Воскресное утро - Михаил Алексеев

Позже стало известно, как отвоевали шесть самолетов Бобруйского аэродрома под Минском. Четверка МиГов во главе с генерал-майором Красавиным за две атаки развалила строй бомберов, обратив их в бегство. Попытка «мессеров» защитить их привела лишь к ослаблению сил, связывавших истребители 160-го полка, и позволила им атаковать в свою очередь бомбардировщики, потерявшие строй. В этой атаке 160-й полк возглавлял сам командир 43-й иад генерал-майор Захаров, сбивший «мессер» и «юнкерс». Минутами позже к ним на помощь пришла пара И-16 командования 161-го полка. После развала строя бомбардировщиков четверка МиГов разделилась – Красавин с ведомым придавили сверху «мессеров», не давая им возможности использовать преимущества в вертикальном маневре и заставляя вести бой с «чайками» и «ишаками на виражах, а вторая пара с его замом по летной подготовке, обогнав «юнкерсов» атаковала самых шустрых, отрезая им путь на запад. Но тут немцы попытались схитрить. Когда 160-й полк и помощь из Бобруйска оказались связанными боем, с севера на Минск пошла колонна двухмоторных бомбардировщиков. Приятный женский голос предупредил всех слышавших ее о запрете входа в зону Минской ПВО. Разрешено было только группе «Фантомаса» – такой оригинальный позывной взял себе Красавин. Пара Красавина откликнулась и, бросив на добивание «Чайкам» и «ишакам» остатки первой колонны, атаковала вторую. За ними же, с запада, шла вторая пара МиГов. В этот раз они не уклонились от боя с истребителями и немцы в очередной раз за сегодняшний день почувствовали себя мальчиками для битья. Отличие было лишь в том, что днем они лишь эпизодически попадали под огонь МиГов, а сейчас по отношению к ним проявлялся целенаправленный геноцид. Причина этого крылась в простой арифметике и просьбе начальника ПВО Минска полковника Маринина, которого душила жаба тратить ракеты «Ос» на такую мелочь как «мессершмитт». Он логично предполагал, что снаряды 23 мм и даже 37 мм – гораздо дешевле ракеты, и самое главное – их можно тут сделать, а вот его изделия вряд ли. Стрелять предполагалось в глубину строя и как минимум по ведущему тройки. В этом случае резко повышался шанс поражения ракетой сразу нескольких самолетов. Летчики «мессеров» и экипажи «юнкеров» всего этого не знали. И если первые самоотверженно погибали, пытаясь собой закрыть доступ к бомбардировщикам и надеясь хотя бы зацепить кого-нибудь из «быстрых дьяволов», то вторые, уважая бесстрашие своих товарищей, надеялись отомстить, разбомбив город и, если повезет, убить ту сучку, которая сидит на русском радаре и наводит на них свои истребители. Они ее никогда не видели, но успели возненавидеть за один день на всю жизнь. Но подчиненная полковника Маринина, тридцати лет и довольно симпатичная барышня, по имени Ольга, ничего этого не только не знала, но даже не подозревала о столь острых чувствах со стороны множества мужчин, относясь к этим меткам на экране как надоедливым комарам. Что, в конечном счете, было достаточно правдоподобно. Потому как она знала, что их ждет, а экипажи бомбардировщиков – еще нет. У комаров, кстати, вероятность выживания была гораздо больше. Минутами позже, когда их самолеты начали взрываться и разваливаться в воздухе, и экипажи увидели несущуюся к ним на дымных хвостах безжалостную смерть, они поняли, как ошибались в определении их шансов на выживание по сравнению с летчиками «мессеров». Когда за первые секунды колонна уменьшилась на треть, большинство остальных экипажей, открыв бомболюки и разгружаясь прямо в вираже, попыталось развернуться и на максимальной скорости уйти из зоны поражения. Однако и вслед им летели, оставляя дымный след ракеты. И живые с удивлением и страхом смотрели как за маневрирующим самолетом, повторяя его траекторию и быстро настигая, летит смерть. И то, что эти дымные чудовища не трогали летавших среди всего этого кошмара «быстрых дьяволов», уничтожая только немецкие машины, вызывало мистический ужас. Эфир заполнили крики людей потерявших самообладание. Летчики экипажами и одиночками без команды стали выбрасываться с парашютами. Неизвестно, что думали на их аэродромах те, кто их отправил на это задание и сейчас слышавших крики в эфире, но наверняка в их головах рождались образы один страшнее другого и мало похожих на действительность. Второй раз за сегодняшний день элита немецкой нации встретилась с непреодолимым ужасом, уничтожавшим их безжалостно и неотвратимо. Это уже не считая «быстрых дьяволов», терзавших Люфтваффе с утра.

