще являла собой пищу богов.

Глава V

После ужина я закурил и блаженно растянулся на куче шкур, сваленных близ порога. Аджор примостилась рядом, положив голову мне на плечо. Меня наполняло чувство глубокого покоя. Впервые с того момента, когда мой гидроплан пролетел над окружающими Каспак скалами, я ощущал себя в полной безопасности. Рукой я тихонько погладил бархатную щечку девушки, которую сегодня признал своей перед свидетелями, затем пышные волосы, стянутые золотой заколкой. Перехватив мою руку своими нежными пальчиками, Аджор поднесла ее к своим губам. И вот тогда я впервые за все время дал волю своим чувствам: обнял девушку и в долгом-долгом поцелуе прижался к ее губам. Мы были одни, и до утра хижина должна была стать нашим домом.