В 20 часов с восточных аэродромов Белоруссии стали подниматься бомбардировочные полки ВВС Западного фронта и Дальней авиации. По пути на запад к ним присоединились сильно потрепанные, но еще боеспособные полки истребительных дивизий. В 21 час с аэродрома Бобруйск стартовали все реактивные эскадрильи, включая разведчиков. В 22 часа началась почти одновременная атака на аэродромы 2-го Воздушного флота. На аэродром выделялась четверка реактивных МиГов, которые без труда расправились с истребительным прикрытием. А далее, из каждой четверки пара МиГов, вооруженных ракетами С-24 класса «воздух-земля» с осколочными боевыми частями атаковали обозначившуюся МЗА аэродромов с безопасного расстояния. Вторая пара уже без противодействия стала расстреливать стоящие на стоянках самолеты Люфтваффе НУРСами. К моменту окончания атаки реактивных МиГов подошли бомбардировщики, вывалившие осколочные бомбы тоже на стоянки и здания, в районе аэродрома. Попытки поднявшихся с не атакованных аэродромов истребителей помешать работе бомбардировщиков, немедленно пресекались объединенными силами советских реактивных и поршневых истребителей. Последние атаки бомбардировщики совершали уже в темноте июньской ночи, ориентируясь по пожарам на земле. 1000 самолетов Дальней авиации в это время наносили удары по железнодорожным узлам, заводам синтетического бензина и топливным хранилищам, местоположение которых удалось установить советской разведке.

Садились полки на свои аэродромы уже при свете посадочных прожекторов, не опасаясь удара возмездия. Для страховки последними самолетами, вошедшими в зону действия РЛС, были реактивные МиГи, оборудованные системами «свой-чужой». Все входящие в зону после них априори считались потенциально опасными и при приближении к Минску или Бобруйску подлежали уничтожению ЗРК ПВО «Оса». Маршрут, высота и время возврата самолетов Дальней авиации был согласован заранее и лежал в стороне от радиуса действия «Ос».

Ночь с 22 на 23 июня 1941 года

Первый день войны в воздухе завершился. Стороны подводили итоги.

В Штабах ВВС, а ныне еще не оформленные приказом, но уже собранные в одних руках, Воздушных армиях Северо-Западного и Юго-Западного фронтов, царила если не паника, то уныние точно. Не ожидало командование таких ожесточенных и кровопролитных боев, столь массированного и умелого применения противником авиации. Однако Жигарев, к озвученным цифрам своих потерь и оценочным данным потерь Люфтваффе, отнесся достаточно спокойно и даже проявил осторожный оптимизм на завтрашний день. Просто он знал цифры побед и потерь в той истории и видел положительную разницу – результат усилий последней недели перед войной. Воздушные флота Групп армий «Север» и «Юг» также расплатились за успехи первого дня третью своей авиации каждая. На этом фоне очень успешными выглядели боевые действия формируемой Воздушной армии Западного фронта. Наши потери составили четверть от численности истребительной авиации фронта, при том, что было уничтожено в воздухе и на аэродромах до половины всей авиации 2-го Воздушного флота и в основном бомбардировочной. Еще день таких боевых действий – и 2-й ВФ потеряет способность пробивать дорогу своим танковым клиньям. Две трети сбитых в воздухе и сожженных на земле немецких самолетов приходилось на счет 1-го Особого корпуса ВВС РГК. Немцы ничего не смогли противопоставить советским реактивным истребителям. Копец также доложил о разгроме, устроенной двумя батареями ЗРК «Оса» ПВО Минска немецким бомбардировщикам. Похвалил работу РЛС Минска и Бобруйска. С ними ВВС фронта стали зрячими и реагирование на появления в зонах противника стало действительно достойно самого быстрого рода войск – авиации. Жигарев уже задумывался о вариантах переброски Корпуса на другие направления после установления превосходства в небе Западного фронта. Еще сильнее он ощутил необходимость быстрейшего изготовления снарядов для пушек МиГов. Нельзя было допустить, чтобы такая техника простаивала. Одновременно у него возник вопрос – а что же предпримут немцы после встречи с реактивной советской авиацией? Он тут же его отбросил – пусть это будет их головная боль. У него хватает и своей. Но, чтобы голова у немцев болела подольше нужно осваивать знания потомков как можно быстрее. И он, несмотря на ночь, начал обзванивать конструкторов КБ Микояна, оружейника Нудельмана, конструктора Климова и наркома боеприпасов Горемыкина П. Н., давая краткую справку каждому из них, как показали себя реактивные машины и, уточняя, как продвигаются дела в решении их задач. Он понимал, что за прошедшие дни вряд ли конструктора КБ МиГ и Климов далеко продвинулись, однако хотел добиться, чтобы они понимали как важно то, чем они занимаются для фронта. Порадовал его Нудельман, уже изготовивший чистовики чертежей НР-23 и Н-37 и нарком боеприпасов Горемыкин П. Н., заявивший, что уже готова оснастка для изготовления снарядов к этим пушкам, и в ближайшие дни один из заводов, выпускавший снаряды для пушек ВЯ будет переориентирован на новую продукцию. Это значило, что они успеют начать выпуск снарядов, прежде чем закончатся запасы у потомков. Немного погодя, должен был начаться выпуск авиапушек НР-23 и Н-37, которые по своим характеристикам должны были усилить вообще всю советскую истребительную и штурмовую авиацию. Далее Нудельману придется заниматься пушкой ГШ-23, которыми Жигарев планировал вооружить бомбардировщики.